– Я слышал, – перебивает Джаспер с нервным смешком. – Если с тобой что-то случится! Ей-богу, не понимаю, почему ты так куксишься. Хочешь, я найму пару немых шлюх, чтобы они корчили рожи в твоей палатке?
Дэш проводит тряпицей по стволу винтовки.
– Знаю, легче всего посмеиваться над всем вокруг.
– Ты должен признать, что Стелла меньше всего хочет, чтобы за ней присматривали.
– Она мягче, чем тебе кажется.
– Ха! Русские бы сдались через час, если бы она командовала в наших войсках. Это все вчерашняя выпивка.
– Вчерашняя выпивка?
– Она давит тебе на грудь.
Дэш поднимается на ноги. Джаспер сжимает его плечо, и они идут навстречу рассвету, навстречу запаху гнили над пологими зелеными холмами. Стелла идет за ними и одергивает китель Дэша.
– Дэш думает, что сегодня ему предстоит умереть, – говорит Джаспер. Он хочет обратить это в шутку, избавиться от гложущего беспокойства.
– Никогда, – говорит Стелла. – Этого не может быть.
Дэш улыбается и целует кончик ее носа.
Перед тем как они садятся на своих боевых скакунов, он ищет взглядом Тоби, но его брат, должно быть, до сих пор дуется в одной из палаток. Он пожимает плечами и проверяет свою винтовку. В воздухе носится беспокойство, острое, как запах ржавчины. Некоторые солдаты повязали на шею картонные таблички с именами и адресами для членов семей, которые получат известие об их гибели. Запах железа, запах страха. Лошади напирают вперед. Солдаты безмолвны и бдительны; они ждут его приказа. Он уже жаждет боя не меньше, чем страшится его, – несравненно чувство единства и отрешенности, когда его люди находятся вокруг.
Только после того, как на рассвете они заняли Большой Редан[26], русские отступили и город озарился яркими вспышками.
Повсюду ужас и хаос; город горит и дымится, взрывы сотрясают воздух. Большой пожар Севастополя. Через три дня они вступают в разбитую оболочку города и жаркий пепел разлетается под сапогами. Плещут знамена. Повсюду раздается дружный рев пехотинцев, звучат барабаны полкового оркестра. Вместе с Дэшем они перелезают через гору трупов и устремляются в разрушенную часть крепости.
– Город наш, – шепчет Джаспер, а потом кричит, но его голос тонет в грохоте выстрелов. – Наш!
Издалека стены казались девственно-белыми, но это недолговечная иллюзия. Церкви стоят в руинах с проломленными зелеными куполами, здания испещрены дырами и следами от разлетающейся картечи. Крыши и стены большей частью разрушены. Город раздавлен, как насекомое. Тела изувечены до неузнаваемости и выглядят так, будто побывали в мельничных жерновах. Город все еще горит, окутанный черным дымом. Туловища, разбитые, как винные бочки, лица, оторванные от черепов. Когда Джаспер смотрит на мертвеца, то замечает лишь золотую цепочку у него на шее и часы в кармане. Деньги, добыча. Сердце гулко стучит в груди, когда они скачут по узким улицам, усеянным битым щебнем. Русские отступили или спрятались в норы, где они скоро умрут, как отравленные крысы.
– Севастополь наш! – кричит Дэш и улыбается от уха до уха.
– Стелла будет разочарована, когда узнает, что ты все еще жив. Теперь ей не понадобится искать нового мужа.
– Чувствую себя идиотом, – говорит Дэш и громко смеется.
Вокруг так много чужого добра, что трудно понять, с чего начать грабеж. Они видят офицеров, несущих антикварные стулья, сабли и наборы фарфоровой посуды; все это отправится домой. Кто-то вопит, что они нашли запасы бренди. Когда солнце глазирует здания и старый колокол бьет десять раз, появляются санитарные повозки и мулы с носилками на телегах. Тогда Джаспер замечает черный фотографический фургон Тоби и лошадей, бредущих по битому кирпичу.
Джаспер и Дэш смотрят, как он выбирается из фургона, устанавливает свой аппарат на руинах и скрывается под черной накидкой. Джаспер вытягивает шею, чтобы разглядеть, что он фотографирует. Судя по всему, мертвого солдата, лежавшего под остатками рухнувшей стены.
– Я прямо отсюда чую, как он дуется, – говорит Джаспер. – Давай-ка оставим его в покое.
Они уезжают, не обращая внимания на его оклики, и спешиваются лишь для того, чтобы снимать крестики с обгоревших под солнцем трупов. Дэш останавливается и потягивается за маленькой полуразрушенной стеной. Рядом находится зеленый сад, чудесным образом не пострадавший от бомбежки.
– Разве он не устал от этого? – спрашивает Дэш.
– Кто не устал?
– Твой брат. Думаешь, ему не тошно наблюдать за потехой через маленький глазок?
– Ты имеешь в виду, находиться здесь и не быть в гуще событий?
– Не находиться нигде. – Дэш отряхивает китель. – Я… мне просто интересно. Он всегда будет таскаться за нами? В каждой битве, на каждой проклятой войне?
Джаспер смотрит на друга; на темные волосы, вьющиеся у него на шее, на его непринужденную позу.
– У меня есть идея, – говорит он. – Теперь, когда все закончилось, мы можем выйти в отставку и создать наше собственное шоу. Я и ты.
Его речь звучит плавно и выразительно, несмотря на неловкость, которую он испытывает. Если бы Тоби его слышал, то назвал бы это предательством.
– Шоу?
– Я имею в виду цирковое шоу. Лошади, акробаты и пантомимы. Зверинец. Стелла как будто создана для этого.
Дэш поджимает губы.
– Из-за ее бороды?
– Нет-нет, – поспешно возражает Джаспер, хотя он имел в виду именно это. – Потому, что она прирожденная актриса. Ты же видел, как она умеет развлекать людей. – Он подается ближе. – Подумай об этом. Великое шоу Дэша и Джаспера!
– Сплошной цирк.
– Да, цирк! Ты знаешь, сколько зарабатывает Барнум? Тысячи и тысячи долларов в месяц. И Фанк тоже. Тогда будет не важно, если тебя лишат наследства. – Он ухмыляется Дэшу. – Мы будем великолепными шоуменами.
Дэш смеется.
– Полагаю, у моего отца есть лошади. Он может продать нам несколько штук еще до того, как я расскажу ему о Стелле.
– Отлично.
– Мы могли бы дать представление перед самой королевой.
– Это будет величайшее шоу в мире. – Джаспер тоже смеется, чувствуя себя ребенком, обдумывающим свои буйные фантазии, но на этот раз замысел становится осязаемым. Они на самом деле могут это сделать.
Дэш задумчиво пожевывает губу.
– Как насчет Тоби?
– А что с ним такое?
– Чем, черт побери, он может заняться? Он портит воздух в любой палатке; он будет делать то же самое в цирковом шатре. Он тупица.
– Тупица? – мрачно повторяет Джаспер.
– Да ладно, ты сам это говорил.
– Он мой брат, Дэш. Мне позволено говорить такие вещи. – Джаспер смахивает волосы, упавшие на глаза. – Не знаю… Он всегда восхищался мной. У тебя никогда не было братьев, поэтому ты не поймешь.
Дэш бросает кирпич в стену и смотрит, как тот раскалывается пополам.
– Знаю, но просто… этот парень вечно молчит! Он даже не смотрит на меня. – Он пожимает плечами. – Я не предлагаю бросить его, но не мог бы ты найти для него другое занятие? Клерк или что-нибудь в этом роде? Какую-нибудь тупую профессию. – Он замечает выражение лица Джаспера и добавляет: – Думаю, если понадобится, он может помогать в подготовке нашего шоу. Таскать вещи, поднимать тяжести и так далее.
Джаспер молчит. Теперь, когда он подал Дэшу идею, то не может забрать ее назад. Он вспоминает пароход, на котором прибыл его брат, облегчение и надежду на лице Тоби, когда тот увидел, что Джаспер ждет его на причале. Как будто Джаспер мог все исправить только своим присутствием.
Возле следующего дома Джаспер расстается с Дэшем и говорит, что встретится с ним попозже. Он моргает, чтобы приспособиться к полумраку внутри. Солнечные лучи косо падают через разбитый потолок. Он начинает рыться в шкафах, опустошать буфеты и наполнять карманы. Краем глаза он замечает какое-то движение в углу комнаты и хватается за пистолет, но потом смеется. Это всего лишь канарейка в клетке, бьющая крыльями о прутья решетки. Рядом с ней находятся музыкальный альбом с женским именем и ваза с цветами.
Джаспер протягивает палец, птичка подлетает к нему и начинает чирикать. Он улыбается и забирает клетку, основу для будущего цирка.
Когда он идет к двери, то видит за углом коридора мужские ноги в ботинках. В одной руке он держит клетку, а другой отстегивает штык, прикрепленный к поясу.
Когда Джаспер выходит на улицу, его лицо забрызгано кровью. Он пробирается по улицам разрушенного города, где на мостовых блестят пули, разбитые стекла и искореженные кусочки металла. В небе кружат стервятники, коршуны и канюки. Он видит Дэша, который перелезает через кучу камней и направляется к укреплениям.
– Дэш! – кричит он, и тот оборачивается.
– Должно быть, сверху открывается великолепный вид. Мы поприветствуем Стеллу на холме Кэткарта.
Они осторожно поднимаются по разбитой лестнице.
– Никакое хорошее шоу не обходится без Панча, – говорит Дэш. Джаспер оборачивается и видит, что Тоби бредет за ними с опущенной головой, спотыкаясь на рассыпанных обломках.
– … когда он отвел нас в гостиную, и мы увидели два механизма…
Джаспер открывает глаза. Голова раскалывается, во рту пересохло. Но он же в Крыму, рядом с Дэшем…
Тоби появляется, словно в тумане, со стаканом воды в руке.
Джаспер снова оказывается в своем фургоне с отклеившимися афишами на стенах. Его дыхание громкое и болезненное.
– Джаспер? Ты очнулся?
Он съеживается и нащупывает горло, словно боится обнаружить разрез, потом подносит руку к губам. Его удивляет, что между зубами нет засунутой монеты.
– Ты слишком долго спал.
Джаспер моргает, и за секунду до того, как у него снова перехватывает дыхание, а в конечностях появляется ноющая боль, он думает о Шакале и о будущей расплате. Его шоу протухло. Скоро наступит зима, зрителей будет гораздо меньше. Он уверен, что его разум может только спотыкаться, двигаясь по стопам былого величия, что никакие его мысли не могут быть оригинальными, что все истории уже рассказаны.