Нелл
Нелл ведут по коридорам шириной с дом, потолки которых поддерживают розоватые пилястры. Лакей движется быстро, и ей приходится почти бежать, чтобы не отстать от него. Вверх по мраморной лестнице, перила перекатываются, как морские волны. Потом еще коридоры, на этот раз шире прежних, обтянутые полосатым зеленым атласом. Пока они идут, сопровождающий роняет короткие инструкции: «Никогда не обращайся напрямую к королеве, не поворачивайся спиной», – но тут Нелл спотыкается о ковер, не прибитый к полу. Все выкрашено позолотой, отполировано до блеска, и Нелл видит сотни миниатюрных копий себя, отраженных в дверных ручках, в глянцевых карнизах на зеркальных стенах. Ее бедра с родимыми пятнами, дублет и панталоны с луной и звездами. Она дергает за швы, пытается стянуть их ниже по ногам. Если бы только на ней было платье или штаны; если бы только Тоби или Стелла были с ней! У нее не было времени переодеться после шоу: едва она сняла с плеч тяжелые механические крылья, как Стелла велела ей забраться в карету и поскорее уехать, пока Джаспер не увидел ее. Что-то пошло не так, хотя она не понимала, что и почему; она попросила Стеллу найти Перл и накормить ее перед сном.
Ее проводят в комнату размером с цирковую трибуну. Скульптуры вдоль стен ухмыляются, как армия обезглавленных врагов. Она делает глубокий вдох.
В каминах ревет огонь. Она видит крутобокие вазы и чаши на подставках, придворных в широких галстуках, которые суетятся вокруг, словно испуганные мыши. Потом поворачивается к стене, не понимая, куда нужно смотреть. Там есть лепной фриз с пигмеями и крошечными человечками, похожими на муравьев. Бробдингнегцы, читает она, но это ничего не значит для нее. Великаны и карлики, гладкие луга, словно отутюженные простыни.
Потом чужая рука ложится на ее руку, и ее подталкивают вперед. Там, в конце галереи, стоит королева. Когда формальности соблюдены – поклоны, взаимные представления, – она чувствует себя так, как будто за ней наблюдают через стекло. Несколько месяцев назад она гнула спину в поле, копала землю совком. Она касается запястья, чтобы обрести утешение в собственной телесности, напомнить себе, что она не разобьется.
– Значит, ты – Королева Луны и Звезд, – говорит королева.
Нелл кивает. Она гадает, ожидают ли от нее, что она скажет что-нибудь занимательное, станцует джигу, или расскажет анекдот, или вынет цветок из-за уха у королевы. На ум приходят бессмысленные распевы Хаффена Блэка – цирюльник брил лысых сорок по два пенса за дюжину, натирал капустным пудингом, но они все равно ловили колики в лапше…
– Твое лицо, – говорит королева. – Можно потрогать его?
Нелл не отвечает. У нее нет слов. Но женщина уже протягивает руку, прижимая мягкую ладонь к ее щеке.
– Похоже, здесь нет подвоха. – Она довольно откидывается на спинку стула с легкой улыбкой на лице. – Я разбираюсь в обманщиках.
Она поворачивается к лакею.
– Приведи мне животинку. Полагаю, у нее и Лунной Нелли общий портной.
Придворный возвращается со спаниелем, на шее у которого розовая лента. Белый пес с большими коричневыми пятнами на шкуре. Его купированный хвост виляет, как маятник.
Собака, думает она.
– Они прямо близнецы! Мои дворцовые зверушки. – Королева подается вперед и хлопает в ладоши. – О, как забавно! Если бы только Вики и Берти могли видеть это! Пожми ему лапу.
Нелл тянется вперед, как марионетка, как будто она может только подчиниться. Она хватается за собачью лапку.
– Добрый день, как поживаете? – произносит королева писклявым голосом, который, как понимает Нелл, должен принадлежать собаке. Спаниель скулит, извивается, чешется от неудобства. Все взгляды обращены на нее, как будто она последняя сардинка на тарелке. Что-то, что еще можно сожрать.
– Чудесно! Просто восхитительно, – говорит одна из фрейлин. – Какое забавное маленькое чудище!
Она имеет в виду собаку, говорит себе Нелл, однако все смотрят на нее. Она до сих пор не произнесла ни слова. Она похлопывает себя по груди, как будто надеясь найти там запертые слова, готовые вырваться наружу. Но она слышит только гулкое биение своего пульса.
Джаспер лишил меня голоса, думает она, но быстро качает головой, пытаясь избавиться от абсурдной мысли. Она думает о морской колдунье, о ее доме, построенном из костей потерпевших кораблекрушение моряков. Она вырезала Русалочке язык разделочным ножом.
Я принадлежу публике, сказала Стелла.
Ее плечи саднят от крыльев, глубоко врезавшихся в кожу. Как кровоточащие ноги Русалочки, ступавшей словно по острым лезвиям.
– Ты должна снова навестить меня, – говорит королева. – Ты мне нравишься.
С этими словами Нелл отпускают, и она возвращается вниз по роскошной лестнице и длинным коридорам. Пятнистые мраморные колонны как будто начинены мясным фаршем. Она представляет, как человеческую плоть пропускают через мясорубку и превращают в фарш. Ноги кровоточат. Она вспоминает рот пожирательницы огня Бонни, опаленный горячими углями там, где истончился кожаный мундштук.
Вызвана карета, и дождь тяжко бьет по крыше, как ледяной град. Она ничего не видит через запотевшее окошко. Когда лошадь останавливается в парке развлечений, она прыгает с подножки, уклоняясь от потоков воды. Земля превратилась в трясину. Ее волосы липнут к лицу. В ее фургоне горит свеча, и, когда она распахивает дверь, не удивляется, что Джаспер ожидает ее.
Очертания фургона расплываются. Она не думает о боли в запястьях; она не думает о том, как она должна бороться, как налилось свинцом ее тело. Но ее мысли возвращаются к узкому галечному пляжу, масляной лампе, сети и скользкому морскому существу, пульсирующему в ее руке. Нужно оглушить кальмара, чтобы убить его, воткнуть спицу в щель между его глазами. Он не бьется в руках и не мечется, как макрель. Рыбу легко убить, если осторожно засунуть большой палец ей в рот и отвести назад, с тихим хрустом сломанного позвоночника.
Вот что чувствовали девушки, думает она, те, кого хватали уличные торговцы и сутенеры в переулках. Прижатые, как мотыльки, как кальмары на камнях. Это борьба, которую женщины вели изначально и постоянно; их мягкие тела превращались в поля сражений, тонкие кости были раздавлены под тяжестью мужчин.
С мимолетной грустью она понимает, что это все, чего хотел Джаспер: подчинить ее тело своей воле. Что она превзошла себя, сама того не желая, что он случайно возвысил ее над собой.
– Я создал тебя, – шипит он, шаря пальцами по ее дублету. – Как она не могла этого понять?
Странно, но звук рвущейся ткани выводит ее из оцепенения – мысль о том, что ее наряд будет разорван и испорчен. Без этого она ничто, просто веснушчатая девушка в дешевом платье. Она кусается и пинается. Она – макрель, вырвавшаяся на свободу. Ее локоть ударяет в скулу, голова врезается ему в подбородок. Он вскрикивает от боли, и она свободна, почти не пострадала от нападения. Она хватается за бок и обнаруживает, что ее костюм лишь немного порвался. Ее ноги помнят ощущение бега, и она слетает по ступеньками, мчится между фургонами. Джаспер не преследует ее.
Она может пойти к Стелле, рассказать ей, что случилось, прильнуть к ней, чтобы ее погладили. Но ей не нужно сочувствие; ей не хочется, чтобы ее утешали и трогали ее тело как хрупкую вазу, которая может разбиться. Кроме того, она боится потревожить Перл. Плохо, если девочка увидит ее испуганной.
Впереди черный фургон. Закрепляй тени, пока материал не выцвел. Тобиас Браун, крымский фото-граф.
Тоби резко садится, когда она врывается к нему.
– Что случилось? – спрашивает он, но она толкает и одновременно хватает его. Это больше похоже на столкновение, чем на объятие, как будто она пытается избавиться от недавно случившегося с нею – скорее оттолкнуть его, чем привлечь к себе. Зубы, волосы и ногти. Ей хочется разделить свою боль, вогнать ее в кого-то еще. Она впивается ногтями в его спину, кусает его плечо. Мощь, повергающая великана, но с ней приходит облегчение. Она стремится к забвению, хочет затеряться в нем и снова найти себя. Она хочет чувствовать. Ей хочется сдавить что-то в руке и почувствовать осколки.
– Что случилось? – повторяет он.
Она сознает, что безмолвно плачет.
– Что случилось?
Его мощные руки крепко обнимают ее. Где-то снаружи раздается скрип распахнутой двери, раскачивающейся на петлях.
– Что это было? – шепчет Тоби, но не отпускает ее.
– Просто ветер.
– Там кто-то был, я слышал.
– Какая-то ветка или дождь, – говорит Нелл, хотя она уверена в том, кто это был на самом деле. Она прижимает ладонь к груди и чувствует тяжкий гнев, колышущийся внутри.
Часть IV
Неужели вы и есть тот самый Барнум? Я ожидал увидеть чудовище – наполовину льва, наполовину слона или помесь тигра с носорогом!
Джаспер
Джаспер помнит все как в тумане. Проливной дождь, барабанивший по крышам фургонов, как пулеметный обстрел. Струйка воды, стекавшая по его хребту, ледяной холод, проникавший в кости. Пропитанная водой арена, обвисший занавес, хлюпанье мокрых опилок у него под ногами.
Потом неловкая пауза в разговоре с придворным.
О, вы меня неправильно поняли.
Он утратил власть над своей историей успеха. Теперь он смотрел, как эта история набирает ход и вращается уже не вокруг него, а вокруг нее. Куда ни посмотри, везде она. Ее имя на устах у придворных. Ее ожесточенное сопротивление, ее отказ подчиниться ему. А потом свет, мерцавший за окном фургона Тоби. Он заглянул внутрь, и они были там. Четыре руки, четыре ноги, сплетенные тела. Прерывистое дыхание, исступленный ритм совокупления. Татуированная рука Тоби, обнимавшая ее. Брат ясно дал понять, на чьей он стороне.