Я вновь улегся, думая заснуть, но затем что-то заставило меня спросить:
– Если Никифор платит тебе как соглядатаю, то как ты думаешь передавать узнанные тобою сведения?
– Никифор сказал, что кто-то на меня выйдет.
– Есть соображения, кто именно?
– Никаких. Никифор подчеркнул, что это лицо само определит ценность сведений и будет действовать сообразно услышанному.
На осмысление этих слов у меня ушло несколько ударов сердца.
– Очень похоже на то, что это может вывести к очередному заговору. Вроде того, что устранил Кайяма, – предположил я.
Молчание Беортрика подсказывало, что он с этим согласен.
Глава 14
Архиепископ Арн обосновался в Латеранском дворце. В сравнении с обветшалыми зданиями Рима состояние официальной резиденции Папы Льва было превосходным. Артель каменщиков и шлифовщиков добавляла последние штрихи к роскошному новому крылу, включающему в себя пиршественный зал с торцовой стеной, облицованной чередующимися полосами красновато-коричневого и белого мрамора. На противоположном конце дворца удалая компания мастеровых сгружала с телег кирпичи и укладывала их для поднятия туда, где ремонтировалась секция парапета. Заново вымащивалась свежими плитами площадь перед дворцом, а медная обшивка покатой крыши базилики Святого Иоанна, нависающая на заднем фоне, была аккуратно залатана.
Заехав в город вскоре после рассвета, мы с Беортриком оставили взятых внаем лошадей при конюшне и поднялись по пологому склону Целиева холма, намереваясь встретиться с архиепископом Арном. Прошло уже больше месяца с той поры, как мы пересекли Дунай и возвратились в пределы владений короля Карла. После этого мы нанесли визит в месторасположение нового маркграфа Аварской марки, которому я рассказал о желании Кажда заключить мир. Насчет сосуда с воином я, однако же, предпочел не распространяться. Я сказал, что дальше в мои обязанности входит доложиться архиепископу Арну, на что мне сообщили, что его нужно искать в Риме, где он остался после сопровождения Папы Льва из Падерборна и все еще занимался доследованием подлого нападения на Его святейшество.
– Вот оно, сбережение средств, – усмехнулся Беортрик, глядя, как двое позолотчиков, по виду отец и сын, прикладывают золотые листы к буквам какой-то надписи, высеченной в мраморе над входом новой пиршественной залы.
– Оплата, возможно, делается из присланных Карлом аварских сокровищ, – рассудил я.
Седельную сумку с сосудом я нес, перекинув через плечо. Весеннее солнце припекало, и от сумки начинало ощутимо припахивать конским потом. Жеребца и великолепную сбрую я тактично оставил новому маркграфу, запросив у него лишь некоторую сумму на дорожные расходы до Рима.
Дворец, безусловно, впечатлял. В длинном кирпичном фасаде я насчитал свыше тридцати окон и три отдельных входа, каждый со своим портиком. Там беспрестанно сновали священники и папские курьеры – туда и обратно, туда и обратно. В своих длинных черных сутанах они напоминали усердных муравьев, входящих и выходящих из своего муравейника. Центральный вход был, судя по всему, самым главным, и мы направились туда. Снаружи возле входа околачивалось с полдюжины вооруженных людей. Загорелость лиц и ширококостные руки с короткими копьями придавали им сходство, скорее, с крестьянами, чем с городскими жителями. Одеты они были кто во что горазд – принадлежность к страже выдавали только черные повязки на предплечьях. Нам эти люди преградили проход, и один из них – по всей видимости, старший, так как он был препоясан еще и черным кушаком, – строго спросил, кто мы такие и кого желаем видеть.
– Архиепископа Арна Зальцбургского, – за двоих ответил я. – Мое имя Зигвульф, а моего спутника звать Беортрик.
– Архиепископ вас ожидает? – резко спросил стражник.
– Если вы сообщите архиепископу, он нас примет.
– Ждите здесь.
Окинув подозрительным взглядом Беортрика, «черный кушак» отрядил одного из своих людей внутрь дворца.
– Это что за публика? – убедившись, что нас не слышат, вполголоса спросил саксонец.
– Милиция Папы. Они, кажется, зовутся Семейством Святого Петра. А служат как папские телохранители, – объяснил я.
– Н-да. Если Папы хватает только на это, защита у него не ахти.
– Теоретически церковной особе защита и не нужна, – напомнил я ему.
Беортрик на это пренебрежительно фыркнул.
Через несколько минут посланный возвратился с мальчиком-подростком, разодетым в яркое, дорогое шитье по последней моде. Судя по всему, это был один из родовитых отпрысков, которого родители-аристократы поместили в услужение при папском дворе в качестве первого шага по служебной лестнице, сулящей прибыль и влияние.
– Архиепископ говорит, что примет человека по имени Зигвульф, – объявил стражник.
Оставив Беортрика дожидаться снаружи, я вошел вслед за мальчиком в здание. Пройдя вестибюль, мы повернули направо и под постукиванье изящных красных башмачков моего провожатого двинулись по мраморным плитам длинного коридора. Вдоль коридора тянулись нескончаемые двери. Там, где они были открыты, виднелись клерки и переписчики, согбенные на скамьях за своими столами. Дворец вмещал в себя огромный и безудержно растущий бюрократический аппарат из крючкотворов и столоначальников, не считая частных служб самого Папы.
С очередным поворотом направо мы оказались в приемной, откуда я был препровожден в большую комнату со сводчатым потолком, где из высоких окон открывался вид на Вечный город. Обстановка там была простой и одновременно изысканной: на безупречно беленой стене эмалевое, инкрустированное серебром распятие, книжные полки из темной полированной древесины, резные стулья с вышитыми подушками в тон им и мозаичный пол. Пахло здесь свечным воском. А за просторным письменным столом, не имеющим ничего общего с исцарапанной походной столешницей в Падерборне, возвышался архиепископ Арн. Одетый в тонкой выделки сутану, он выглядел, по сравнению с последней нашей встречей, куда торжественнее. Бороду он сбрил, но наметившиеся брылья ему удачно скрывала темная щетина. При этом тяжелые костистые руки и бочкообразная грудь по-прежнему придавали ему изрядное сходство с лесорубом или каменотесом.
– Я не ожидал увидеть тебя вновь, – бросил он вместо приветствия, а мальчику хмуро велел: – Выйди, закрой дверь и смотри, чтобы нас никто не смел потревожить.
Дождавшись, когда мы останемся в комнате одни, архиепископ обратил свой суровый взор на меня.
– Ну? – изрек он.
Я открыл клапан сумки, извлек оттуда сосуд с воином и поместил перед ним на стол.
Арн несколько секунд смотрел на него непроницаемым взглядом, после чего поднял его и выставил на свет так, чтобы можно было оглядеть изображение конного триумфатора более детально.
По всей видимости, он остался доволен, поскольку поставил сосуд обратно на стол и по-прежнему непроницаемым тоном произнес:
– Если бы ты доставил его раньше, это еще могло бы составить пользу.
Во мне взыграло негодование. В самом деле, я едва не лишился жизни, пробедствовал нескончаемую зиму невольником у аварской старухи, а за это мне в уплату такая вот благодарность! Тут, думаю, любой бы озлился.
Архиепископ смерил меня тяжелым взглядом из-под бровей.
– С повинными в злодеянии я уже почти разобрался. Свою причастность они пока еще отрицают, но следственная коллегия все равно признает их виновными.
Он явно имел в виду Кампула и Пасхалия – двоих старших членов папской иерархии, устроивших нападение на Папу.
Мой собеседник вновь поднял сосуд и пытливым взглядом изучил изображение на нем.
– Что ж, может, эта вещь еще и сгодится, пусть и на более поздней стадии.
Меня особенно возмущало то, что он даже не поинтересовался, как и какой ценой я сумел добыть этот драгоценный сосуд. Напрашивался вывод, что, завладев им, Арн теперь стремится замять эту тему. Со мною он обращался, как с мальчиком на побегушках.
– Тут нужно иметь в виду и еще кое-что, – сказал я, стараясь не выдавать своего раздражения.
– Это что же? – спросил сидящий передо мной человек лениво-капризным голосом. Мне он сесть даже не предложил.
– Господин архиепископ помнит наемного солдата, которого посылал вместе со мной в Аварию?
– Если мне не изменяет память, его звали Беортрик.
– Да. Так вот, его нанял в соглядатаи греческий посол при дворе аварского кагана.
– Я уверен, что эта преданность имеет свою цену.
Внимание Арна вернулось к кипе документов на столе. Он притянул к себе тот, что лежал поближе. Еще один намек на то, что наша короткая аудиенция закончена.
– Беортрик получил указание выяснить, зачем его преосвященству был так нужен этот сосуд, и сведения об этом передать некоему византийскому лазутчику здесь, в Риме, – добавил я.
От этих слов архиепископа будто подкинуло на месте.
Его рука замерла в воздухе. Документ он бережно возвратил на стопку, а сам медленно сел, сведя перед собой на столешнице пальцы домиком.
– И что же сей византиец думает делать с данными сведениями?
Его серо-голубые глаза были как гвозди нацелены в меня из-под бровей. С застывшим как маска лицом Арн ждал моего ответа.
– Этого Беортрику сказано не было, – сказал я. – Лазутчику отводится самому решить, какие предпринять действия.
В прищуренных умных глазах архиепископа мелькнул огонек тревожного нетерпения.
– Расскажи мне без утайки, как проходила твоя миссия в Аварию, – снизошел он, наконец, до меня.
Я взялся излагать события. Арн слушал, приопустив свои тяжелые веки, которые казались высеченными из мрамора, а после того, как я закончил, еще несколько минут сидел молча. Наконец, он заговорил:
– Кампул с Пасхалием утверждают, что нападение на Льва – не их рук дело. И должен признать, что ни тому, ни другому воплотить такое нападение действительно не по плечу. А потому можно предположить, что у них были сообщники. Так что возможность повторной попытки сохраняется. – Мой собеседник почесал щетину на подбородке. – Хорошо хоть, что Папа Лев теперь надежно защищен!