– Он мертв? – тихо спрашивает Стелла. Нелл изумляет печаль, звучащая в ее голосе. – Джаспер умер?
– Я не вижу.
Кто-то громогласно требует принести воды, и люди расступаются перед ломовой лошадью. Нелл думает о Чарли, о своей пустой жизни в первые дни разлуки с ним – о том, как она просыпалась по ночам в надежде обнаружить его рядом с собой. О том, как она мельком увидела его рядом с Мэри, прежде чем Джаспер уволок ее прочь. Она взвесила все, что она потеряла, что было отобрано у нее. Их обоюдное молчание во время визита Чарли, осознание перемены и чуждости жизни, хорошо знакомой ему. Но, несмотря ни на что, она всегда имела возможность сделать собственный выбор.
Когда Стелла берет ее за руку, Нелл не противится ее прикосновению. Они вдвоем находят путь через сотни людей, не желающих расходиться после пожара. Ее подруга торгуется с кучером двуколки и кивает Нелл. Она поднимает Перл на сиденье.
– Лошадки, – говорит девочка.
Двуколка медленно движется через толпу. Перл сопит у нее на груди, скулит от резких движений и оплакивает пропавшего мышонка. Пегги полулежит на деревянном сиденье, ее глаза потемнели от испуга. Они сворачивают на улицы с рядами обветшавших домов, в переулки с темными живыми изгородями. Яркий свет позади угасает и превращается в ничто.
Стелла дает Нелл бутылку эля и тряпку; она промокает пятна ожогов на руках ребенка.
– Куда мы едем? – спрашивает Перл.
Впереди темнота: ни огней, ни домов. Чистый лист будущего, на котором она может написать что угодно.
Эпилог
Пусть все прекрасное Здесь вырастает снова.
Сырым утром в среду Тоби отправляется в путь по дороге в Оксфорд. При нем фляжка с водой, два сэндвича с говяжьей солониной и кожаный кошель. Он прихрамывает; зарубцевавшийся шрам на бедре стягивает кожу и затрудняет ходьбу. Воздух насыщен влагой, и пот начинает сочиться из-под волос на затылке. Тоби закатывает рукава. Его татуировки расплылись со временем, цветы проросли друг в друга, багрянец сменился нежно-розовыми оттенками. Зеленое яблоко больше похоже на синяк.
Он идет мимо желтых полей масличного рапса, разваливающихся домишек и фермеров, погоняющих коров длинными палками. Потом садится у реки, наполняет фляжку и жадно пьет, прежде чем продолжить путь. В его кармане лежит выцветшая афиша шоу «Летающие Сестры».
Его домработница Джейн приносит ему новости о передвижных цирковых представлениях. Она дала ему афиши Эстли, Энглера, Уинстона и Сэнджера, а также больших американских цирков, которых так опасался Джаспер. Тоби читал своему брату рекламные объявления и наблюдал за выражением его лица в поисках малейших проявлений радости, печали или негодования. Ничего. Джаспер продолжал что-то рисовать и мямлить, почти не поднимая головы.
Все эти труппы проезжали совсем недалеко от их нового жилища. Когда Тоби сидел у очага, варил картошку или готовил пюре из репы, он иногда мог бы поклясться, что слышит, как они проезжают мимо. Львиное рыканье. Трубный зов потревоженного слона. Наверное, Минни тоже была среди них, а может быть, она умерла. Он закрыл глаза и представил их яркие экипажи, животных в клетках и циркачей в костюмах с блестками, проезжавших мимо величественного дуба у развилки дорог, над той глубокой выбоиной, которую он всегда засыпал гравием.
Однажды Джейн вручила ему новую афишку.
– В этом шоу одни женщины. Только женщины! – Она неодобрительно фыркнула. – Вот уж достойная жизнь, полагаю, – ежедневно демонстрировать свои прелести!
Тоби поблагодарил ее и бездумно сунул листок в карман. Но через несколько дней, когда Джаспер заснул, он отправился погулять. Райские яблоки в саду давно созрели, и ветви сгибались под тяжестью плодов. Сорвав несколько яблок, он начал рассовывать их по карманам и наткнулся на скомканный листок.
Когда Тоби развернул бумагу, то как будто получил удар под дых.
«Летающие Сестры!»
Нелл находилась в самом центре, вытянувшись в струнку. Она выглядела такой же, как раньше, словно время не коснулось ее. Золотистые волосы, распущенные по плечам. Обнаженные ноги, усеянные родимыми пятнами. Он покрывал поцелуями каждый дюйм этих ног. А рядом были Стелла, примостившаяся на трапеции, жонглирующая Пегги и другие женщины, которых он не знал. Бледная девочка с белоснежными волосами, одетая в дублет… Мыши, снующие по ее рукам… Он улыбнулся. Перл.
Все очень просто: он постоянно думал о Нелл. Он думал о ней, когда чистил овощи для своего брата, и когда выходил на реку по утрам и созерцал молочно-белые туманы, и когда он сидел на старой церковной скамье и пытался призвать молитвы, которые никак не приходили к нему.
Сначала, в первые недели и месяцы после пожара, это угнетало его, как будто от него отсекли неотъемлемую часть его существа. Ему приходила мысль отправиться на ее поиски и оставить брата. Но как он мог это сделать? Они были братьями; их сердца бились в унисон, и дыхание было общим на двоих. Его кара заключалась в том, чтобы оставаться рядом с Джаспером. Они в разное время спасали друг друга, но вместо освобождения для Тоби это лишь прочнее привязало их друг к другу. Он научился воспринимать Нелл как некое утешительное присутствие. Он часто вел мысленные беседы с ней. Он не раз воображал их случайную встречу и ее признание, что она тоже думала о нем. Тоби внушал себе, что этого достаточно.
Но вид этой рекламной афишки уязвил его, нарушил ровное течение его мыслей. Прошло десять лет, но она все равно нашла путь во все потаенные уголки его памяти. Он испытывал смутное раздражение. При мысли о том, что он может посетить ее шоу и увидеть ее, у него тяжко забилось сердце, в ушах зазвенело. Ему было тошно от физического влечения к ней.
Но он должен пойти. Тоби попросил Джейн присмотреть за Джаспером и собрал маленький холщовый вещмешок. Он носил все тот же самый кожаный жилет, тщательно отчищенный и выкрашенный вайдой. Он не стал смотреться в зеркало; ему не хотелось видеть, как сильно он постарел.
Тоби продолжает путь, кивая фермерам, женщинам и мальчишкам в рваных штанах. В голубой дымке впереди он видит шпили Оксфорда. Толстые шмели копаются в цветках дикого мака, их лапки припорошены пыльцой.
Прошло десять лет, напоминает он себе. Десять лет.
Она могла выйти замуж. Она могла забыть о нем. Ее жизнь продвинулась далеко вперед, а он остался в наезженной колее. Ее мир наполнен яркими красками и чудесными зрелищами («Европейское турне» – прочитал он в афише. «Париж и Берлин», «Америка и Москва», «Представления перед царственными персонами»), а его жизнь сжалась до размеров одного дома и узкой грунтовой дороги. Он выкрасил дверь в голубой цвет, как в своей мечте об уединенной жизни с Нелл. Только ее здесь не было, но в определенном смысле Тоби был удовлетворен своей жизнью. Служение близкому человеку доставляло ему тихое удовольствие. Он находил необыкновенное в обыкновенном: в сладостном аромате цветущего шиповника, в игре раннего утреннего света на выщербленном столе. В вещах, которые он бы не замечал или не понимал, если бы его жизнь не была такой безыскусной. Иногда он ловил себя на том, что смотрит на мир как посторонний наблюдатель; он складывал пальцы в подобие фотографической рамки и неизменно совал руки в карманы, когда проходил по улице. Он вытеснил из памяти свой старый фургон с витиеватой надписью «Закрепляй тени, пока материал не выцвел».
Конечно, хорошо, что брат больше не жалуется и не критикует его. «Посмотри-ка», – каждый вечер говорит Джаспер и показывает ему очередной рисунок. Даже Тоби понимает, что это всего лишь мешанина линий и шестеренок, бесконечно повторяющих друг друга. «Это прославит мое имя и сделает меня величайшим изобретателем, – бормочет Джаспер и берет его за руку с умоляющим выражением на лице. – Ты отошлешь это в Лондон, хорошо?»
«Да», – отвечает Тоби и убирает рисунок в карман.
Наверное, Джаспер знает, что Тоби ежедневно пользуется этими бумажками для растопки, поскольку он никогда не называет конкретный адрес или адресата, никогда не спрашивает насчет ответа из Лондона. Он почти моментально забывает о каждом рисунке, загораясь новой идеей. Вечерами они сидят у камина, и Тоби постепенно освобождается от своей вины, рассказывая эпизоды из их детства, которые нравятся Джасперу. «Помнишь, как мы первый раз прочитали «Франкенштейна»? – спрашивает он. – Помнишь, как тебе подарили микроскоп и ты поймал меня, когда я попытался примерить твою одежду? Ты всегда смеялся, когда отец называл нас братьями Гримм».
Иногда Тоби видит, как слезы капают с подбородка Джаспера, и успокаивает брата, словно маленького ребенка. За этим быстро следует раскаяние пополам с горькой печалью, когда Тоби больше не может смотреть на Джаспера и начинает чистить камин или менять постельное белье.
Иногда он воображает иное развитие событий: он рассказал Нелл о Дэше и о том, что сделал с этим человеком. Стелла узнала об этом; последовала ссора, и в результате Нелл рассталась с ним. Тогда смерть Дэша обретала некий смысл. Но на самом деле смерть Дэша была подобна камню, брошенному в пруд и канувшему без следа, даже без ряби на воде.
Впереди вырастет полосатый цирковой шатер. Трубят трубы, пиликает скрипка. Перед входом оживленная толпа, раздаются смех и веселые крики. У Тоби щемит в груди. Он останавливается у столба, чтобы перевести дыхание, и обводит взглядом толпу. Потом идет дальше, плотно сжав губы и стараясь не показывать свою хромоту, которая со временем только усилилась.
Девушка с загримированным белым лицом и красными кружочками на щеках жонглирует яблоками. Лоточники расхваливают корзины и скобяные товары, девушки продают билетики жульнической лотереи «Тяни-на-счастье»[30]. Тоби замечает Стеллу, которая поднимает ребенка, чтобы малыш мог разглядеть слона. Он приветственно машет рукой, но она не видит е