Затем Тиффани увидела. Глаза женщины на другой стороне площади блеснули золотым, всего лишь на мгновение. Заметив один раз, она замечала снова и снова — в глазах мальчика, девочки, мужчины с кружкой пива, проблеск перескакивал с одного лица на другое, чтобы наблюдать за Дурнем…
— Лето пришло! — сказала Тиффани и осознала, что отбивает ритм ногой; она осознала это после того, как тяжеленный ботинок осторожно, но твердо придавил ее ногу к земле. Ты, сидящая рядом, поглядела на нее невинными голубыми глазками, что на долю секунды стали ленивыми золотистыми глазами змеи.
— Так и должно было быть, — ответила Матушка Ветровоск и убрала свою ногу.
— Монетку на счастье, мисс? — раздался голос рядом с ней, сопровождаемый звоном мелочи в шляпе.
Тиффани повернулась и посмотрела в пурпурно-серые глаза. Лицо, с которого они смотрели, было морщинистым, загорелым и ухмылялось. И у него была золотая сережка.
— Медяк-другой от прекрасной леди? — выпрашивал он. — А может, серебро или золото?
Иногда, подумала Тиффани, ты просто знаешь, как следует поступить…
— Железо? — сказала она, снимая кольцо с пальца и кидая его в шляпу.
Дурень изящно вытащил его и подбросил в воздух. Глаза Тиффани проследили за кольцом, но каким-то образом оно оказалось не в воздухе, а заблестело на пальце Дурня.
— Железо пойдет, — сказал он и неожиданно поцеловал ее в щеку.
Его губы были только чуть-чуть холодными.
Фиглы столпились на галереях, но в кургане стояла непривычная тишина. Момент был очень важный. Честь клана была поставлена на карту.
В центре кургана лежала большая книга с красочными картинками, она была больше, чем Роб Всякограб. Ее немного испачкали грязью, когда тащили в курган. Робу бросили вызов. Все эти годы он считал себя героем, и затем карга из карг сказала, что не такой уж он и герой. Что ж, с каргой из карг не поспоришь, но он собирался принять вызов. О, айе, он примет вызов или он не Роб Всякограб.
— Где моя корова? — прочитал Роб. — Это моя корова? Она говорит чик! Энто… энто… цыпленок! Это не моя корова! И затем тут намалеваны парочка курей. Еще одна страница, верно?
— Верно, Роб, — ответил Билли Подбородище.
Собравшиеся фиглы радостно завопили, а Роб обежал вокруг книги, размахивая руками.
— И энта книженция намного сутужне, чем АВБГДЕйка, верно? — сказал он, совершив круг почета. — Та была легкая! Дюже предсказуемый сюжет. Кто бы ее ни написал, не больно-то он напрягался, на мой погляд.
— Ты про Алфавит? — спросил Билли Подбородище.
— Айе, — Роб Всякограб подпрыгнул пару раз и сделал неколько боксерских выпадов в воздух. — Есть что-нить покруче?
Гоннагль поглядел на стопку потрепанных книг, самыми различными способами собранных фиглами.
— Ну, вот эта под названием «Принципы современного счетоводства», - с сомнением произнес Билли.
— И энто дюже героическая книга для прочтения? — сказал Роб, бегая на месте.
— Айе. Возможно, но…
Роб Всякоргаб поднял руку, призывая к тишине и поглядел на Дженни, которая стояла, окруженная толпой маленьких фиглов. Она улыбалась ему, а его сыновья смотрели на отца в немом изумлении. Придет день, подумал Роб, когда они смогут подойти к самым длинным словам и дать им хорошего пинка. И никакие запятые и эти коварные точки с запятой не остановят их!
Он обязан быть героем.
— Энта книга мне по душе, — сказал Роб Всякограб. — Давайте ее сюда!
И он читал «Принципы современного счетоводства» все утро, но для интереса разбавлял сюжет драконами.
Примечание автора
Танец Морриса…
… по традиции его танцуют первого мая, отмечая начало лета. Происхождение этого танца довольно туманно, потому что его слишком часто исполняли перед кабачками, но в настоящее время он считается английским народным танцем.
В танце участвуют как мужчины, так и женщины, они обычно носят белые одежды с нашитыми колокольчиками. В США его тоже танцуют, несколько лет назад я сам был свидетелем, как в одном книжном магазине в Чикаго исполняли Темного Морриса.
Я выдумал Темного Морриса для другой книги, которая называется «Мрачный Жнец» (по крайней мере, я верю, что выдумал). Группа танцоров Морриса (официально ее называют фланг) облачилась в черное, специально для меня. Они танцевали его в полной тишине, идеально попадая в такт, без музыки и колокольчиков — обычного сопровождения «летнего» танца.
Танец был прекрасным, но у меня по коже забегали мурашки. Неплохо было бы исполнить его дома…
Терри ПратчеттЯ надену чёрное
Глава 1Классный мальца великучий пацан
— Ну почему? — размышляла Тиффани Болит, — почему людям так нравится шуметь? Что в шуме такого важного?
Совсем рядом нечто издавало звуки похожие на телящуюся корову. Оказалось — это престарелая шарманка, на которой играл какой-то оборванец в примятой сверху шляпе. Тиффани постаралась как можно тактичнее, бочком, отодвинуться подальше, но звук не отставал. Он был таким прилипчивым, что если ему позволить, он преследовал бы вас до самого дома.
Но то был всего лишь один из звуков в огромном котле царящей вокруг нее какофонии — и каждый из них порождался людьми, и каждый новый, в свою очередь порождался другими людьми, которые старались перешуметь остальных шумящих. Люди спорили о самодельных доилках, соревновались в вылавливании ртом из таза яблок и лягушек[145], подбадривали охочих до призов приятелей, хлопали блестючей девице на натянутой высоко над головой проволоке, громко расхваливали сахарную вату, и, не будем тыкать пальцем, напивались в стельку.
Воздух над зеленой долиной словно загустел от шума. Казалось, на одном холме собралось вместе население двух — трех городков. И вот теперь тут, где и случайный-то крик ястреба редко когда услышишь, был постоянно слышен крик едва ли не каждого. И все это вместе называлось «веселье».
Единственные, кто не издавал шума, были воры — домушники и карманники. Они работали в похвальной тишине, но не решались приближаться к Тиффани. Действительно, кто в здравом уме полезет в кошелек ведьмы? Вам повезет, если сохраните все пальцы на руке. По крайней мере, они так думали, а благоразумная ведьма всегда поддержит подобные страхи.
«Быть ведьмой значит олицетворять всех ведьм разом», — размышляла Тиффани Болит, прогуливаясь в толпе, ведя свое помело позади на длинной веревочке. Помело парило в паре футов над землей. Это немного беспокоило Тиффани. Все работало отлично. Однако, несмотря на это, поскольку вокруг была ярмарка, а на ней полным-полно малышни с шариками, которые точно так же были привязаны на концах веревочек, ей непрерывно казалось, что из-за метлы она выглядит немного глупо. А если одна ведьма выглядит глупо, из-за нее и все ведьмы выглядят глупо.
С другой стороны, если привязать помело к ограде, всегда найдется какой — нибудь сорванец, который отвяжет его и попытается оседлать. И, скорее всего, он отправятся прямиком в стратосферу, где обычно очень холодно, и пока она, теоретически, сумеет призвать метлу обратно, мамаши непременно станут очень нервными оттого, что их детки среди жаркого летнего денька превращаются в ледышки. А так поступать не очень красиво. Люди начнут болтать всякое, а люди всегда любят поболтать о ведьмах.
Она снова смирилась с тем, что приходится таскать метлу за собой. Если повезет, окружающие подумают, что подобным образом она решила присоединиться к всеобщему веселью.
Даже в столь обманчиво веселой штуке как ярмарка был задействован очень сложный этикет. К примеру, она ведьма — а что случится, если она вдруг позабудет чье-нибудь имя, или, хуже того, его перепутает? Что случится, если вы позабудете про все мелкие дрязги и распри, про людей, которые не разговаривают с собственными соседями и так далее, так далее, и еще дальше и глубже? Тиффани не было известно такое понятие как «минное поле», но если бы она его знала, то для нее оно звучало бы очень похоже.
Она была ведьмой. И на все деревни по всему Мелу она была единственной ведьмой. И не просто для родной деревни, а для всей округи до самой Ветчины-на-Ржи! А это добрый день пути отсюда.
Это была местность, которую ведьма считает своей собственной, и для проживающих на ней людей она делает все необходимое. Это называется владение, вроде фермерского надела. И ее владение было хорошим. Не всякой ведьме достается целое геологическое обнажение, даже если оно почти полностью покрыто травой, а трава — овцами. Кстати, сегодня пасущиеся в долине овцы были предоставлены сами себе, делая то, что овцы отлично делают, когда предоставлены сами себе, что, по всей вероятности, то же самое, что они делают, находясь под вашим присмотром. И овцы как обычно бродят и пасутся, и оглядываются по сторонам, где сейчас не происходит абсолютно ничего интересного, поскольку самое интересное и притягательное место в мире сегодня было тут.
Безусловно, если не выбираешься дальше четырех миль от дома, ярмарку можно считать величайшим событием в мире. Если живешь в окрестностях Мела, то на ярмарке можешь повстречать всех своих знакомых[146]. И с большой вероятностью встретить того, с кем вы потом поженитесь. Поэтому девушки носили свои самые лучшие платья, а парни — выражение надежды на лице, смазав волосы дешевой помадой или, гораздо чаще, собственной слюной. Выбравшие слюну оказывались в выигрыше, поскольку дешевая помада была на самом деле дешевой, и на жаре плавилась и стекала ручьями, вызывая интерес скорее не у юных девушек, на что парни в тайне рассчитывали, а у здешних мух, радовавшихся предоставленному на их макушках пиршеству.
И поскольку событие, куда приходишь в надежде на поцелуй, и в случае удачи — на обещание следующего, нельзя было назвать ярмаркой в полном смысле слова, ее назвали прополкой.