– ТОГДА ВЕРА ВО ЧТО?
– Просто вера, и все. Вера в общем.
Смерть подался вперед. Колеблющееся пламя свечи отбросило на гладкий череп новые тени.
– ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ ЛЕГКО БЫТЬ СМЕЛЫМ. ПОДОЗРЕВАЮ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ТЫ ВЕРИШЬ В ПЛАМЯ, – ухмыляясь, сказал он.
Тоже наклонившись, матушка задула свечу. После чего опять скрестила руки на груди и яростно уставилась в темноту.
Спустя некоторый промежуток времени голос произнес:
– НУ ХОРОШО, ТЫ ДОКАЗАЛА, ЧТО ХОТЕЛА.
Матушка чиркнула спичкой. Яркое пламя снова озарило сидящий напротив скелет.
– Ну, – произнесла она, заново зажигая свечу, – мы что тут, всю ночь будем рассиживаться? За сколькими жизнями ты пришел?
– ЗА ОДНОЙ.
– Но за чьей именно? За коровьей? Смерть отрицательно качнул черепом.
– А коровья жизнь не сойдет?
– НЕТ. ЭТО ОЗНАЧАЛО БЫ ИЗМЕНИТЬ ХОД ИСТОРИИ.
– Но что есть история? Изменчивость – ее суть.
– НЕТ.
Матушка откинулась назад.
– Тогда я бросаю тебе вызов. Игрой. Это традиция. Это разрешается.
Мгновение Смерть молчал.
– ЭТО ПРАВДА.
– Хорошо.
– БРОСАТЬ МНЕ ВЫЗОВ ПОСРЕДСТВОМ ИГРЫ РАЗРЕШЕНО.
– Да.
– ОДНАКО… НАДЕЮСЬ, ТЫ ОТДАЕШЬ СЕБЕ ОТЧЕТ В ТОМ, ЧТО ДЕЛАЕШЬ? ВЕДЬ ЧТОБЫ ВСЕ ВЫИГРАТЬ, ТЫ ДОЛЖНА ВСЕ ПОСТАВИТЬ НА КОН.
– Все или ничего? Да, это правило мне известно.
– И ЕЩЕ. МЫ ИГРАЕМ ВО ЧТО УГОДНО, НО НЕ В ШАХМАТЫ.
– Честно говоря, я и сама шахматы терпеть не могу.
– И НЕ В ДУРКЕРА. Я ТАК И НЕ СМОГ РАЗОБРАТЬСЯ В ЕГО ПРАВИЛАХ.
– Согласна. А как насчет покера? Каждому сдается по пять карт, менять не разрешается. Как говорится, смерть наступит быстро и безболезненно.
Смерть тщательно обдумал матушкино предложение.
– ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТУ СЕМЬЮ? – неожиданно спросил он.
– Нет.
– ТОГДА ПОЧЕМУ?
– Слушай, мы так и будем чесать языками? Либо играем, либо нет.
– НУ ЧТО Ж, ЛАДНО…
Взяв колоду, матушка, не опуская взгляда и все время улыбаясь Смерти, перетасовала ее. Сдав по пять карт себе и партнеру, она потянулась за своей сдачей…
Как вдруг ей в запястье вцепилась костлявая рука.
– НО СНАЧАЛА, ГОСПОЖА ВЕТРОВОСК, МЫ ОБМЕНЯЕМСЯ КАРТАМИ.
Взяв карты, он поменял их местами и приглашающе кивнул матушке.
– ГОСПОЖА?
Мельком глянув на свои карты, матушка бросила их на стол.
– ЧЕТЫРЕ ДАМЫ. ГМ-М-М. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ СДАЧА.
Смерть изучил свою «руку», после чего снова посмотрел в бесстрастные голубые глаза матушки Ветровоск.
Некоторое время ни один из них не шевелился.
Наконец Смерть выложил свою «руку» на стол.
– Я ПРОИГРАЛ, – произнес он. – У МЕНЯ ЧЕТЫРЕ ДВОЙКИ.
Еще пару секунд он продолжал вглядываться в глаза матушки. В глубинах его глазниц горели точки синего пламени. А потом – или это матушке только показалось? – одна из точек на кратчайшую долю мгновения погасла и тут же загорелась вновь.
Кивнув, матушка протянула Смерти руку.
Она всегда гордилась своей способностью оценивать людей по взгляду и рукопожатию. Пальцы, которые сжали ее руку, были очень холодными.
– Бери корову, – произнесла она.
– ЭТО ЦЕННОЕ СУЩЕСТВО.
– Но кто знает, кем в будущем станет этот младенец?
Смерть встал и потянулся за косой.
– ОЙ! – вдруг поморщился он.
– Ага, – добродушно кивнула матушка Ветровоск. Атмосфера стала не такой напряженной, и можно было перейти на более светский тон. – То-то, я вижу, ты как-то неловко действуешь этой рукой. Будто бы бережешь ее.
– БЫВАЕТ… МОНОТОННАЯ РАБОТА, ОДНИ И ТЕ ЖЕ ДВИЖЕНИЯ И ВСЕ ТАКОЕ. ПОБАЛИВАЕТ ИНОГДА.
– Если вовремя не предпринять мер, потом будет хуже.
– НАСКОЛЬКО ХУЖЕ?
– Хочешь, я посмотрю?
– ТЫ ПРАВДА В ЭТОМ РАЗБИРАЕШЬСЯ? ЧЕСТНО ГОВОРЯ, В ХОЛОДНЫЕ НОЧИ ОНА УЖАСНО НОЕТ.
Поднявшись со своего места, матушка попыталась было ощупать больное место, но ее пальцы сомкнулись вокруг воздуха.
– Послушай, тебе придется немного уплотниться. Иначе я вряд ли смогу чем-нибудь помочь.
– ТЫ ЧТО, И МНЕ ПРОПИШЕШЬ ЦУКРОЗУ С АКВОЙ, ПО ОДНОЙ ЛОЖКЕ ТРИ РАЗА В ДЕНЬ?
– Подслащенную воду? О нет, ты же сам знаешь, это только для неверующих. Ну же, давай, закатывай рукав. И не веди себя как маленький мальчик. Чтобы причинить тебе вред, нужно очень постараться, ты ведь все-таки Смерть.
Пальцы матушки коснулись гладкой кости. Ничего особенного, щупала она руки и похуже. На этих, по крайней мере, плоти нет и никогда не было.
Она помассировала кость, немножко подумала, потом ухватилась покрепче, резко повернула…
Послышался щелчок.
– ОЙ!
– А теперь попробуй, как там, у плеча.
– Э-Э. ГМ-М. ДА. И В САМОМ ДЕЛЕ, ТЕПЕРЬ МОЯ РУКА ХОДИТ КУДА СВОБОДНЕЕ. ДА, ТОЧНО. НУ НАДО ЖЕ! БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО.
– Если опять начнет беспокоить, ты знаешь, где меня найти.
– СПАСИБО. БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО.
– Собственно, ты найдешь кого угодно и где угодно. Но лучше всего заходи утром во вторник. В это время я обычно дома.
– Я ЗАПОМНЮ. ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО.
– Значит, договорились. Тебя я принимаю по вторникам. В другие дни постарайся не заглядывать. Ты все-таки не совсем обычный посетитель. Не хочется лишний раз встречаться. Без обид.
– СПАСИБО.
Смерть двинулся прочь. Мгновение спустя с того места, где лежала корова, донесся едва заметный вздох. Это и еще то, как кожа слегка осела, отметило переход от живого животного к остывающему мясу.
Матушка взяла на руки мальчика и положила руку ему на лоб.
– Жара больше нет, – произнесла она.
– ГОСПОЖА ВЕТРОВОСК? – окликнул Смерть уже от двери.
– Да?
– Я ПРОСТО ДОЛЖЕН ЗНАТЬ… А ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ Я… ВЫИГРАЛ?
– В карты, ты имеешь в виду?
– ДА. ЧТО БЫ ТЫ ТОГДА ДЕЛАЛА?
Осторожно положив младенца на солому, матушка улыбнулась.
– Ну, для начала, – призналась она, – я сломала бы тебе твою чертову руку.
Агнесса долго не могла заснуть: на новом месте всегда плохо спится. Большинство ланкрцев, как гласит пословица, ложатся с петухами, а встают с коровами[89]. Но она присутствовала на вечернем представлении, а потом смотрела, как убирают декорации, как уходят актеры (или, в случае с младшими хористами, как их уводят в комнатушки в самых дальних закоулках здания). И вскоре не осталось никого, кроме Уолтера Плюма и его матери, которые убирали сцену после представления.
Агнесса направилась к погруженной в сумерки лестнице. Те немногие свечи, что еще горели в зрительном зале, достаточно разбавляли мрак, чтобы можно было различить колыхание теней у ступенек.
Лестница начиналась у задника сцены. От падающего занавеса ее отделяли лишь хрупкие поручни, и вела она не только на чердаки и склады, размещающиеся на верхних этажах. Эта лестница была также единственным путем к скрытым от глаз, вознесенным к потолку Оперы площадкам, на которых люди в плоских шляпах и серых комбинезонах с помощью всевозможных блоков и приспособлений творили магию театра…
На одном из помостов над сценой маячила фигура. Агнесса различила ее только потому, что фигура вдруг шевельнулась. Человек стоял на коленях, во что-то вглядываясь. Во мрак.
Агнесса сделала шаг назад. Лестница скрипуче запела.
Фигура подскочила. Вспыхнул квадратный зрак желтого света. Луч пригвоздил Агнессу к кирпичной стене.
– Кто там? – она подняла руку, защищая глаза.
– А там кто? – ответствовал голос. И через мгновение: – О!… Пердита?
Человек двинулся к ней. Следуя его шагам, широкими взмахами перемещался и луч света.
– Андре? – спросила она.
Ей очень хотелось попятиться назад, но отступать было некуда, разве что сквозь кирпичную кладку.
И внезапно он оказался вместе с ней на лестнице, вполне обычный человек, вовсе не тень, и в руке он держал очень большой фонарь.
– Что ты здесь делаешь? – осведомился органист.
– Я… я просто шла спать.
– Ах да. – Он сразу немного расслабился. – Кое-кто из ваших живет в комнатках наверху. Администрация сочла, что так будет безопаснее, чем если бы вы возвращались домой по ночному Анк-Морпорку.
– А ты что здесь делаешь? – Внезапно Агнесса осознала, что, кроме них, за сценой уже никого не осталось.
– Я… я осматривал место, где Призрак пытался задушить Крипса.
– Зачем?
– Чтобы удостовериться, что сейчас все в порядке. Для чего же еще?
– А разве работники сцены об этом не позаботились?
– О, ты же знаешь этих типов. Я решил, что лучше будет удостовериться самому.
Агнесса перевела взгляд на фонарь.
– Никогда не видела такой огромной лампы. Как тебе удается так быстро его зажигать?
– Ну, гм… Это фонарь с затемнителем. Видишь створку? – показал он. – Ее можно опустить или поднять…
– Наверное, очень полезная вещь. Лазаешь в темноте, а тебя никто не видит…
– Зачем ты ехидничаешь? Я просто не хочу, чтобы нечто подобное повторилось впредь. Ты тоже начнешь оглядываться, когда…
– Спокойной ночи, Андре.
– Спокойной ночи так спокойной ночи.
Мигом взлетев по лестнице, Агнесса нырнула в свою спаленку. Ее никто не преследовал.
Подуспокоившись (на это ушло некоторое время), она скинула платье, надела здоровенную красную фланелевую палатку, иначе называемую ночной рубашкой, и прыгнула в постель, упорно противясь соблазну натянуть одеяло на голову.
И уставилась в темный потолок.
«Это глупо, – подумала она. – Сегодня утром он был на сцене. Никто не может передвигаться так быстро…»
Агнесса так и не поняла, удалось ли ей заснуть или волны сил только начали уносить ее в неведомые дали, когда она вдруг очнулась от еле слышного постукивания в дверь.
– Пердита?!
Из всех ее знакомых только один человек умел восклицать шепотом.
Встав с постели, Агнесса на цыпочках подкралась к двери и приоткрыла ее – самую чуточку, чтобы посмотреть, кто там. И в ее комнату тут же полуввалилась Кристина.