— Хоуп, — обратился Блоссом к клоуну. — Передай Мэтьюзу Маггу, что вместо Беппо выступит другая лошадь, а с ней — его приятель доктор Дулиттл. Пусть объявит номер как хочет, лишь бы расхваливал его на все лады. Пусть не боится пересолить, потому что это будет лучший номер за всю историю нашего цирка. Он будет лучше лучшего выступления Беппо в лучшие времена.
— Хорошо, — ответил клоун и улыбнулся сквозь толстый слой грима на лице. — Но что до меня, то я предпочел бы, чтобы старая кляча выглядела получше.
А старушка Бетти и вправду выглядела ужасно. Долгие годы она была никому не нужна, за ней не ухаживали, шерсть у нее свалялась, а грива и хвост висели космами. Теперь ее на скорую руку вычистили скребницей, расчесали хвост и гриву, и все же, несмотря на зеленую попону и красные ленты, Бетти осталась тем, чем была на самом деле — старой клячей, уставшей за многие годы верной службы, тяжкого труда и побоев.
— Бедняжка Бетти, — шепнул доктор ей на ухо. — Похоже, ты собралась на собственные похороны. Мужайся, подними голову повыше, раздуй ноздри. Вот так. Теперь ты выглядишь молодцом.
— Вы мне не поверите, доктор, — отозвалась Бетти, — но я очень хорошего рода. Моя мать рассказывала мне, что ее предком был боевой скакун, верхом на котором сражался Юлий Цезарь в битве при… уж теперь и не вспомню, в какой битве. Совсем стала слаба памятью. Моя мать гордилась своим происхождением. Но, с тех пор как боевые кони стали никому не нужны, из моих предков сделали рабочий скот и наш род пришел в упадок. Может быть, вы мне пока объясните, что я должна делать на арене? Честно говоря, я не совсем понимаю, что от меня требуется.
— Положись на меня и делай то, что я тебе скажу. Кроме того, показывай любые трюки, какие только взбредут тебе в голову. Приободрись, вспомни о славе твоих предков! Выгни шею дугой, сверкни глазами. Представь себе, что ты несешь в седле самого Цезаря.
А тем временем на арене щеголял красноречием Мэтьюз Магг. Он ловко и умело восхвалял «самый большой в мире цирк» и представлял публике всех артистов. Это были лучшие минуты его жизни.
В перерыве между выступлениями акробатов братьев Пинто и силача Геракла на арену выкатился колесом клоун Хоуп. Пробегая мимо Мэтьюза Магга, он щелкнул его по носу, от чего зал покатился со смеху, и шепнул на ухо:
— Блоссом нашел говорящую клячу, которую дрессировал доктор Дулиттл. Объявишь их номер как обычно.
Потом, после силача Геракла, на арену вышел слон Йо-Йо. Он потанцевал под музыку, поклонился публике и ушел под рукоплескания. И тогда Мэтьюз Магг взмахом руки заставил умолкнуть оркестр и громовым голосом объявил гвоздь программы — гусарского генерала Футынута с говорящей лошадью.
Оркестр заиграл туш, и доктор-гусар со старушкой Бетти вышли на арену. Оба вели себя так, словно всю жизнь только и делали, что выступали перед публикой. Они поклонились на все четыре стороны, «генерал Футынут» перекувырнулся через голову, а Бетти сделала круг по арене и снова встала рядом с Джоном Дулиттлом.
— А теперь уважаемая публика может задавать любые вопросы говорящей лошади, — объявил «генерал Футынут».
И тут же посыпались вопросы:
— Сколько будет дважды два?
— Два прибавить три?
— Девять вычесть четыре?
Бетти отвечала ударами копыта и ни разу не ошиблась.
— Вот это да! — взвизгнул от восторга мальчишка в первом ряду. — У меня на уроках и то хуже получается!
Публика рассмеялась, но мальчишка не смутился и крикнул:
— Пусть лошадь подойдет ко мне и снимет с меня шляпу!
Бетти послушно затрусила к первому ряду, осторожно сняла зубами шляпу с головы сорванца и подала ему.
Представление продолжалось долго. А под конец одна девочка попросила Бетти подойти, сняла со своих волос большой бант и привязала его к гриве лошади.
Когда доктор увел Бетти за кулисы, публика продолжала рукоплескать и еще много раз вызывала их на арену.
Весть о невероятном успехе представления цирка Блоссома в мгновение ока облетела весь Бриджтаун. Жители города только и говорили что о клоунах, силачах, акробатах, а больше всего о лошади «генерала Футынута». Теперь задолго до начала представления люди выстраивались в длиннющую очередь и с нетерпением ждали, когда же откроется касса, и им продадут билет.
Глава 6. Несравненная Бетти
Напрасно огорчалась Крякки, что доктор потратил все накопленные деньги на змей. Очень скоро копилка снова наполнилась. На корм безобидным ужам уходили гроши, но утка, как добросовестная экономка, продолжала ворчать и пенять доктору, а новых жильцов называла не иначе как «противными червями».
И все же дела доктора пошли в гору. Публика валом валила в цирк и оставляла в кассе у загона с тяни-толкаем столько денег, что как-то вечером Бу-Бу подсчитала выручку, надолго задумалась, а потом склонила набок голову, закрыла левый глаз и сказала:
— Если так пойдет и дальше, то за шесть дней мы без труда заработаем шиллингов триста, не меньше.
— Без труда? — возмущенно пролаял в ответ О’Скалли. — Ты посмотри, как трудятся на арене доктор и старушка Бетти. Не будь их, в цирк не пришла бы и половина зрителей.
После первого же представления Блоссом почуял, что номер с Бетти сулит ему небывалые барыши, и бросился умолять Джона Дулиттла продолжить выступления до конца недели, пока цирк не покинет Бриджтаун.
— Но ведь я обещал Бетти, — возражал доктор, — что она наконец-то сможет уйти на покой. Я не знаю, когда Беппо выздоровеет и вернется на арену, но старушку Бетти я уговорил только на одно выступление. Я надеялся, что вы найдете ей замену.
— Побойтесь Бога, доктор, — вскричал Блоссом. — Мне и за год не найти замены вам и Бетти. С тех пор как появились цирки, никто ничего подобного не видел. Все только о вас и говорят. Я слышал, что даже жители соседних городов бросают свои дела и мчатся сюда, чтобы на вас посмотреть. Доктор, голубчик, попросите Бетти выступать и дальше. Не так уж это и тяжело. Скажите ей, что она получит что захочет: спаржу на завтрак, финики на ужин, перину и пуховое одеяло на ночь. Открою вам секрет: за вчерашний день мы заработали пятьдесят фунтов. Таких денег в нашей кассе никогда не бывало.
Доктор пристально посмотрел на Блоссома, помолчал и наконец с грустью вымолвил:
— Да, теперь ваша старая лошадь приносит вам барыши, и вы готовы холить ее и лелеять. Двадцать лет она работала на вас, а вы кормили ее впроголодь, лишь бы держалась на ногах, а в стужу укрывали рваной попоной.
— Я искренне раскаялся! — поспешил перебить его Блоссом. — Неужели ей так трудно решать детские задачки и отвечать на вопросы? Поговорите с ней, доктор. Боже, у меня все в голове смешалось: я упрашиваю вас поговорить с лошадью! А еще вчера утром я и не догадывался, что со зверями можно говорить на их языке!
— И поэтому говорили с ними на языке плетки, — сердито сказал Джон Дулиттл, — Вот бы поменять вас местами, чтобы вы хотя бы пару лет поработали за охапку сена, а Бетти угощала бы вас кнутом за нерадивость. Ладно уж, так и быть. Я передам ей вашу просьбу, но не обещаю, что она согласится. Решение остается за ней, и если она не захочет больше выступать, то вы будете должны, как и клялись, отправить ее на покой.
Доктор отвернулся от хозяина цирка и зашагал к конюшне.
— Бедная Бетти, — тихо шептал он, — подумать только, ее предок носил в седле Юлия Цезаря, он слышал, как легионы радостным криком встречали завоевателя мира.
Старая лошадь стояла в стойле и смотрела в окошко на далекие поля.
— Это вы, господин доктор? — спросила Бетти, когда Джон Дулиттл появился на пороге конюшни. — Вы пришли, чтобы увести меня отсюда?
— Бетти, — сказал доктор и положил руку на костлявую, натруженную спину лошади. — Ты стала великой и несравненной актрисой.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, доктор, — удивилась лошадь.
— Ты прославилась, Бетти. Наш мир — очень забавная штука. Теперь, после двадцати лет службы у Блоссома, твой хозяин вдруг обнаружил, что ты очень умна и многого стоишь.
— Я все равно не понимаю, доктор. Я знаю, что ни один лошадиный барышник не даст за меня ни гроша.
— Но ты умеешь говорить, Бетти, — продолжал доктор.
— Я всегда умела говорить, — возразила лошадь.
— Я-то это знаю, но господин Блоссом и весь мир вместе с ним даже не догадывались, пока ты не вышла на арену цирка. Теперь они хотят каждый день видеть тебя в цирке.
— По-моему, они все умом тронулись, — фыркнула лошадь.
— Может быть, и так, — согласился доктор. — Теперь ты так дорога Блоссому, что он предлагает тебе спаржу на завтрак, финики на ужин, а на ночь — перину и пуховое одеяло, лишь бы ты согласилась выступать в цирке до конца недели.
— Вот теперь я понимаю, что значит прославиться, — грустно ответила Бетти. — Но мне не хочется ни спаржи, ни фиников, я их никогда не пробовала. Я хочу пастись на большом зеленом лугу
— Ты вольна делать, что тебе вздумается, — сказал доктор. — Двадцать лет тебе приходилось подчиняться воле человека, теперь ты свободна. Если ты не согласна больше выступать на арене, я найду способ заставить Блоссома выполнить договор. Поэтому ты прямо сегодня можешь уйти на покой.
— А что вы мне посоветуете, господин доктор? — спросила лошадь.
— Собственных лугов у Блоссома нет, — ответил Джон Дулиттл, — и ему придется отдать тебя кому-нибудь из крестьян, и дать тому денег тебе на сено. А если ты останешься в цирке, то, может быть, через неделю я подышу подходящий луг. Кроме того, Блоссом станет уступчивее, и мне будет легче помочь другим животным.
— Если это поможет другим цирковым животным, то я готова остаться, — согласилась Бетти.
Когда Джон Дулиттл сообщил хозяину цирка, что Бетти согласна выступать на арене до конца недели, не было на свете человека счастливее, чем Александр Блоссом. Он приказал напечатать новые афиши:
СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ!
ТОЛЬКО ЧЕТЫРЕ ДНЯ В БРИДЖТАУНЕ ВЕЛИКИЙ ЦИРК БЛОССОМА И ЗНАМЕНИТАЯ ГОВОРЯЩАЯ ЛОШАДЬ БЕТТИ!