— Настоящая гадюка, ее укус почти наверняка смертелен. Великолепно! — пришел в восторг доктор. Он перевернул ромбовидную голову, проверяя, есть ли на горле желтое пятно, и спросил у буканьера, может ли он забрать убитую змею. Затем Смитон зашел Гектору за спину и тот почувствовал, как шлепнул по коже открываемый клапан ранца и как потом внутрь засунули мертвую змею. По спине у Гектора побежали мурашки.
— Первая награда за наше приключение, — заявил Смитон откуда-то сзади. — Изрубить на мелкие кусочки, и получим существенный ингредиент нашего Theraci Londini, в разговорном языке известном как «лондонская патока».
— Зачем это? — спросил Гектор, испытывая неудобство от упиравшейся в спину свернутой мертвой змеи. Убитая тварь оказалась на удивление тяжелой.
— Превосходное лекарство от чумы. Мелко нарезанные фрагменты опускают в настой из множества целебных трав. Возможно, у индейцев куна есть свои рецепты. В один день — «огненная змейка», а гадюка — в другой. — Врач издал довольный смешок.
На следующее утро Смитона одолевало страстное желание разыскать целителя-куна, чтобы расспросить того о туземных лекарствах. Экспедиция потащилась дальше в Кордильеры,[20] а его и Гектора проводник-куна отвел в одну из близлежащих индейских деревень. Удалившись от шумной и гомонящей походной колонны, Гектор слышал звуки леса. Щебетали и ворковали птахи, внезапно хлопали крылья; иногда среди деревьев мелькали красные и ярко-зеленые или пронзительно-голубые и желтые пятна — это на безопасном удалении проносились птицы. Порой они снова усаживались на нависающие ветви, отчего становились похожими на диковинные соцветия. Совсем рядом, рукой подать, раздалось наглое уханье, похожее на совиное. Минутами позже стая черных обезьян дикой ордой проскакала по верхушкам деревьев. Они поедали дикие фрукты и, к изумлению Гектора, нарочно швыряли в путников кожуру и косточки, оставшиеся от предыдущих трапез. Один самоуверенный самец резво прыгал с ветки на ветку, пока не оказался прямо над Гектором и Смитоном, а потом решил продемонстрировать чужакам свое презрение и выпустил, целясь в них, струю мочи. Жидкость дробно простучала по лесной почве.
Деревня индейцев куна была разбросана на отроге возвышенности, и дорога к каждому сложенному из тростника домику вела через банановую рощу. В центре поселения находился «длинный дом», громоздкий и высокий, который Гектор мог сравнить лишь с самым большим амбаром, какой видел в жизни. Подобно прочим сооружениям куна, у лишенного окон «длинного дома» не было верхнего этажа, а огромная крыша опиралась на необычайно толстые деревянные столбы. Гостей провели внутрь, в полумрак, и представили деревенскому лекарю. Тот, вместе с полудюжиной деревенских старейшин, поджидал их, возлежа в гамаке, подвешенном между двумя столбами.
С умного, изборожденного морщинами лица деревенского лекаря на пришельцев смотрели из-под полуопущенных век темные глаза; по виду индейцу могло быть от пятидесяти до семидесяти лет. К счастью, он говорил по-испански.
— Сколько времени у твоего друга? — спросил лекарь у Гектора, когда юноша объяснил, что Смитон — корабельный врач и надеется чему-то научиться у лекарей-куна.
— Мы должны присоединиться к нашим товарищам к концу дня, — сказал Гектор.
На лице куна отразилось изумление.
— Я пять лет ходил в помощниках у своего отца. Затем меня отослали учиться у одного из друзей отца. С ним я провел следующие двенадцать лет. Только после этого я мог начать помогать больным.
— Мой товарищ всего лишь хочет узнать о том, какие растения могут исцелять и как их следует применять. Я буду делать записи, а если позволят, возьму несколько образцов снадобий.
Куна жестом прервал Гектора.
— Тогда ему нужно говорить с ина дулед. Это тот, кто готовит снадобья. Я — игар висид, знаток заговоров. Само по себе снадобье не излечивает. Настоящую исцеляющую силу надо искать в мире духов.
Пока Гектор переводил, вид у Смитона становился все более разочарованным, и он спросил:
— Нет ли сейчас у знатока заговоров каких-нибудь пациентов, на которых я бы мог взглянуть?
Игар висид качнулся в своем гамаке и спрыгнул на пол.
— Идем со мной.
Он привел гостей к маленькой хижине, стоящей наособицу на поляне неподалеку от деревни. Казалось, оно охвачено огнем, так как из-под тростниковой крыши сочился дымок. Куна толкнул низкую дверь и вошел, пригнувшись, внутрь. Гектор наклонился, собираясь войти следом, и у него тут же перехватило дыхание. В хижине висел густой дым, так что глаза защипало, и юноша с трудом видел из-за навернувшихся слез. В гамаке, натянутом поперек маленькой комнатушки, неподвижно лежал мужчина. Под гамаком стояло с десяток куколок. Некоторые были в высоту не больше шести дюймов; другие — раза в три-четыре больше. Почти все фигурки были человеческими. Куколки были вырезаны из дерева, и некоторые выглядели очень древними, местами они почернели от времени, формы их сгладились от многолетних прикосновений. Лекарь-куна присел и принялся переставлять фигурки, что-то вполголоса то напевая, то приговаривая.
— Спроси, что он делает, — сказал Смитон.
— Эти фигурки — нучунга, — ответил знахарь. — Они представляют тайных духов, которые всегда нас окружают. Они могут помочь вернуть душу больного. Больной страдает от болезни, потому что на его душу напали. Словами своих песен-заговоров я призываю помощь нучунга.
Врач несколько минут выслушивал напевы куна, а потом закашлялся и сказал Гектору:
— Давай выйдем на свежий воздух.
Когда они с игар висид шагали обратно в деревню, Гектор спросил о светлокожем куна, которого видел на совете на Золотом острове, поинтересовавшись, не страдает ли тот от какой-то болезни?
Несколько шагов игар висид прошел молча. Когда же он заговорил, то стало ясно, что обсуждать эту тему ему не хочется.
— Он — из детей луны. Они рождаются среди нас, и кожа у них никогда не меняет цвет, оставаясь белой. Волосы у них всегда светлые. Хорошо им только в темноте. Тогда они счастливы, прыгают и поют. Их глаза видят во мраке и светятся. По нашему обычаю, в жены дети луны берут только таких же, как они.
— У него много болячек и укусов насекомых. Вы можете исцелить его своими песнями? — Гектор задал этот вопрос, и ему стало немного стыдно. Он думал вовсе не о научных исследованиях Смитона, его волновали собственные страдания от укусов кровососущих насекомых. Он надеялся, что у куна найдется нечто, что облегчит мучения после болезненных укусов.
— Великая Мать и великий Отец создали этих детей луны, и они всегда будут такими, как есть. Заговорами и напевами их состояние не изменить. Припарки же из лесных растений немного умеряют их страдания.
Вернувшись в деревню индейцев куна, Смитон с Гектором из вежливости перед старейшинами деревни провели некоторое время в «длинном доме», отвечая на их вопросы. Куна хотели знать, какова численность буканьеров, откуда те родом и что они намерены делать. У Гектора сложилось впечатление, что куна рады видеть тех, кто нападает на испанцев, но подозревают чужаков в том, что они захотят тут остаться. Когда же Смитон и Гектор покидали деревню, чтобы воссоединиться со своими товарищами, игар висид тихонько подошел к Гектору и вложил ему в руку маленький сверток. Это оказался сложенный зеленый лист, перевязанный длинным растительным волокном.
— Ты спрашивал о припарках, что делают для детей луны, — промолвил знахарь. — Вот что я отыскал для тебя. Это немного мази, какую используют в этих припарках. Ее дал мне один из детей луны. Надеюсь, тебе пригодится.
— А что в составе этой мази?
Куна смущенно пожал плечами.
— Знаю только, что в нее добавляют семена определенных плодов, названия которых нет в вашем языке. Семена твердые и черные, размером с кулачок ребенка. Ина дулед размалывает их в порошок, который затем всыпает в мазь вместе с другими целебными травами. Мазь еще заживляет язвы и прочие болячки на коже.
Гектор снял с плеча лямку ранца, и когда он засовывал внутрь пакет, Смитон поинтересовался:
— Что тебе дали?
— Какую-то мазь для кожи, — ответил Гектор.
— Будем надеяться, она действует. Маловато же дали наши розыски.
Но Гектор не ответил. Он не отрывая глаз смотрел, как змея, которую он до того принимал за маленький холмик темной вывороченной земли возле тропы, распустила свои кольца и уползла в подлесок.
Глава 8
Светлые щепки обломанных ветвей, сбитый с камней мох и поднятая со дна тина подсказали Смитону и Гектору, что они вышли на след, оставленный прошедшей колонной. Вскоре им повстречался возвращавшийся по тропе буканьер. По лицу у него градом катился пот, сам он пребывал в крайне дурном настроении.
— Дерьмовый, жуткий край, — рычал он, угрюмо глядя на доктора и Гектора. — С меня хватит! Таскаться по этому вонючему лесу! Я возвращаюсь к шлюпкам.
— Далеко ушла колонна? — спросил Смитон.
— Они за следующим гребнем, — последовал неприветливый ответ. — Сборище идиотов, вот что я вам скажу. Кое-кому взбрело в голову откалывать куски от скал в поисках золота. Увидят, как что-то блестит или искрится, так сразу думают, будто обнаружили главную жилу. — Он саркастически фыркнул. — Как же! Скорей всего, отыскали «золото дураков»![21] — Буканьер снял шляпу и утер пот со лба, потом снова двинулся в сторону моря.
— Весьма республиканский принцип, как я упоминал, — невозмутимо заметил Смитон. — Буканьер, если товарищи согласны, вправе покинуть свою команду, и к нему не будут относиться как к дезертиру, как было бы, служи он в армии. Вообще-то, довольно необычно, что этот буканьер обратно возвращается в одиночку. Обычно случается, что они отпадают целыми группами.
До буканьерского лагеря Смитон с Гектором добрались перед самыми сумерками и обнаружили, что участники похода заметно пали духом. Усталые и озлобленные, люди лежали на земле или сидели маленькими группками вокруг потрескивающих костров. Все о