Внизу Джаспер выпевает свои реплики и только слегка запинается. Тоби впитывает каждое слово. «И сегодня я – Князь Обмана – представляю вам немыслимые чудеса…»
Потом, когда их опускают и заканчивается второе представление, все жалуются на смертельную усталость. Тоби наблюдает за Нелл, сидящей у костра. Она, Стелла, Пегги и Брунетт играют в вист, шлепая картами об стол. Она глядит на него, и он видит томление по большему, которое помнит с того, первого раза.
Если она снова привлечет его к себе, он не сможет остановиться. Она проникла ему под кожу, как разделочный нож мясника. Ощущение беспомощности даже приятно, как будто он предоставил решение кому-то еще.
Нелл
Когда Стелла подает ей чашку рома, Нелл качает головой. Ей достаточно просто сидеть у костра, смотреть на бутылки, передаваемые по кругу, слушать пение Виоланте и наблюдать за детьми, раскладывающими безделушки, которые они прикарманили. Она находится в радостном предвкушении. Через пять дней они будут выступать перед королевой. Их репертуар расширится, перспективы немного улучшатся.
Тройняшки репетируют номер между фургонами: они забираются друг другу на спину, прыгают и кувыркаются. «Все должно быть идеально, – сказал им Джаспер с пеной у рта. – Ни одного неверного прыжка, ни одного опавшего шарика! Наше шоу будет безупречным!»
Брунетт сидит немного в стороне и поднимается на ноги, когда Пегги начинает играть на скрипке. Ее движения замедленны и болезненны; ее тело продолжает расти и тяжким грузом давит на кости. Нелл смотрит на деревья и замечает Абеля, который ждет там.
Стелла поднимает голову.
– Будь осторожна.
Брунетт пожимает ей руку и уходит, прихрамывая, к небольшой роще, где стоит скелет игуанодона.
– Что ты ей сказала? – интересуется Пегги и откладывает смычок. – Если снова что-то жестокое…
– Иди, побейся лбом об стену! – рявкает Стелла.
Нелл берет очередную ветку и бросает ее в костер.
– Вчера она вышла замуж за него, – тихо добавляет Стелла.
– За Абеля? – Нелл изумляется собственной зависти. – Теперь она уйдет из цирка?
– Уйдет? – Стелла горько смеется. – Из цирка? Отсюда никто не уходит. Джаспер найдет ее; ей будет трудновато оставаться незаметной.
Нелл опускает глаза и катает пальцами ног раскрашенную сосновую шишку. Ей хочется спросить: «И что тогда?» – но она боится ответа.
– Брунетт не настолько глупа, – говорит Стелла, но ее голос звучит неуверенно.
Свадьба, брачная церемония. Нелл пытается представить это: заплесневелый камень, мерцающие свечи в настенных канделябрах. В историях, которые она читала, это были радостные моменты, счастливая развязка. Любые различия уничтожаются магией любви. Она думает о Брунетт с одуванчиком, приколотым к платью, на две головы выше рыбака, стоящего рядом с ней. Простые оловянные кольца. Священник, с запинкой произносящий слова супружеской клятвы, косясь на семифутовую невесту. Жуткое зрелище. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает…[24]
Поцелуй, когда сбудутся мечты Брунетт о том, чтобы другие люди отказались от предрассудков и видели в ней обычную женщину. Но что потом? Прогулка по пыльному Лондону, где люди будут выглядывать из карет и указывать пальцами на нее? Тягостное возвращение к цирковому шоу, которое она ненавидит. Сможет ли она уйти? Осмелится ли сделать это?
Краешком глаза Нелл замечает, что Тоби смотрит на нее. Она встает и в одиночестве прогуливается по парку. Растения начинают увядать: некоторые розы побурели, стали ломкими и нуждаются в очистке, опавшие сливы превращаются в кашу под ногами. Она тянется за превосходной на вид сливой, желтой и мягкой, и поворачивает спелый плод в кулаке. Острая боль пронзает ее палец. Она вскрикивает, и пьяная от сахара оса выползает из норки, пробуренной в кожуре.
Когда Нелл высасывает яд, она возвращается к фургонам. Потом останавливается. Брунетт стоит в стороне под дубом, Абель прижался лбом к ее груди. Нельзя подглядывать, но Нелл не может пересилить себя и подкрадывается ближе. Брунетт плачет, но мужчина встает на цыпочки и что-то шепчет ей в ухо. Он наклоняет ее голову к себе и целует ее в щеку. Эта сцена так пронзительна, что Нелл отворачивается.
Она тихо возвращается к фургону по дорожкам, посыпанным опилками. Что-то неощутимо двигается позади: один из работников Джаспера. Наблюдает ли он за ней, следит, чтобы она не сбежала? Вероятно, он просто гуляет, как и она. Люди у зверинца, охраняющие животных, уважительно прикасаются к кепкам, а мартышка бьет себя в грудь и визжит. Там больше работников, чем обычно, и все смотрят на ворота, как будто чего-то ждут. Нелл наступает на афишу и поднимает ее. Она изображена в самом центре, под лицом Джаспера.
Эта девушка – она сама. Нелл часто казалось, что она просто дрейфует по дорогам, проложенным другими людьми. Каждый раз, когда пытается свернуть с пути, она сталкивается с чужими мечтами. С мечтой Джаспера о великом цирке, мечтой ее брата о фермерском хозяйстве в Америке, мечтой Стеллы о собственной труппе. Собственные мечты Нелл остаются взаперти, ее ум затуманен неуверенностью в том, кто она такая и чего хочет. Но когда она смотрит на афишу со своим изображением – тело вытянуто в струнку, светлые волосы развеваются за спиной, – до нее доходит, что она вольна распоряжаться своей жизнью. Ее снедает острое желание найти Тоби, ощутить тепло его тела напротив своего тела.
В фургоне Тоби не горит свет, но у нее такое ощущение, что он тоже бодрствует и чего-то ждет. Она спешит туда, тихо стучится и шепчет:
– Ты не спишь?
Он что-то бормочет в ответ, и она открывает дверь.
Внутри пахнет фотографическими химикалиями. Она натыкается на банку, потом цепляется за веревку с развешанными фотографиями и тихо ругается. За ее спиной шуршат простыни.
Удивительно, как быстро это происходит. Только что она была наедине с собой, а теперь сплетена с другим человеком, притянута к нему. Сила физического контакта почти невыносима. Ее руки скользят по выпуклостям его спины, ощущают мышцы, выступающие по обе стороны от позвоночника. Его губы прижимаются к ее губам. Его мощь и массивность – она едва может обхватить его руками за пояс. Ее руки останавливаются в мягкой складке над бедрами. Он морщится, как будто ему больно.
– Нелл, – бормочет он. – Так не должно быть… это…
Но и сам он не останавливается, не отрывается от нее. Он неуклюжий, и его пальцы жесткие, как рог. Его щетинистая щека прижимается к ее щеке. Шок и восторг от его рук, шарящих по ее телу, проникающих ей между ног. Ее мир сжимается до чистых ощущений, до покусывания его губы и его ответного вскрика. Она усаживается на него и пригвождает к себе.
– Нелл, – говорит он.
Они лежат на полу его фургона, стеклянные банки и флаконы дребезжат и раскатываются вокруг. Она вонзает ногти в его кожу, как будто покоряя его, пробуя его силу, – птица, распустившая крылья, пробующая на прочность свои связки и сухожилия. Вкус соли у нее на языке, на его обнаженном теле, мочка его уха у нее во рту. Все слишком быстро, слишком часто; время истекает секундами. Ей хочется замедлить каждое мгновение, растянуть их на месяцы и годы, найти способ жить в них.
Когда Тоби замирает, она лежит рядом с ним, пристроив голову в изгибе его плеча. Оба влажные от пота и трепещущие от осознания того, что они сделали.
– Я хочу тебе что-то показать, – говорит Тоби.
Она слышит треск спичек.
– Пожалуйста, не надо.
– Не тебя, – говорит Тоби. – Я хочу, чтобы ты увидела меня.
Она моргает от внезапной вспышки, потом ахает и прижимает ладонь ко рту. Его кожа живая. Лозы, цветы, фрукты, крошечные птицы с изогнутыми клювами. Она проводит пальцами по его телу, потрясенная этой тайной. Она представляла его совсем другим. Он вдруг морщится и отводит ее руку.
– Больно?
– Только здесь, где недавние наколки.
Он показывает ей самые болезненные места, где кожа покраснела и распухла. Там фиалки, которые она когда-то собирала. Целый сад, который она может охватить взглядом.
– Джаспер видел это?
– Нет, – помедлив, отвечает он.
Тоби накрывает ее подбородок ладонями и целует ее. Одинокая слеза скатывается по его щеке. Снаружи меняется ветер и пронзительно свистит между фургонами.
– Тоби, – говорит она, но он не отвечает. Его рука лежит у нее на талии.
В этом жесте есть некая обреченность, и она знает, что должна уйти; что уже поздно, и они не могут рисковать из-за вечного любопытства Джаспера. Снаружи доносятся звуки какой-то шумихи, и удивительно вспомнить, что мир еще существует вокруг них.
Нелл закрывает дверь за собой. Дым со двора наполняет ее легкие во влажном ночном воздухе. Подъезжает двуколка.
– Что случилось? – спрашивает она у работника. В темноте ничего не разобрать, луна скрылась в густом тумане.
– Новая исполнительница. Последнее приобретение Джаспера.
В последние недели появилось много новых номеров. Лагерь пополнился новенькими фургонами и незнакомыми лицами. Нелл щурится, стараясь разглядеть новое приобретение. Миниатюрная девочка выбирается из двуколки, неуверенно ощупывая землю. Когда работник подносит лампу ближе к ее лицу, Нелл видит ее кожу – белую, как рыбье брюшко. Девочка укрывается от внезапного света, взгляд ее серых глаз мечется по сторонам. Она кусает нижнюю губу и ставит ноги носками внутрь.
– Она почти слепая, – говорит работник.
Нелл вспоминает, как мужчины тащили ее к фургону, и прикасается к скуле, куда отец ударил ее. Она плакала и брыкалась, царапала дверь. Она зарыдала так внезапно, что едва могла дышать. Но эта девочка так спокойна и неподвижна. Она просто стоит и ждет. Вот чего она ожидает от жизни: быть купленной, использованной и проданной.
– Ее можно уложить с тройняшками, – говорит работник.
– Подожди.
Нелл не знает, почему она делает это. Она шагает вперед и берет девочку за руку. Ей кажется, что ребенок отпрянет от нее, но вместо этого девочка тянется к ней, и Нелл поднимает ее на руки. Она