– Один раз все-таки приезжал, Элла, – Арина Петровна вздохнула. – Я вышла из дома, а на крыльце, на перилах, повязан шарф – зеленый, импортный, не наш точно. Я подумала почему-то, что это он привез, только зайти не смог.
– Где он сейчас? – Оля не сразу задала свой вопрос.
В ковровом царстве тети Эллы какое-то время стояла тишина, мягкая и тугая, ее не хотелось нарушать, но Оля решилась.
– Шарф? – переспросила Арина Петровна. – Ты его носишь, Оля.
– Да не шарф, ба!
Тетя Элла посмотрела на Арину Петровну, та кивнула, и тогда тетя выложила на стол четвертую карту: скелет в рыцарских доспехах ехал на коне навстречу напуганным людям.
– Его здесь нет, Оленька. – Арина Петровна посмотрела на внучку. – Его давно с нами нет.
Элла выложила на стол пятую карту.
– Двойка пентаклей, – пожала Элла плечами. – Смерть – это не завершение жизни, Оля. Это только начало нового. Поэтому твой дедушка все еще с нами.
На карте с римской цифрой «II» и надписью «Двойка пентаклей» жонглер держал в руках по мячу, и лента тянулась от одного мяча к другому, завязывалась в бант, в знак бесконечности, и сулила мячам в руках мальчишки вечный танец.
Оля пристально вгляделась в фотографию дедушки еще раз и положила ее на стол – рядом с «Шутом». Она запомнила дедушкин берет и разной длины полосатые чулки, и портрет, который висел за дедушкиной спиной (если присмотреться – свадебный, их с бабушкой портрет), и глаза, которые были грустными от природы и становились еще грустнее от грима. У самой Оли всегда были такие же грустные глаза.
Глава 13Граница
Февраль 1994 года
Самарская область, Пестравский район, село Марьевка
Огарев слышал от отца, что такое случается. Темнота выходит из себя, ставит барьер, и вот – твоей реальности уже нет вокруг тебя, а есть – чужая. «Это значит, – говорил ему отец, – ты уже очень долго идешь не в том направлении. И если тебя темнота спасать не станет, то себя спасет обязательно».
Фургон на колесах, в котором ехал Огарев, проезжал один и тот же поселок уже в пятый раз. Если бы он распахнул дверь на ходу, то увидел бы, что прицеп едет сам по себе и отрезок дороги, который проезжает Огарев, заканчивается вместе с поселком, а потом начинается снова. Темнота создала петлю, вырвала фургон Огарева из стройной шеренги и оставила на границе с Самарской областью – в Марьевке. Огарев не мог остановить фургон, не мог из него выйти, оставалось одно – попробовать спрыгнуть. И он спрыгнул, когда фургон одним боком вплотную приблизился к песчаной обочине. Под ногами мелькнула грунтовка, и Огарев выкатился на траву. Он вскочил и обернулся на дорогу – фургон исчез. Вместо него Огарев заметил покосившийся дорожный знак – название населенного пункта «Марьевка» было перечеркнуто. Здесь снова начиналась Саратовская область. У знака стояла фигура. Фигура курила и покачивалась. Огарев прищурился. Шестнадцатилетний парень с простреленной навылет головой.
– Витя, – прошептал Огарев и подошел ближе.
– Ты не можешь уехать снова, – укоризненно прошипел парень.
– Я и не буду. – Огарев пожал плечами. – Сигаретки нет?
Мальчик усмехнулся на манер Огарева, нехотя сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет.
– Она действительно ни во что не ввязывалась? – спросил Огарев и прикурил одну сигарету от другой.
– Ни во что, – мальчик кивнул. – Шла в магазин.
– Вить, а ты знаешь, как она выглядела?
Мальчик кивнул:
– Только я не Витя.
– Да, – протянул Огарев. – Назвать мы тебя не успели…
Когда Огарев докурил, мальчишка растворился в воздухе, а на его месте слегка рябила и колыхалась черная тень. Огарев шел по обочине, оборачивался, пятился, вытягивал руку в сторону – ловил попутку. Этот танец издалека приметила тетка за рулем «жигулей» и затормозила у обочины.
– До города? – крикнула тетка, раскручивая рычаг на двери (стекло ползло вниз), и Огарев увидел, что губы тетки, растянутые в улыбке, напомажены неаккуратно – контур был смазан.
Огарев кивнул и сел в машину. Передняя дверь у тетки плохо закрывалась, и Огарев хлопнул ею – тетка зажмурилась, но промолчала. До самого Саратова она рассказывала Огареву о своем муже, с которым разводится уже второй год.
– А вы, кстати, не женаты? – спросила тетка, высаживая Огарева у цирка.
– Женат, – отрезал Огарев.
– А кольца-то нет… – проворчала тетка, потянулась через весь салон, закрыла дверцу за Огаревым и укатила, забыв про деньги.
Долго еще слышен был на Чапаева рев мотора заниженных белых «жигулей».
Глава 14Леся
25 мая 1991 года
Саратов
Он не должен был уезжать, но ему пришлось. Огарев помнил тот миг яснее, чем каждый новый день в своей жизни. Директора завода, с которым он заключил сделку, подставили. Огареву сообщили первому. Огарев спрятал у Сан Саныча беременную жену и старшего сына и выехал из города.
Однажды они давали шоу на этом заводе – для сотрудников. Огарев хорошо помнил директора: от него пахло сигаретами и чем-то еще. Так начало пахнуть от людей с деньгами совсем недавно. Иногда Огарев улавливал этот запах в манеже – еле заметный, он витал у первых рядов и не хотел уходить из цирка до конца представления.
– Сначала отработайте, тогда, может, и заплачу, – сказал директор вместо приветствия, когда артисты набились в выделенную им комнату.
А потом директор завода увидел, что Огарев умеет. Директор оплатил работу артистов – суммы были такие, что те не верили ни своим глазам, ни рукам, в которых теперь лежали увесистые пачки денег. Месячная зарплата за раз. Директор отозвал Огарева в сторону и выдвинул свое условие: либо Огарев помогает директору, либо «циркачей» (он так и сказал – циркачей) принимают тут же – за кражу в особо крупном размере.
– Денежки-то немалые и нелегальные, сам понимаешь.
Директор похихикивал, Огарев молчал.
– Молчание – знак согласия, – так директор все решил за Огарева.
Огарев несколько месяцев «фокусничал», когда к директору завода приходили с обыском. Сколько товара Огарев спрятал? Сколько жизней он бы спас, если бы тогда не вернул их из темноты? Мог же сослаться на то, что темнота никому не повинуется.
Вскоре он подсел сам и уже не мог понять: темнота – это дар, наказание или наркотический бред. К директору пришли конкуренты, и Огарев прочно завяз в бандитских схемах. Конкуренты не понимали, как это так – они директора сдают, а тот остается на свободе.
Смог бы Огарев спасти своего нерожденного сына, если бы не согласился тогда снова спрятать директора? А если бы труппа ушла с завода в самом начале, отказалась от гонорара, не поддалась на шантаж? Он бы не принес домой ничего на ужин, они бы пережили это и один раз, и другой. Но жили бы дальше. Огарев не помнил, почему он каждый раз соглашался покрывать директора. Темнота надежно скрыла от него воспоминания, а после появления Оли темнота и вовсе запретила Огареву думать о прошлом, и только мальчик с простреленной головой все еще возникал у Огарева на пути, пробивался через туманную завесу памяти, напоминал о себе и о том, что случилось на самом деле.
– Ты не можешь уехать, когда ты нам так нужен! – Леся просила его остаться, приобнимая тонкой рукой свой огромный живот. – Витя родится без тебя.
Огарев понял еще тогда: она не спрячется. Он спрячется, она – нет. Он не мог взять ее с собой. В глушь, в которую он собирался, не доехала бы ни одна скорая.
Сима выглядывал из-за маминой спины, поджимал губы и молчал. Огарев все-таки сбежал в деревню на окраине области – пережидал там, жил у полусумасшедшей бабульки, которую ему порекомендовали цирковые. Больше всех бабулькой восхищался Сан Саныч: «Так спрячет, что никакая нечисть не найдет!»
– Трус, какой трус! – Огарев почти плакал каждое утро, заглядывая в мутный осколок зеркала в ванной. Он видел в нем себя, и отвращение и страх кипели внутри, переливались по сосудам, попадали в легкие, Огарев захлебывался своим же безумием и своей ничтожностью.
– Так тебе и надо, – говорил он и плескал себе в лицо ледяной водой.
Вода забивала нос и уши, и Огарев рассуждал, хватит ли у него сил утопиться в речке, если с Лесей или с Симой что-то случится. Он не жонглировал, много курил и часто думал о том, что у него теперь нигде не получится достать. Директор завода больше не выходил на связь.
Телеграмма. Сан Саныч – Огареву 26 мая 1991 года
Приезжай тчк Лесю убили перестрелке
Огарев выехал домой в тот же день. Хоронили его жену в высоком гробу. Голова у нее была прострелена навылет, а живот возвышался над хрупким телом подобно надгробию.
Часть 2Манеж
Глава 1Кухонный аттракцион
Май 1994 года
Саратов, улица Азина, 55
Влад и Азат сидели на лавочке у подъезда. Азат курил. Он сильно затягивался и выдыхал наверх – сгустки дыма едва доплывали до окон первого этажа, но Азату казалось, что так курят крутые парни из фильмов. Влад расплющивал носком кроссовка бычки, разбросанные на асфальте. Бычки промокли (накрапывал мелкий дождь), остатки табака из них вылезали червячками, как зубная паста из тюбика.
– Чё сидеть тут? Пошли к тебе. – Азат запульнул бычок в кусты.
– Там Оля и этот… клоун, – откликнулся Влад.
Влад не водил друзей домой уже давно. Сестра науськала даже мелкого, и тот влетал в прихожую, размахивал руками, кричал и прогонял любого, кого Влад приводил. Оля заверила Артёмку, что его игрушки обязательно кто-нибудь из «дружков Влада» украдет. Игрушки действительно стали пропадать: неважно, приходил ли с Владом Азат, Ржавый или Башка – Артём не досчитывался машинки или солдатика. О том, чтобы привести домой Оксанку из параллельного класса, и речи не шло.