– Он вульгарный ирландец. Низменное существо.
– Знаете, дела были гораздо проще до появления проклятого телеграфа, когда мы могли вести войну без этих дьявольских расследований, – добавил Дэш.
– Настоящий позор, – согласился Джаспер.
– Он может спеть добрую песню, выпить любое бренди и выкурить столько сигар, сколько понадобится, – загадочно произнес человек с бакенбардами. – И он как раз такой парень, который умеет добывать сведения, особенно у молодежи.
– Долина смерти! Шестьсот убитых! Мы потеряли не больше ста пятидесяти.
Тоби обхватил ножку винного бокала.
– Он рисует нас в неприглядном свете, – сказал Дэш. – Он будоражит общественное мнение. Но у нас есть противоядие от этого яда.
– Да? – Тоби увидел, как его брат подался вперед.
– Дядя приставил к делу своего человека. Это Роджер Фентон, фотограф. Но, понимаете, нужно время. Он сможет освободиться только весной. Не хочет всю зиму трястись от холода. Конечно, дядя был раздражен, но что тут поделаешь?
– Фентон? Никогда не слышал он нем.
– Он поехал в Киев, потом в Москву, потом куда-то еще. А мы предложили ему фотографировать поля сражений. В Illustrated London News согласились печатать его снимки. Знаете, фотография может показать правду, которую невозможно высказать словами.
– Правду?
– Ту самую правду, которую мы решим продемонстрировать. – Дэш насмешливо сложил пальцы прямоугольником, изображая фотоснимок. – Красивые ряды палаток. Хохочущих солдат и все такое. Никакой грязи и дерьма, как у этого вредного Рассела. Есть разные способы подачи сюжета.
Дэш зевнул, когда они встали и перешли в маленькую гостиную с безобразными новыми диванами. Тоби принес поднос с сигарами, портвейном и маленькими хрустальными рюмками.
– Играешь в дворецкого? – ухмыльнулся Дэш. – Хорошо подано, сэр.
Джаспер, сидевший рядом с Дэшем, поерзал на месте и посмотрел на Тоби.
– Слушайте, а как насчет нашего Тобиаса? Вы же знаете, он умеет обращаться с фотографическим механизмом.
– Я уже давно этим не занимался, да и то фотографировал разные глупости вроде деревьев или…
– Что? – Дэш оживленно наклонился к нему. – Вы знаете, как все это… – Он неопределенно помахал руками. – … как все это работает? Для меня это чистые зелья и магия.
– Как насчет этого, Тоби? – спросил Джаспер, развернувшись на стуле. – Ты можешь выехать следом за нами. Присоединиться к нам в этой маленькой вылазке. Уже через четыре недели ты будешь там.
В кои-то веки Джаспер не говорил от его имени, но ждал его ответа. В хрустальном блеске канделябров, среди оплывавших свечей Тоби не стал медлить. Он смотрел на своего брата, смеявшегося над очередной шуткой, такого же обаятельного, как любой щеголь на Сэвил-Роу. Он помнил их общую мечту о цирке и понимал, что брат хочет удержать его при себе, чтобы он не сгнил в бухгалтерской конторе. Ему было трудно побороть слезы.
Правда, подумал он, но эта мысль была мимолетной.
Есть разные способы подачи сюжета.
Потом он сожалел, что не стал особенно раздумывать, что заранее не поразмыслил о том, какое влияние может оказать его работа. Но тогда это даже не приходило ему в голову. Он думал лишь о том, чтобы присоединиться к брату, о крутой перемене в своей жизни, о том, что он последний раз сидит в замшелом кресле с гобеленовой вышивкой и кладет голову на новую кружевную подстилку.
– Мой старый фотоаппарат уже довольно потрепанный, – высказал он свое единственное сомнение.
– Святые угодники, дядюшка купит тебе другой, – сказал Дэш. – В наши дни это хобби для каждого воспитанного англичанина и его собаки. Аппараты продаются повсюду.
Все было легко решено.
– Ты видел Брунетт?
Тоби вздрагивает и захлопывает шкатулку, но несколько снимков выпадают наружу.
– Брунетт? Она сидела у костра вместе с Нелл…
– Это было час назад. – Джаспер трет подбородок. – Думаешь, она сбежала?
– С чего бы?
– Я не могу себе позволить такую потерю. Почему работники не уследили за ней?
– Я поищу ее. – Тоби встает. – Хотя не могу представить, куда она ушла.
Когда он спускается по ступеням, то видит ее высокую фигуру, бредущую по полю.
– Да вон же она.
– Так и есть. – Джаспер хлопает его по плечу. – Молодчина. – Он смотрит на фотографии, разбросанные по полу, на ровные ряды армейских палаток. – В чем дело?
– Ни в чем.
– Все еще думаешь о Дэше, да?
Тоби слегка пожимает плечами.
– Не надо, иначе это поглотит тебя. Тебе нужно найти способ отгораживаться от этого. Чтобы забыть.
– Это не так-то просто, – говорит Тоби.
Джаспер похлопывает его по руке, потом оглядывается посреди маленького фургона с лампой, горящей в углу.
– Визитная карточка для Нелл готова?
Тоби наклоняет голову и протягивает карточку Джасперу. Тот подносит фотографию к свече.
– Да. Да. Очень хорошо. И свет падает удачно. – Он проводит ногтем по ее ногам. – Она выглядит наполовину реальной, словно фантом. У нее все будет замечательно, я уверен.
Он садится на маленький плетеный стул в фургоне Тоби и наливает себе бренди.
– Я думал насчет ее будущего выступления. Мы можем поднять ее на веревках в горизонтальном положении. Три петли: одна через руки, другая на талии, третья на бедрах. Если она умеет балансировать – думаю, она сможет, – то, наверное, мы будем в Лондоне уже следующей весной, раньше, чем планировалось. Моя личная Королева!
– Да, – говорит Тоби.
– Я собираюсь поднять ее уже завтра; посмотрю, как у нее получится.
Джаспер продолжает болтать: о нежданном волчьем аппетите к жареной картошке, о поиске нового младенца для Пегги, поскольку нынешнему уже исполнилось полгода. Но Тоби не перестает думать о выражении глаз Джаспера, когда тот сказал: Моя личная Королева. Он думает обо всех чудесах природы, чьи афиши собраны в его альбоме. Чарльз Страттон – лилипут, который теперь владеет конюшней породистых лошадей. Чанг и Энг Банке-ры, – сиамские близнецы, имеющие собственную плантацию. Исполнители, у которых есть деньги и возможности, которых они не могли бы получить никак иначе. Есть и другие, чей конец хорошо известен. Сара Бартман, или Готтентотская Венера. Тоби читал о ней, когда был ребенком, и его глаза метались по строчкам, от которых спирало дыхание и хотелось плакать. О том, как ее продали в рабство в Южной Африке и показывали в клетке в Англии и в Париже. О том, как ее наконец выкупил натуралист Жорж Кювье, который расчленил ее тело и замариновал ее гениталии. Потом брат рассказывал ему о Джойс Хет, бывшей рабыне, которая сделала имя Ф. Т. Барнуму.
– Барнум вырвал ей зубы, чтобы выставлять ее как самую старую женщину в мире, – сказал Джаспер и рассмеялся при виде ужаса и отвращения на лице Тоби. – Думаешь, это было плохо? – спросил он, и в его голосе звучало нечто похожее на восторг. – Когда она умерла, он собрал по полдоллара со всех, кто пожелал увидеть ее вскрытие. Это представление было разыграно перед тысячью зрителей!
В глазах Джаспера застыло отрешенное, почти тоскливое выражение.
– Барнум знал, как собрать толпу. Это величайший шоумен из всех, кого мы знаем!
Тоби думает об отважной маленькой девушке на фотокарточке, о ее вскинутом подбородке и металлических крыльях, распростертых за спиной. Что может с ней статься? Джаспер – это не Барнум и не Кювье. Он не злой. Но что случится, если Нелл не оправдает ожидания Джаспера? Сможет ли он, Тоби, урезонить брата? Сможет ли это сделать хоть кто-нибудь?
Тоби принимает напиток из рук брата. Он опрокидывает хрустальную стопку. Его взгляд упирается в корешок книги «Волшебные сказки», которую он хотел ей принести.
– Через несколько месяцев я накоплю достаточно, чтобы задать ей хорошую рекламу, – говорит Джаспер и улыбается. Его доброжелательность заразительна. Тоби церемонно чокается с Джаспером. Для него достаточно находиться в присутствии брата, быть его доверенным лицом.
Нелл
Веревки врезаются в кожу Нелл. Они обвивают ее талию, ее грудь и ноги. Крылья привязаны под руками и туловищем. Она скована, сидит на корточках на шестифутовом помосте у края арены. Работник возится со шнурами и говорит ей, что он служил на больших чайных клиперах, поэтому его морские узлы будут держаться крепко. Она едва слышит его. Во рту пересохло, горло жжет огнем. Джаспер кивает ей. Она хочет сказать, что передумала, что это нелепая идея. Где-то наверху щелкают зубцы лебедки, и веревка туго натягивается. Предполагается, что ей нужно наклониться вперед для равномерного распределения веса.
Парень щелкает пальцами.
– Давай!
Она не может. Не может заставить себя упасть вперед. В шатре жарко, как в духовке, ее дублет блестит от пота.
– Почему она не двигается? – резко спрашивает Джаспер и подходит ближе.
Слезы щиплют ей глаза.
– Я не могу это сделать, – шепчет она работнику. – Просто не могу.
– Это не отличается от трапеции, – кричит Стелла. – Могу поспорить, это даже надежнее!
– Помогите ей стартовать, – велит Джаспер.
– Нет, – хныкает Нелл.
Если она не сдвинется с места, кто-то подтолкнет ее. Она чуть-чуть подается вперед и чувствует, как натягиваются веревки у нее на груди. Потом тихо вскрикивает, когда повисает над помостом. Веревки сжимаются, как чудовищная рука, выдавливая воздух из ее легких. Она раскачивается, замирает в наивысшей точке, потом ее тянет обратно. Ее вес распределен неравномерно; голова находится слишком низко. Веревка впивается в мягкую кожу под мышками. Через полузакрытые глаза она видит лишь слабые контуры: разровненные граблями опилки на арене, лошадей, пасущихся среди жухлой травы. Ее желудок подкатывает к горлу, когда она достигает максимума каждой следующей дуги; ее руки безвольно свисают, ангельские крылья торчат за спиной. Снизу несутся команды:
– Работай ногами!
– Подними голову!
– Смещай свой вес!
Но она может только висеть, как увядший цветок, страдая от тугих веревок. Она думает о том, как Стелла раскачивалась на трапеции и парила в воздухе, словно невесомое перышко. Как она улыбалась, чирикала и издавала птичьи трели.