[60], коренным образом отличается от Кролика [61] из упомянутого ранее цикла. Поскольку хоть переосмысление мифа и редко бывает полным и некоторые детали остаются без изменений или трансформируются лишь частично, тем не менее так появляются похожие истории со множеством расхождений.
Одного примера должно быть достаточно. В первоначальной версии мифа об обряде исцеления [62] Кролик подозревает праматерь-Землю в том, что ей претит его желание сделать людей бессмертными. Она защищается и говорит, что ее мнение продиктовано объективными и реалистичными представлениями. Спросим, почему Кролик подозревает Землю или почему Земля против бессмертия людей? Но бессмысленно искать здесь тонкую психологическо-литературную подоплеку. Объяснение относительно простое. В самом цикле о Кролике Земля предстает сестрой злых духов, и она часто противодействует борьбе с ними. Несмотря на полное переосмысление роли Земли в первоначальной версии мифа, остается эта единственная отсылка к ее прежнему значению, и она используется для отрицания того, что по природе вещей не может не отрицаться.
В качестве примера трансформации приведем начало цикла о Близнецах, а именно историю об их рождении. Эту историю с незначительными изменениями рассказывают не только у виннебаго, но и у многих других народов. Рождение Близнецов – неизменная составляющая этого мифа. Тем не менее в эпосе виннебаго «Дети солнца» этот эпизод претерпел коренные изменения, и выглядит следующим образом:
Затем мальчики покинули поселение гром-птиц. Они снова странствовали по всему миру и вскоре оказались у домика, где жили муж с женой. Говорят, мужчина был великим охотником. Хоть он и его жена и жили как обычные люди, но они были духами, пришедшими из потустороннего мира, чтобы научить людей своим премудростям. Из-за своей природы они никогда не испытывали недостатка в пище.
Странники возлегли с женщиной, и она понесла. Ее муж был счастлив. Незадолго до того, как пришло ее время, у женщины начались сильные боли. Ее муж сам заботился о ней. Когда она наконец разродилась, мужчина взял младенца на руки, омыл его водой и положил в переносную люльку, которую сам смастерил. Пока он занимался ребенком, его жена сказала ему: «Я слабею, в моей утробе остался еще один ребенок». Пытаясь дать ему жизнь, она умерла. Мужчина не знал, что делать. Ребенок все еще двигался в утробе матери. Мужчина сел около жены. Он горевал о ребенке, так и не увидевшем свет, но что он мог сделать? Он не мог ничего изменить. Внезапно он услышал, как ребенок плачет внутри утробы: «О нет, я в такой беде! Что я могу поделать?» Мужчина понимал, что его жена мертва: «Поскольку его мать мертва, не будет беды в том, чтобы освободить дитя из ее утробы». Мужчина взял нож, разрезал жене живот и достал ребенка. Но как только он это сделал, новорожденный перестал дышать. «О нет! Почему он не выжил? Ради чего я осквернил тело жены?» Он завернул тельце в белую шкуру оленя и отнес его ко пню на берегу озера, там во впадине он похоронил жену и ребенка.
Как же объяснить эту фундаментальную трансформацию основного сюжета? Что ж, это нетрудно. В «Детях солнца» герои рождаются трижды: сначала как дети солнца, во второй и третий раз у людей. В своем первом воплощении они похожи на свою версию из цикла о Близнецах, уже упомянутого ранее. Их характер и поведение определяются их первым воплощением. Поскольку они уже прописаны в первоначальной версии мифа, никакого второго подробного описания не требуется. Дедушка-людоед противоречил бы их божественному происхождению. Однако, с другой стороны, нельзя говорить о Близнецах без привязки к тому, как они родились. Это фундамент для всего цикла. В зависимости от того, нуждается ли мать в помощи при рождении ребенка, умирает ли она при родах, заменяется ли фигура отца людоедом, происходит моральный выбор вскрывать или нет чрево матери. И так получается интересная трансформация, упомянутая выше.
О том, что изменения продиктованы литературными требованиями и сюжетом, свидетельствует тот факт, что была изменена только эта часть цикла о Близнецах. В остальном история схожа с упомянутой выше протоверсией цикла. За тем единственным исключением, что эпизод с бегством отца был переосмыслен, и он направляется в деревню к своей жене.
Влияние одних мифов на другие считают третьим фактором, вызывающим изменения в сюжете. Смешение мифов приводит не только к слиянию образов героев, как это случилось с циклами «Дети Солнца» и «Близнецы», но и к другим менее значимым заимствованиям. Например, отчаянный плач Кролика [63] в протоверсии мифа об обряде исцеления, когда из-за своего любопытства и недоверия Кролик впустил в мир живых смерть. Плач здесь кажется неуместным и чрезмерным. Однако его нельзя отнести к уже встречавшимся в цикле о Кролике ничем не обоснованным эпизодам. Чтобы найти объяснение, необходимо обратиться к мифу «Святой» [64], где герой скорбит о своем убитом брате. Рассказчик мифа о происхождении обряда исцеления объединил образ Кролика с образом святого. Кролик так отчаянно плачет только потому, что некогда так же плакал святой.
Таким образом, из приведенных примеров становится понятно, что некоторые мифы и народные сказки избежали литературной переделки. А неопределенное количество мифов претерпело изменения в связи с теми или иными священными или мирскими нуждами.
К счастью, вторичные, вызванные литературными и ритуалистическими мотивами переделки мифов достаточно легко обнаружить, поэтому периодизация мифов виннебаго не считается невыполнимой. В правильной хронологии здесь опубликовано четыре цикла. Оставшиеся без правок или не подвергшиеся значительному литературному или ритуалистическому переосмыслению мифы, несомненно, относятся к древнему слою мифологии, а большинство мифов о происхождении различных ритуалов и церемоний в их состоянии на настоящий момент – к новейшему. На эти две группы можно также разделить проскальзывающие в мифах мотивы, темы, эпизоды, сюжетные повороты, типы поведения, установки и характеры героев. Поскольку перечисленные составляющие мифов могут существовать независимо от них, то миф не может считаться древним или новейшим в зависимости от первого упоминания того или иного элемента. В последних ворак и описаниях исторических событий можно встретить попадавшиеся ранее темы и эпизоды.
Из всего вышеперечисленного можно прийти к простым выводам. Большую часть повествований виннебаго, подобных упомянутым четырем циклам, нельзя считать мифами, как мы не можем считать таковыми «Илиаду», «Одиссею» и «Песнь о Нибелунгах». Четыре цикла виннебаго – это сложные прозаические эпопеи, которые видоизменялись на протяжении многих поколений. Архаичные элементы и устаревшие взгляды сосуществуют здесь с современным видением, часто встречаются образцы сознательных архаизмов. Из-за отсутствия исторических данных невозможно должным образом объяснить, как это произошло. Тем не менее благодаря сведениям, полученным у виннебаго, родственных им или, наоборот, далеких от них в языковом и культурном плане народов, складывается общая картина.
У виннебаго длинная и противоречивая история, богатая на взлеты и падения еще с доколумбовой эпохи. Их земли находились далеко к югу от региона, в котором они впервые столкнулись с французами (Грин-Бей, штат Висконсин), вероятно, где-то у истока реки Огайо. Как и все племена североамериканских индейцев, за исключением проживающих на юго-западе, они промышляли рыбной ловлей и охотой. Так продолжалось до 1000–1100 годов. Они, должно быть, чрезвычайно рано вступили в контакт с развитой сельскохозяйственной цивилизацией, но у них так и не сложился полноценный диалог культур. Эта связь не разрушила, а полностью изменила структуру общества и его устои. Невозможно с точностью определить, когда и почему они мигрировали к северу и западу от первоначального места обитания. Нельзя утверждать, что миграция была до 1400, возможно, она случилась спустя столетие. Виннебаго, без сомнения, переселились в Грин-Бей, пройдя через Западный Мичиган, после того как были отрезаны от родственных в культурном и языковом плане айова, отто и миссури. Во время путешествия на север виннебаго вступили в тесные отношения с представителями центральной алгонкинской группы индейцев, которая тем временем сосуществовала с более развитыми племенами нижнего течения Миссисипи. Связь с последними тем не менее не была столь же всесторонней, как отношения с виннебаго. Она помогла сохранить те составляющие культуры виннебаго, которые оставались со времен доаграрного общества. Когда виннебаго обосновались в Грин-Бее, они на протяжении века оставались в изоляции от частично освоивших агрокультуру центральных алгонкинских племен и контактировали с представителями менее развитой культуры из той же языковой группы. Впоследствии виннебаго вели бесконечные войны с соседними племенами. Изоляция заставила виннебаго сосредоточиться на внутреннем развитии, реорганизовать и переосмыслить многое из того, что легло в основу их самобытной культуры.
Многочисленные контакты с другими культурами, все эти нововведения, преобразования и переосмысления привели к различным изменениям в структуре общества виннебаго, их религии, церемониале, мифологии и литературе. Из-за необходимости переосмысления в мифах вайкан можно найти отголоски изменений от взаимодействия с дружественными и враждебными племенами. Случалось, что новым поколениям срочно требовалось подобное переосмысление мифов для лучшего их понимания. В некотором роде желание осовременить мифы стало литературным стилем. Именно этим процессом в значительной степени объясняется то влияние, которое определенные стилистические черты ворак оказали на вайкан, легкость, с которой