[132], тогда как вес Брайана составлял… где-то около ста двадцати фунтов[133]. Так вот, если хочешь превратить кого-то большого в нечто маленькое, надо сперва придумать, что делать с остальной массой, верно?
Она подняла с пола остроконечную шляпу волшебника.
— Ну как, Брайан, ты доволен? — спросила Тиффани.
Лягушонок, сидящий на куче одежды, поднял на нее глаза и сказал:
— Квак!
Закзак не смотрел на лягушку. Он не мог оторвать взгляд от того, что продолжало тихо булькать под потолком. Больше всего это походило на большой розовый воздушный шарик, наполненный водой. «Шарик» медленно колыхался.
— Ты убила его! — выдавил гном.
— Что? О нет. Всего лишь отделила то, что ему больше не пригодится, — сказала Тиффани. — Это, если угодно, запчасти Брайана.
— Квак! — сказал Брайан.
— Бульк! — сказало то, что раньше было им.
— Так вот, насчет скидки, — зачастил Закзак. — Думаю, десять процентов…
Тиффани повела палочкой, и за спиной у нее все хрустальные шары взмыли в воздух. Они принялись кружиться в очень красивом, блистательном и легкобьющемся танце.
— Но эта палочка на такое не способна! — выпалил гном.
— Разумеется, нет. Она ведь просто безделушка. А вот я — способна, — сказала Тиффани. — Девяносто процентов, ты сказал? Думай быстрее, я начинаю уставать. И удерживать запасного Брайана становится все труднее.
— Забирай все! — заорал Закзак. — Бесплатно! Только не расплещи его, ради всего святого!
— Нет-нет, что ты, я вовсе не хочу, чтобы ты разорился, — сказала Тиффани. — Девяноста процентов будет достаточно. Я бы предпочла, чтобы мы расстались… друзьями.
— Да! Хорошо! Я твой друг! Я вообще очень дружелюбный! А теперь, пожалуйста, верни его! Прошу тебя! — Закзак упал на колени, благо падать было недалеко. — Умоляю! Он ведь и не волшебник вовсе! Просто ходил в Университет на вечерние курсы выпиливания лобзиком! Они там комнату для занятий снимали, или как-то так. Он думает, я не знаю! Но он украдкой прочитал несколько книг по магии, стибрил балахон и шляпу и навострился говорить всякие мудреные слова — по мне, так чем не волшебник! Прошу тебя! Мне нипочем не нанять настоящего волшебника за такие деньги! Не делай ему ничего плохого, пожалуйста!
Тиффани взмахнула рукой. На миг им предстало зрелище еще более неприятное, чем то, которое привело к колыханию запасного Брайана под потолком, — и вот уже весь Брайан целиком и полностью стоит перед ними, беспомощно моргая.
— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — просипел Закзак.
Брайан моргнул:
— Что это было?
Закзак принялся лихорадочно его ощупывать:
— Эй, ты в комплекте? Ты больше не булькаешь?
— Руки убери! — Брайан оттолкнул его.
Аннаграмма застонала и открыла глаза. Увидев Тиффани, она попыталась одновременно подтянуть под себя ноги и попятиться от нее, и в результате поползла назад, как паук.
— Не делай это со мной! — завопила она в отчаянии. — Пожалуйста, не надо!
Тиффани догнала ее и рывком поставила на ноги.
— Я ничего тебе не сделаю, Аннаграмма, — сказала она весело. — Ты ведь мой друг. Мы все тут друзья! Ну разве не чудесно? Пожалуйста, пожалуйста, кто-нибудь, остановите меня…
Важно помнить, что пикеты — не домовые. Теоретически, если оставить для домовых блюдце молока, они помогут по дому.
А Нак-мак-Фигли… не помогут.
О да, они будут очень стараться, особенно если не оскорблять их чувства блюдцем с молоком. Они честно попытаются помочь. Но пикеты не очень хорошо понимают, как это сделать. Например, им невдомек, что застарелое пятно на подносе не исчезнет, сколько ни бейся об него головой.
И мало кто из хозяек обрадуется, увидев, как толпа Фиглей плещется в одной раковине с их лучшей фарфоровой посудой. Или как по полу туда-сюда катается дорогой кувшин, а пикеты в нем одновременно сражаются с налетом внутри и друг с другом.
Но когда тетушка Вровень убрала фарфор подальше, то решила, что Нак-мак-Фигли ей даже нравятся. Было в них что-то непотопляемое. И к тому же их ни капельки не смущала ее двойственность.
— А, эт’ ниче, — махнул рукой Явор Заядло. — В те времены, когда мы для Кральки грабили-тырили, мы зырили мир, где у всех было по пять тушек. Одни грамазды, другие мал-мал, чтоб сподручно разные делы делать.
— Правда? — удивилась тетушка.
— Ах-ха, а у самоей грамаздой тушки была огроменная левая рукса, нарочняк шоб банки с соленьями открутивать.
— Да, эти завинчивающиеся крышки бывают ужасно тугие, — согласилась тетушка.
— Мы ишшо и не такенных заморочных местов позырили, когда грабствовали для Кральки, — похвастался Явор Заядло. — Токо мы с этим повязали, потому что она коварная, злобунствующая, жадная эльфуха, вот!
— Ах-ха, и вовсе не потому, что нахрюксались выш-крыш к двум часам, а она узырила и вышвыркснула нас, как грят всякие чувырлы мммф, ммммф! — добавил Туп Вулли.
— Нахрюксались? — не поняла тетушка.
— Ах-ха… эт’ знатца… выдохнулись, вот! Прям с ног валились, так устали! — сказал Явор Заядло, крепко зажимая брату рот. — А ты поприкуси язык при даме, мала чучундра врушная!
— Э… спасибо, что все помыли, — сказала тетушка Вровень. — Хотя право же, не стоило…
— Ах, эт’ пустяковины! — радостно сказал Явор Заядло и отпустил Тупа Вулли. — А эти вашие черепочки наверняк можно склеить взад!
Тетушка Вровень посмотрела на часы без стрелок:
— Уже поздно. Что, собственно, вы намерены предпринять, господин Заядло?
— Чегой?
— У вас есть план?
— Ах-ха!
Явор Заядло принялся шарить в кожаном мешочке у себя на поясе. Почти все Фигли носят такие мешки, которые на их языке зовутся «спог»; никто не знает, что пикеты в них хранят, но известно, что иногда там попадаются интересные зубы.
Наконец ему удалось выудить сложенный во много раз клочок бумаги.
Тетушка Вровень аккуратно развернула бумажку.
— плн?
— Ах-ха! — с гордостью подтвердил Явор Заядло. — Мы сподготовились! Все чин по чину, на бумахе, буковами. Пы-лэ-эн. План.
— Э… как бы вам объяснить… — задумалась тетушка. — Ну, попробуем так. Вы примчались сюда на всех парусах спасать Тиффани от существа, которое нельзя увидеть, потрогать, учуять или убить. И что вы собирались делать, когда найдете его?
Явор Заядло почесал в затылке, отчего на пол посыпался град всякой всячины.
— Точняк, хозяйка, это мы как-то недотумкали.
— Хотите сказать, вы действуете наобум?
— Ах-ха! — просиял Явор Заядло. — В том-то и план! Мы завсегда наобумы впираем!
— А что потом?
— Ну, обычно нам сразу норовят люлей накидать, ну дык с этим мы на ходах разберемся!
— Конечно, сударь, но это существо находится в голове Тиффани!
Явор Заядло вопросительно посмотрел на гоннагла.
— «Сударь» — эт’ как господарь, токо фуфыристей, — перевел тот, и, предупреждая вопрос тетушки, пояснил ей: — В смысле, оченно почетно.
— А, дык мы ж могем ей в балду пролезнуть, ежли надыть, — сказал Явор Заядло. — Я-то надежился наперед успеть, но и на хвост ему седануть нае проблемо!
Лицо тетушки Вровень вытянулось от изумления. Вернее, оба лица.
— Вы хотите сказать, что можете проникнуть к Тиффани в голову?
— Ах-ха, — сказал Явор Заядло с таким беззаботным видом, словно делал это каждый день. — Мы куды хошь пролезнем и вылезнем. Токо из пивнух почему-то трудновасто бывает, а балда-то — плево дело.
— Извините, я что-то не понимаю. Речь идет о голове в прямом смысле? Как вы собираетесь туда забраться, через уши? — спросила тетушка.
И снова Явор Заядло взглядом попросил помощи у Билли. Тот очень удивился тетушкиному вопросу.
— Нае, хозяйка, через ухи никак. Слишком малые, — терпеливо принялся объяснять он. — Но мы можем проникать в другие миры. Мы ведь волшебенный народец как-никак.
Обе головы тетушки Вровень кивнули. И правда, Нак-мак-Фигли ведь, строго говоря, относятся к волшебному народцу, хотя, глядя на их нестройные ряды, легко об этом забыть. Все равно что наблюдать, как пингвины плавают под водой, и помнить, что на самом деле они птицы.
— И? — спросила она.
— Мы умеем пробираться в сны, — продолжал гоннагл. — А что такое разум, если не один сплошной сон?
— Нет, я это категорически запрещаю! — взвилась тетушка. — Я не могу допустить, чтобы вы шастали в мыслях юной девушки! То есть вы сами-то на себя посмотрите! Вы же все половозре… взрослые мужчины! Это как если бы… как если бы вы заглянули в ее дневник!
Теперь уже Явор Заядло уставился на ведьму непонимающим взглядом.
— Нды? — сказал он. — Мы почем здря зырили в ее дневнюх, и ниче.
— Вы заглядывали в ее дневник? — задохнулась от ужаса тетушка Вровень. — Но зачем?
Потом она поняла, что могла бы легко и сама догадаться, если бы дала себе труд подумать.
— Ну дыкс он ж запертый завсехды! — сказал Туп Вулли. — Ежли она не хочевала, чтоб туды зырили, чегой она тады заперла его и в ящик с носоками упрятила? Токо мы там все одно ниче ни бум-бум. Там сплошь словеса всяко-разные, мал-мал сердешки, цветики и все тако.
— Сердечки?! В дневнике Тиффани? — не поверила своим ушам тетушка. Но она быстро взяла себя в руки. — Как бы там ни было, вы не должны были туда заглядывать! А лезть в чужую голову — еще хуже!
— Роитель к ней в голову уже залез, — робко возразил Ой-как-мал Билли Мордаст.
— Но вы же сами говорите, что не можете ничего ему сделать!
— Зато она может. Нам надо только найти ее, — сказал гоннагл. — Ту малую чуточку, что еще остается ею. Если ее разозлить, она будет драться, как настоящий воин. Понимаешь, хозяйка, голова — она ведь сама по себе как мир. И нашая карга где-то в этом мире притаилась, смотрит своими глазами, слышит ушами, пытается докричаться до кого-нибудь. Она скрывается там от роителя, но он будет охотиться за ней, пока не споймает и не сломит…