Он прикасается к шее и представляет себя с перерезанным горлом и шиллинговой монетой, зажатой между зубами. Он слышал, что недавно Шакал снова оставил свою «визитную карточку» в виде джентльмена, убитого на прошлой неделе после пяти пропущенных платежей. Но после инцидента с мертвой козой Джаспер вовремя вносил свои платежи, включая вчерашний день. У него оставалась неделя, чтобы заработать еще тысячу фунтов, и он был уверен, что сможет удвоить, а то и утроить эту сумму.
Агент достает свой альбом, набитый визитками и фотографиями «всевозможных доступных исполнителей, лучших в своем ремесле». Джаспер смотрит на усохшие конечности, крошечные головки и туловища в форме подушечки для иголок.
– Меня не интересует никто из них, – отрезает он. – Я же сказал, мне нужна настоящая новинка. Если мне понадобится безрукое чудо, я обращусь в Уайтчепельскую богадельню.
– И найдете одного из ваших старых боевых товарищей?
– Не порите чушь, – холодно отвечает Джаспер. Слова агента вызывают у него отвращение. Мысль о том, что кто-то из его близких – даже он сам – мог бы после Крыма оказаться беспомощным калекой, осыпаемым насмешками и выставляемым на афишах в виде живого чуда, была невыносимой для него.
– Настоящее чудо, – повторяет он. – Это все, что мне нужно.
Теббит делает паузу, пощипывая щетину на подбородке. Потом сообщает, что есть одна новая девушка, чью рыночную ценность он еще не успел рассчитать в своей учетной книге. Мать девушки недавно начала выставлять ее в галерее возле Пикадилли.
– И что в ней нового?
– Она альбинос. Редкостное, изысканное чудо. Мне говорили, что это величайшая из смертных, выставленная напоказ в столь юном возрасте.
– Сколько ей лет?
– Четыре года.
– Четыре года! Мне не нужен младенец.
– Вы можете управлять ребенком. Она будет вашей. Если захотите, вы можете назваться ее отцом. Привязать ее к себе. Кроме того, Чарльз Страттон находился в том же возрасте, когда Барнум взял его в аренду у родителей.
– Хм-м-м…
– Давайте посмотрим на это с другой стороны, – предлагает агент и подается вперед. Он потирает руки, как будто держит кусок невидимого мыла. – Вы не хотите, чтобы кто-то затмил вас, так? Есть девочка-альбинос по имени Нелли Уолкер…
Джаспер морщится при звуках этого имени.
– Она живет в Америке. Ей девять лет. Ее выставляют вместе с братом в номере под названием «Черно-белые близнецы». Правда ли, что он ее брат, – в общем, это не имеет значения. Я имею в виду, что эффект новизны недолговечен. Если бы эта Нелли гастролировала здесь, то вы бы упустили свой шанс. Сейчас у вас есть возможность подогреть интерес публики.
Он делает широкий жест, словно вытирает тарелку хлебным мякишем.
– Эта девочка, она настоящая? – спрашивает Джаспер. – Не мистификация? Мать не вымазала ее меловым раствором? Я не могу допустить ошибку. Только не сейчас, когда мое шоу бурно развивается, а финансовое благополучие еще не гарантировано…
Агент перелистывает страницы в задней части альбома и указывает пальцем на маленькую фотографию.
– Вот она, смотрите сами. Ее зовут Перл.
Джаспер водружает пенсне на переносицу. Он старается игнорировать хриплое дыхание собеседника, отдающее гнилью.
– Ну как? – спрашивает Теббит.
Девочка напряженно щурится перед камерой. Прозрачные глаза, бледные ресницы. Она носит ленту, повязанную на лбу. Верхняя челюсть слегка выступает вперед, подбородок почти незаметен. Белые кудри, похожие на головку одуванчика. Настоящий ангел. Приобретая ее, он пойдет на риск; у него остались последние сто фунтов. Достаточно болезни, небольшого пожара или затяжного дождя…
В ней есть что-то знакомое. Джаспер уверен, что видел ее раньше. Вот оно! Он щелкает пальцами. Мальчишка принес новости о ней после его первого визита к Шакалу. «Экстраординарный феномен! Перл – Белоснежная Девочка! Живое представле-ние в…»
– Ее выставляют в Риджентс-Гэллери, не так ли? – спрашивает он.
Агент кивает.
– Я мог бы организовать встречу.
Джаспер нащупывает банкноты у себя в кармане и натыкается на кольцо. Он напряженно размышляет.
– Не стоит трудиться. Так или иначе, большинство лондонцев уже видели ее.
Тоби
– Думаю, это моя любимая вещица, – говорит Джаспер и берет маленькую трубку с изображением его лица. Он зажигает табак и довольно хмыкает. – Дым как будто выходит из моего цилиндра.
Тоби смотрит, как он перебирает другие безделушки. Дым заволакивает фургон, лицо и жесты его брата тонут в тумане. Тоби подносит бокал ко рту. Он прислушивается к внешним звукам – к голосу Нелли, к быстрым шагам ее и Стеллы, возвращающимся из парка развлечений. Он слышит ее смех, который как будто резонирует в его теле.
После той ночи в беседке он долго стоял перед зеркалом. Он ощущал следы рук Нелл на своей коже, как будто она оплела его длинными лозами и залезла в пупок, словно пчела, собирающая цветочную пыльцу. Он поднял рубашку. Его живот был широким, но не отвисшим, усеянным темными волосками. Кожа была рыхлой и бледной. «Совершенно обычный», – подумал он.
Он перелистал альбом с фотографиями цирковых артистов, останавливаясь на любимых образах. Минни, чью шкуру он покрывал цветами. «Человеческая картина» из шоу Уинстона. Он аккуратно закрыл альбом и повернул зеркало к стене. В нем крепла уверенность, что он никогда не будет достаточно хорош для нее. Она была Лунной Нелли. Он видел, как она парила под корзиной воздушного шара, слышал нестройное пение на трибунах, читал восторженные и разгромные статьи про нее в разных газетах. Весь Лондон хотел видеть ее; кто он такой, чтобы обладать ею? В следующие дни Тоби находил извращенное удовольствие в том, что не позволял себе даже посмотреть в ее сторону. В конце концов, думал он, смерть Дэша была не напрасной; теперь она резонировала в такт его собственному несчастью.
– У меня такое ощущение, будто она что-то скрывает. Как думаешь, она могла завести любовника?
Тоби вздрагивает, и страх холодным кинжалом вонзается в его грудь.
– Нелл?
Брат смотрит на него прищуренными глазами.
– Нет. Я говорю о Брунетт.
Тоби выдавливает улыбку. Он снова чувствует, что брат читает его как раскрытую книгу.
– Для меня что одна, что другая, – бормочет он и одергивает рукава. Он слишком много выпил. Свеча отбрасывает на стену пестрые тени, похожие на переплетение лиан и ползучих растений, – необыкновенный дождевой лес, ползущий по афишам. Он поднимает руку и смотрит, как тени пляшут на его коже.
– Я не могу потерять ее, – говорит Джаспер. – Положение слишком рискованное. Пусть Нелл и звезда представления, но многие зрители приходят из-за Брунетт.
– Рискованное положение? Но ты дважды за вечер имеешь полные трибуны. Деньги сыплются быстрее, чем мы успеваем ловить их… – Тоби умолкает, пораженный новой мыслью, и наклоняется вперед. – Сколько денег ты занял, Джаспер? Пять тысяч?
Улыбка сползает с лица Джаспера.
– Пять тысяч? – с легким презрением повторяет он.
– Сколько же?
– Двадцать.
– Двадцать тысяч? – Тоби разевает рот. – Двадцать тысяч фунтов у подпольного ростовщика?
– Не надо так смотреть на меня.
– Они немногим лучше бандитов! Они освежуют тебя. Они убьют тебя ради последнего пенни. – Его сердце гулко стучит. – Как ты мог совершить такую глупость?
– Глупость? – гневно восклицает Джаспер и поднимается на ноги.
Тоби должен остановиться, но не может; его голос становится более громким и настойчивым.
– Что ты будешь делать, когда наступит зима? В цирке всегда наступает мертвый сезон…
– Я арендую ипподром.
– Как? Где?
Джаспер хлопает ладонью по столу, бокалы звенят и подпрыгивают.
– Разве мое шоу не великолепно? Разве все вокруг не говорят о нем? Мы наполняем трибуны…
Тоби смотрит на своего брата, который вдруг кажется ему очень маленьким и уязвимым. Бледная кожа на горле туго натянута вокруг кадыка. Тоби вспоминает, как в детстве брат тайком пробирался в его комнату и обнимал его. Два сердца, которые бьются вместе. Так близко, что они ощущали себя двумя цветами на одном стебле.
– Ты не понимаешь. Ты не можешь понять, что такое идти на риск и как это возвышает меня.
Тоби опускает голову. Резкая боль, как будто свод его ребер готов провалиться в грудную клетку. Тени от свечи пестрят на его руках, и он понимает правоту своего брата.
Джаспер
После ухода Тоби Джаспер не может заснуть. Он должен быть рад и доволен расширением своего шоу, новыми цирковыми актерами и животными. Но страх брата давит на него; он смотрит на свою учетную книгу, на утекающий ручеек фунтов и гиней. Он не принял это в расчет. Дополнительный фураж для животных, починка фургонов, повышение гонораров – все эти мелкие издержки стремительно растут. Что-то кажется разболтанным, ненадежным и недоделанным. Он представляет, как задвижка на клетке волка срывается с петель и его зверь начинает бегать по ночным улицам Лондона.
Он надевает сапоги и поспешно идет в зверинец, кивая грумам, которые стоят на страже по ночам. Его охватывает моментальное головокружение, словно пол виселицы проваливается под ногами и все то, что он накопил, падает в бездну. Он испытывает мелочное и нелепое желание вернуть свое старое шоу, когда он знал имена всех и каждого, когда ему было мало что терять.
Он идет дальше, мимо львов, мимо леопардов и морских львов, плещущихся в металлических цистернах. Он поднимает покрывало на клетке с его любимыми животными, ощупью находит задвижку. Клетка надежно заперта, и он облегченно вздыхает, глядя на надпись «Счастливое семейство», выведенную размашистыми буквами. Во внезапном свете масляной лампы заяц и волк поднимают головы; их глаза превращаются в узкие щелки. Джаспер смотрит, как заяц перекатывается набок и приваливается к волку, обнажая белое брюшко. Он испытывает преходящее желание, чтобы волк обнажил клыки и явил свою истинную природу. Сколько лет подавленных устремлений! Но волк упитанный, потому что он не должен голодать.