Я с лицемерной высокопарностью заверил надсмотрщика в том, что буду чрезвычайно признателен ему, если он сумеет организовать караван для доставки моих зверей через пустыню. Он, с немалым трудом поднявшись на ноги, со столь же выспренним и наигранным дружелюбием заявил, что всей душой озаботился моим благополучием и успехом моего дела и постарается сделать так, чтобы караван мог отправиться в путь не позже чем через неделю.
Вало, поджидавший меня за дверью, переминался с ноги на ногу от нетерпения.
– Пойдем скорее! – взволнованно пробормотал он, когда я вышел.
Я, конечно, встревожился:
– Надеюсь, со зверями ничего не случилось?
– Нет-нет! – ответил мой помощник. – Я должен кое-что тебе показать.
С искаженным от волнения лицом Вало повел меня по улице, вдоль которой тянулись беленые и вдобавок обесцвеченные солнцем скромные домики с покоробившимися и растрескавшимися от жары деревянными дверями. Время уже близилось к полудню, и народу нам навстречу почти не попадалось. Небольшая стайка птиц, похожих на скворцов, темно-коричневых, с ярко-желтыми клювами и ногами, ковырялась в кучах мусора. Мы свернули в переулок между высокими глухими стенами, от которых кое-где отвалились большие пласты глины, оставив уродливые пятна, и оказались в тылу длинного здания, похожего на коровник. Из-за стены доносились какие-то странные, незнакомые звуки, больше всего похожие на крайне раздраженное мычание целого стада коров, сквозь которое время от времени прорезывались то сердитое рычание, то неимоверно мощная отрыжка. Я не мог даже представить себе, какие животные могут вот так непрерывно выражать свое недовольство. Вместе с Вало мы обошли угол дома, и перед нами оказалась целая шеренга странных созданий, выстроившихся около длинного желоба для водопоя. У них были голенастые ноги с раздутыми суставами, длинные, похожие на змеиные, шеи, а высотой они превосходили рослого человека. Несколько из них повернули головы, чтобы взглянуть на пришельцев, и приветствовали нас громкими неодобрительными стонами.
Мой спутник повернулся ко мне.
– Кто это такие? – спросил он растерянно.
– Верблюды, – ответил я. Мне довелось видеть их на мозаиках в римских церквях.
– Но они не похожи на верблюдов из книги, – резонно заметил Вало. Он был прав: у тех верблюдов, что были изображены в бестиарии, имелось по два хорошо прорисованных горба, а у зверей, стоявших перед нами, – лишь по одному горбу, покрытому неопрятными клочьями темно-коричневой шерсти. Вероятно, они линяли.
Мы подошли ближе. С каждым нашим шагом отрыжка, ворчание и стенания животных становились все громче.
– Может быть, это гигантское отродье оленя и коровы? – предположил Вало.
Один из верблюдов переступил широченными лапами, покрытыми шерстью, и наклонил голову, чтобы получше рассмотреть нас из-под длинных ресниц.
– Смотри! Верхняя губа раздвоена. Он может шевелить каждой половиной по отдельности, как кролик! – Изумленный сын егеря протянул руку и попытался дотронуться до рта животного.
Верблюд испуганно вздернул голову, и внезапно у него в животе что-то приглушенно, но гулко заурчало. Рот его открылся – я успел заметить длинные желтые зубы и испугаться, что зверь начнет кусаться, – но вместо этого он резко мотнул головой из стороны в сторону, вытянул длинные губы и выплюнул большой сгусток дурно пахнувшей зеленой жижи, обильно забрызгавший голову и плечи Вало. К вони собачьих экскрементов добавился запах гниющей травы.
Наш караван, выступивший в путь, насчитывал двадцать этих неуклюжих животных, на которых навьючили тюки с провизией и имуществом. Наездник сидел только на переднем верблюде, а все остальные – мы сами, стража, повара, прислужники, погонщики верблюдов, псари, которые вели на поводках наших собак, и еще какие-то люди, об обязанностях которых мне оставалось только догадываться, – шли пешком. Клетки с белыми медведями и туром установили на громоздкие телеги, каждую из которых тянула пара упряжных верблюдов. На третьей телеге поместили кречетов в клетках и большую бочку с запасом воды для нашего зверинца.
Наш путь пролегал вдоль канала через скудные земли, где были кое-где разбросаны нищие деревушки, в которых крестьяне мотыгами ковыряли бедную серую почву. Под пыльными пальмами сидели старики, а женщины с закрытыми плотной вуалью лицами удерживали любопытных ребятишек, высовывавшихся из темноты дверных проемов глинобитных лачуг. Скотины было очень мало – лишь немногочисленные тощие козы и несколько ослов. Основой всей жизни служили видневшиеся поодаль нескладные деревянные сооружения. Поначалу я решил, что это виселицы, но оказалось, что эти устройства предназначены для подъема воды из канала и представляли собой длинные шесты, закрепленные в высоких ко́злах примерно на одной пятой своей длины. На длинном конце висело привязанное веревкой большое кожаное ведро, а к короткому, обращенному к суше, был прикреплен тяжелый камень, служивший противовесом, благодаря которому наполненное ведро можно было поднять без особых усилий. Воду из ведра переливали в длинные желоба, из которых пили животные, или прямиком в оросительные канавы. Я поймал себя на том, что снова жалею об отсутствии Протиса, которого, несомненно, заинтересовало бы это необычное приспособление. Кое-где в канале еще оставалось достаточно воды: в этих местах верблюдов загоняли в русло, и они подолгу стояли в неглубоких лужах. Вало с безопасного расстояния наблюдал за тем, как они шумно втягивали в себя воду, утоляя жажду. Согласно бестиарию, верблюд предпочитает мутную воду и, перед тем как напиться, взбаламучивает ил со дна. Наши верблюды не делали ничего подобного, и, глядя на недоверие, не сходившее с лица сына Вульфарда, я предполагал, что он считает наших животных ненастоящими. Его вера в истинность сведений из бестиария была непоколебима.
– Если жара еще усилится, Мади и Моди могут и не выжить, – сказал я Авраму, когда мы вечером разбили лагерь на краю болот, где по вязкой почве не смогло бы пройти даже вьючное животное, не то что телега. Здесь дорога уходила в сторону от канала в необжитые земли.
– В большой бочке должно хватить воды, чтобы поливать их, если покажется, что им нехорошо. Ночью телегу с водой будет караулить один из моих людей, – негромко ответил раданит.
Уловив в его голосе какую-то странную интонацию, я пристально взглянул на него:
– Ты все еще считаешь, что кто-то может попытаться сорвать наше посольство?
Такая мысль неотвязно крутилась и у меня в голове. Но советы драгомана до сих пор были очень полезны, и я знал, что и в этом случае следует прислушаться к его мнению.
– Чтобы достичь этой цели, достаточно выпустить воду из бочки, пока мы будем пересекать пустыню. Так что предосторожность не повредит, – ответил он.
Сомнения Аврама взбудоражили меня еще сильнее, и в ту ночь я долго не мог заснуть. Драгоман приобрел новое лагерное снаряжение взамен того, что ушло на дно с кораблем Протиса, и мы с Озриком спали в отдельной маленькой палатке. Мой друг крепко спал, я же ворочался, отмахиваясь от вездесущих насекомых, и прислушивался к подозрительным шумам, вспоминая те звуки, которые разбудили меня в ночь гибели Протиса. Перед самой полуночью я не выдержал и отправился проверить бочку с водой. Около нее я нашел исправно бодрствовавшего слугу Аврама. Удостоверившись, что все в порядке, я вернулся в палатку, но когда, наконец, уснул, ко мне явилось тревожное сновидение. Я находился на корабле, который плыл не по морю, а по суше. Управляя рулем, я прокладывал его путь между скалами и деревьями, по улицам городов и вверх по горным склонам. Этот сон вызвал у меня самую натуральную тошноту, а когда я на рассвете открыл глаза, то почувствовал мучительную головную боль. Судя по стонам и взревываниям верблюдов, их уже грузили для дневного перехода.
Озрик, проснувшийся раньше меня, стоя на коленях, сворачивал свой тюфяк.
– Ты не помнишь, что говорилось в «Онейрокритиконе» о корабле, плывущем по суше? – спросил я.
Сарацин сел на корточки и стал молча ждать моих объяснений.
Я пересказал ему свой сон. Сквозь полог палатки доносились крики, ругательства и удары палками по чему-то мягкому. Кто-то, похоже, загонял тягловых верблюдов в упряжку.
– Во-первых, объяснение может быть самым простым, – сказал Озрик. – Ты рассчитывал пересечь Египет по каналу на лодках. Вместо этого нам пришлось отправиться сушей. Такое путешествие гораздо труднее.
Он наклонился к посоху, лежавшему на земле рядом с его постелью, без которого ему, с его изувеченной ногой, было бы очень трудно подолгу идти пешком.
– Но раз уж ты спросил… В соннике действительно было упоминание о корабле, идущем по суше.
– И что же там говорилось?
– Что сон о плавании на корабле по суше среди скал и других препятствий предсказывает путешествие, сопряженное с множеством трудностей и опасностей. – Мой друг выпрямился и осторожно ткнул меня в бок концом посоха. – Насколько я понимаю, в этом нет ничего пророческого. Ты бы лучше встал, а то караван уйдет без тебя.
Вскоре, тем же утром, мы оказались на окрашенной в серовато-коричневые тона каменистой равнине. Здесь вообще не было земли – лишь голый камень с редкими вкраплениями песка и гравия. Мы углублялись в бесплодную пустыню, и колеса передвижных клеток то и дело подскакивали на камнях дороги, которая мало чем отличалась от бездорожья. Над нашими головами висело безжалостное солнце, его жар отражался от голого камня, мы будто шли в гигантской духовке. Растений почти не было, лишь иногда попадались чахлые сорняки, кусты, на которых шипов было больше, чем листьев, и редкие жалкие деревца со скрюченными, почти безлиственными ветками. Через каждые две-три мили мы останавливались и таскали ведрами воду из бочки, чтобы напоить животных. То, что оставалось в ведрах, мы выливали на зверей, чтобы хоть немного освежить их. Однако это был лишь самообман. Довольно скоро белые медведи начали громко пыхтеть, а их мех окрасился в нездоровый желтый цвет.