— Дыкс эт’ оно и пыхнуло, нечевой не остатнулось, — ответил Явор Заядло. — Везукса, что оно у тебя было не последнее, а?
— Ты че, она ж вся в горестях, помягчей надыть, — прошипел ему Туп Вулли.
— Как можно смотреть на вещи только с одной стороны? — спросила тетушка Вровень, обращаясь к миру в целом. — Как я буду все успевать, если у меня только одна пара рук и одна пара ног? Как можно находиться только в одном месте в одно и то же время? Как люди умудряются так жить? Это ведь невозможно… — Она закрыла глаза.
— Эй, Вровень-хозяйка, ты нам нужна! — заорал Явор Заядло ей в ухо.
— Нужна, нужна, нужна… — пробормотала тетушка Вровень. — Ведьма всегда всем нужна. И никого не волнует, что нужно самой ведьме. Мы только отдаем и отдаем… Никто не исполнит желания феи-крестной, скажу я вам…
— Вровень-хозяйка! — крикнул Явор Заядло. — Щас не время хлопе в бесчувств!
— Я устала, — прошептала тетушка. — Я страшно, страшно нахрюксалась…
— Вровень-хозяйка! — не унимался Фигль. — Наша мал-мал грамазда карга щас там наверхах лежит, будто ей кирдыкс пришел, токо холодит, как лед, и потеет, как лошыдь. Она дракс-дракс с роевником у себя в балде! И ей туго! — Явор Заядло всмотрелся в лицо ведьмы и покачал головой. — Аухтахельвайт! Да она отклюксилась! Ну кыкс, рябя, волочим!
Как многие маленькие существа, Нак-мак-Фигли удивительно сильны для своего роста. И все же понадобилось целых десять Фиглей, чтобы поднять тетушку Вровень по лестнице, не набив ей шишек сверх необходимого. Правда, они использовали ее ноги как таран, чтобы открыть дверь в комнату Тиффани.
Девочка лежала на полу совершенно неподвижно, только время от времени у нее подергивалась то одна, то другая мышца.
Тетушку Вровень усадили и прислонили к стенке, как тряпичную куклу.
— А кыкс мы грамазду каргу в чувствия приведнем? — спросил Грамазд Йан.
— Грят, сунуть балду меж коленьев помогает, — неуверенно припомнил Явор Заядло.
Туп Вулли со вздохом обнажил меч:
— Ну, ежли нае лечебы помягше, подержите-ка ее хто-нить…
Ведьма открыла глаза, но в себя так и не пришла. С некоторым трудом сфокусировав взгляд на Фиглях, она улыбнулась им рассеянной и глуповатой улыбкой:
— Ой, феи!
— Ох ты ж, таперь она заговаривается, — расстроился Явор Заядло.
— Нет! Она думает, что мы феи, какими их верзуны воображевывают! — вмешался Ой-как-мал Билли Мордаст. — Мал-мал человечики с крылсами, порхают по цветиками, обнимаются с бабочками и всяко-тако!
— Чегой? Они что, феек в глазья не зырили? — поразился Грамазд Йан. — Фейки же хужее ос!
— Временей нет! — рявкнул Явор Заядло.
Он запрыгнул к тетушке Вровень на колено:
— Ах-ха, гжа, мы феечки из страны… — Он сбился и умоляюще посмотрел на Билли.
— Хрустальных Струй, — подсказал тот.
— Ах-ха, из страны Хрустральных Струй, эт-сам, а вот эта…
— Принцесса, — снова пришел ему на выручку гоннагл.
— Ах-ха, эта прынцесса лежит тут в бесчувствиях, потому что на нее накиднулись чучундры…
— Злые гоблины, — поправил Билли.
— Точнякс, голбины, и ей совсем худо, и мож, ты нас научнешь, как бы так ей сподмогнуть…
— Пока не притыгдымит на белом коняге, обмотанном простынями, прекрасный принц и не разбудит ее волшебенным поцелуем, — добавил Билли.
Явор с несчастным видом посмотрел на него, потом на тетушку, пребывающую в изумлении и задумчивости.
— Ах-ха, вот это самое, что мой дружищ Билли щас сказанул, — выдавил он.
Тетушка Вровень попыталась сосредоточить на нем взгляд.
— Какие-то вы уж слишком уродливые для фей, — заметила она.
Явор в отчаянии пустился сочинять на ходу:
— Те фейки, к которым ты привыкши, они все по милюсеньким цветикам порхают. А мы больше по крапивам, вьюнам, львиному заду да чертополоху. Ведь не токо красивистым цветикам фейки нужны, мерзявым тоже надыть, а то нечестно. Дыкс ты не могла б всеж-таки подмогнуть этой прынцессе, пока чучундры…
— Злые гоблины, — влез Билли.
— …Ах-ха, пока гоблины не возвренулись взад?
Тяжело дыша от волнения, он следил за лицом старой ведьмы. Похоже, мысли в ее голове понемногу зашевелились.
— Пульс учащенный? — невнятно спросила тетушка Вровень. — Ты говоришь, ее кожа холодная и в поту? Дыхание частое? Похоже на шок. Согрейте ее. Подложите что-нибудь под ноги, чтобы они лежали чуть выше, чем голова. Попробуйте устранить… причину… — Она вдруг умолкла и бессильно уронила голову на грудь.
Явор повернулся к Билли:
— Коняга в простынах? Хде набрал этой разбредовины?
— У Долгого озера был грамаздый дом, и я подслушивал из мышьей норки, как верзуны своим детям сказки читают, — сказал Ой-как-мал Билли Мордаст. — А однажды прокрался и заглянул в книжину позырить картинксы. И там были верзуны со щитами и на конягах, обмотанных цветными простынями, урыцари называются…
— Ладныть, хоть и разбредовина, а сработала, — перебил Явор Заядло.
Он посмотрел на Тиффани. Поскольку она лежала, он доставал ей макушкой аж до подбородка. Он словно расхаживал возле небольшого холма.
— Раскудрыть, не могу зырить нашую мал-мал каргу такой разникакой, — покачал головой Явор. — А ну кыкс тягаем сюды это одеядло с кловати! И усуньте поддуху ей под ноги!
— Э-э, Явор… — осторожно окликнул Туп Вулли.
— Нды? — Явор пристально смотрел на лежащую без чувств Тиффани.
— А кыкс мы пролезнем ей в балду? Путевод нужон.
— Ах-ха, Вулли, и я бум-бум, как мы все спровернем, потому что я свою балду для кумексанья запользовал! — сказал Явор. — Я ж часто нашую мал-мал грамазду каргу зырил, ах-ха? От то-то. Пробрякульку вишь?
Он протянул руку вверх. Серебряная лошадь лежала на груди Тиффани среди амулетов и темного блеска украшений.
— Ы? — не понял Вулли.
— Эт’ подарокс баронского сынка, — сказал Явор. — И она побрякульку не вышвыркснула. Разнарядилась вся, вродь-как отбрыкс тьмы, но что-то не дало ей коняжку бросить. И в ее балде она тож есть. Этая коняжка для нее важная. Надыть токо нафраннить на нее вертикамень[134], и коняжка отнеснет нас прям к нашеей карге.
Туп Вулли поскреб в затылке:
— Но она ж вродь на того сынка баронского пырилась тыке, будтыть он куча верзунская. Бывалоча, она топс-топс, а он мимо тыгдымит, так она нос вверхи задерет и вродь-как не узыривает верзунчика этого. Один раз аж пять и двадесят минутов ждала, чтоб не узырить его в упоры.
— Ах, мущщине нипочем ни бум-бум, что у красавки в балде творится, — с высоты своего опыта пояснил Явор. — Коняжка нас выведет!
Никто в точности не знает, как Нак-мак-Фигли перемещаются из одного мира в другой. Те, кто видел, как они это делают, рассказывают, что со стороны это выглядит так: Фигль чуть откидывается назад, вытягивает одну ногу далеко вперед, водит ступней из стороны в сторону — и исчезает. Они называют это «зобный шаг». Единственное пояснение, которого удалось добиться по этому поводу, звучало примерно так: «Тута главное — лодышку прально завернуть». Судя по всему, Нак-мак-Фигли способны волшебным образом перемещаться между любыми мирами, но не в пределах одного мира. Аля этого, утверждают они, у них есть ноги.
В черном небе висело солнце, только-только перевалившее за полдень. Солнце сияло, как жарким летним днем, заливая светом землю внизу, но небо было черным, как ночь, и беззвездным.
Так выглядел внутренний мир Тиффани.
Фигли огляделись по сторонам. Похоже, они стояли на холмах, округлых и зеленых.
— Она грит земле, что земля такое. Земля грит ей, кто она такая, — прошептал Ой-как-мал Билли Мордаст. — У ней и правда с головы не идет душа этой земли.
— Ах-ха, оно так, — согласился Явор Заядло. — От токо хде вся живность — бураны, птахсы?
— А мож, они… мож, они драпс-драпс с перепуг? — высказался Туп Вулли.
И правда, вокруг не было никаких признаков жизни. Неподвижность и тишина царили тут. Хотя Тиффани, для которой всегда было очень важно подобрать точное слово, сказала бы, что тут царило безмолвие. Безмолвие — не то же самое, что тишина. Это то, что можно услышать в полночь в большом соборе.
— Ладныть, ребя, — шепотом проговорил Явор Заядло. — Мы ни бум-бум, на че тута можно натыкнуться, так что крадемся на цыпках, как мыхи, ясно? Надыть сыскнуть мал-мал грамазду каргу.
Маленькие воины кивнули и двинулись вперед неслышно, как привидения.
Идти приходилось чуть в гору, впереди виднелись какие-то пригорки. Фигли настороженно подошли ближе, каждое мгновение ожидая нападения. Но ничего не произошло, и воины беспрепятственно вскарабкались на два небольших вытянутых кургана, пересекавшихся крестом.
— Верзунская работа, — заметил Грамазд Иан, когда они очутились наверху. — Прям как встарь, Явор.
Тишина впитала его слова без остатка.
— Мы ж в самой глуби балды нашеей мал-мал карги, — ответил Явор, нервно оглядываясь. — Почем знать, хто это навалял.
— Не по нутру мне оно, Явор, — сказал один из воинов. — Слишком уж тишно.
— Ах-ха, Чуть-в-уме Джорджи, слишком оно…
— Ты мое со-о-олнце, ты мое…
— Туп Вулли! — зарычал Явор, не оглядываясь на брата и по-прежнему осматривая странный мир вокруг.
— Ась, Явор?
— Че я те грил про вожмутительно не-по-до-ба-юс-чее поведенье?
— Это был опять тот-сам рядь, ах-ха?
— Тот-сам.
Они двинулись дальше, напряженно озираясь по сторонам. Вокруг по-прежнему царило безмолвие. Пауза, перед тем как грянет оркестр, затишье перед раскатом грома. Словно бы все маленькие тихие звуки холмов умолкли, чтобы уступить место одному огромному, оглушительному звуку, который вот-вот раздастся.
А потом они увидели Лошадь.
Они ее и раньше видели, на холмах. Но там она была вырезана на дерне, а тут… тут она парила в воздухе.