На сей раз Кэмерон наконец-то насторожился:
— Эта вырезка у тебя с собой?
Я передал ее ему и рассказал остальное, включая эпизод с упоминанием песни «Четыре стены Рэйфорда», которую мой отец якобы слышал в заключении, тогда как появилась она шестнадцать лет спустя.
Закончив читать заметку, Кэмерон вернул ее мне.
— Странно, — произнес он.
— Ну, это самое меньшее, что можно сказать.
— За продажу марихуаны наказание действительно слишком суровое… Ты думаешь, истинной причиной было убийство ребенка?
— Я не знаю.
— И мать скрывала от тебя эту историю?
— Она никогда ничего об этом не говорила. Но сам факт, что она сохранила эту вырезку, по-моему, красноречивое свидетельство.
— Согласен. Здесь придется покопаться.
— Я могу тебе помочь.
— Оставь это, Пол.
— Меня бесит сидеть сложа руки.
— Успокойся. История любопытная, что да, то да, но это было давно. Нет никаких доказательств, что она как-то связана с Кошем. Возвращайся к своей работе, переключи мысли на что-то другое. Пока это единственное, что тебе остается делать.
Первая половина дня прошла как во сне. Я беспрестанно отправлял на автоответчик Клэр послания, то резкие, то умоляющие, но, разумеется, не получил ответа. Потом пытался уснуть, но много раз просыпался и снова засыпал, прежде чем мне удалось поспать несколько часов подряд. В какой-то момент я подумал, не принять ли снотворное, но решил отказаться от этой идеи — в том, чтобы спать днем, как вампир, не было ничего хорошего. К тому же мне не хотелось привыкать к таблеткам: мои нынешние заботы требовали полной ясности мышления.
Наконец я проснулся, принял ледяной душ, наскоро побрился, натянул свежую футболку и поехал на работу.
Доктор Элга Браатц, увидев меня, изумленно округлила глаза — в этот уик-энд было не мое дежурство.
— Вы с кровати упали, ja?
Сильно пахло медицинским спиртом. В приемной негде было яблоку упасть. Из всех посетителей мое внимание привлекли старик с бледным напряженным лицом, массирующий живот, и целая стайка детей, галдящих, качающихся на стульях и рвущих иллюстрированные журналы для посетителей на конфетти. Нельзя было сказать, что беспокоит старика больше — ноющий живот или эта орда Чингисхана. Секретарша за стойкой администратора пыталась отвечать двум пациентам сразу, плечом прижимая к уху телефонную трубку и одновременно печатая что-то на компьютере. Ее пальцы порхали по клавиатуре, как стайка вспугнутых воробьев. Ворчание, вздохи, хныканье и смешки служили звуковым сопровождением всей этой картины.
Ну вот я и дома.
— Я так понимаю, жаркий выдался денек.
Это было очевидно по ширине кругов под глазами Элги Браатц. Я мысленно предположил, какой будет ее следующая фраза, и загадал: десять секунд максимум.
— Хм… ну раз уж вы здесь, может быть, поможете мне?
Бинго!
— Хорошо, только надену халат, — ответил я.
И направился в раздевалку. До меня долетел вздох облегчения коллеги.
Через пару минут Элга Браатц присоединилась ко мне в комнате отдыха. Большим и указательным пальцами она машинально потирала переносицу под оправой очков. Я протянул ей картонный стаканчик с горячим кофе и поинтересовался:
— Кто из медсестер сегодня работает?
— Нола.
Это была наша вторая штатная медсестра. У Конни сегодня был выходной.
— Ну, так что мы имеем?
— Два поврежденных запястья, две лодыжки. Пациенты в рентгеновском кабинете. Рана волосистой части головы, пациент в первом боксе. Сознания не терял. Я сейчас им займусь. Но еще в приемной четверо детей с простудой. И у одного человека боли в желудке. Займетесь ими?
Я кивнул. Вернувшись в приемную, я просмотрел карточки больных и решил заняться ими в порядке их поступления. Сначала разобрался с повреждениями лодыжек (в обоих случаях оказались простые растяжения), потом запястий (одно растяжение и один перелом, потребовавший наложения гипса). Потом по-быстрому осмотрел детей — даже по их поведению было очевидно, что они отнюдь не при смерти, хотя их родители были очень встревожены, — и, выписав им лекарства, собрался перейти к старику. За все время работы в кабинете я постоянно прислушивался к происходящему в приемной — это давний рефлекс, — поэтому успел вовремя: старик уже собирался уходить. Я услышал из приемной какой-то шум и, выглянув туда, увидел, что он стоит у стойки секретарши и вежливо говорит ей, что, очевидно, зря беспокоился — у него все прошло. Хотя было видно, что и сейчас он еще немного бледен. Он добавил, что ему еще нужно успеть зайти в супермаркет, пока все магазины не закрылись из-за этих постоянных штормовых предупреждений. А дома он примет обезболивающую таблетку и, если что, вернется завтра.
Секретарша кивнула и уже хотела выбросить его карточку.
Но у меня внутри уже включился тревожный сигнал.
Если молодые люди и подростки явно нервничают из-за каких-нибудь пустяковых проблем со здоровьем, это объяснимо: у них частые стрессы, и они требуют к себе повышенного внимания. Если старики пытаются доказать вам, что в их недомогании нет ничего серьезного, это происходит из-за опасений услышать уже и без того им известное — что дело плохо.
Словом, я уговорил старика остаться и едва ли не силой потащил его в бокс.
Биохимический анализ крови: глюкоза, мочевина, креатинин, холестерин, АлАТ, АсАТ, общий билирубин, общий белок… Потом я сделал электрокардиограмму.
Пожилые люди иногда носят внутри себя настоящие бомбы замедленного действия, даже не подозревая об этом. Каждый пятый человек с ишемической болезнью сердца не знает, что он перенес микроинфаркт. Но в данном случае ЭКГ не показала ничего подозрительного. А проверить уровень кардиоэнзимов можно будет не раньше чем через полчаса. Не говоря уже о том, что поначалу их количество может не превышать нормы.
— Доктор, теперь я могу идти? — спросил старик.
Я пробормотал «нет», закрепляя датчики у него на груди. На сей раз диаграмма выглядела более неровной. Я тут же брызнул под язык пациенту «Изомак-спрей» из аэрозольного мини-баллончика. Три минуты спустя старик сказал, что боль утихла — это было видно и по диаграмме. Все оказалось так, как я и думал.
— Спасибо, что вы мне помогли, — сказал старик. — Теперь я могу ехать домой?
— Не спешите, — с улыбкой ответил я. — Нужно проверить еще пару-тройку мелочей.
Я старался говорить непринужденным тоном: ни в коем случае нельзя было волновать пожилого человека. Диагноз вырисовался нешуточный — все признаки близящегося инфаркта были налицо, и неочевидность их объяснялась только тем, что в данном случае проблема с сердцем маскировалась под желудочную боль. Может случиться так, что через полчаса этот человек умрет. Малейшее физическое усилие, малейший стресс может привести к катастрофе.
— Вы не можете меня задерживать, если я этого не хочу, — упорствовал он.
— У вас есть дети? — спросил я. — Вы с ними ладите?
Он кивнул.
— Хорошо. А теперь представьте, как они забеспокоились, узнав, что вы обратились к врачу. Они захотят выяснить все подробности. Убедиться, что с вами все в порядке. Нужно, чтобы мы с вами убедили их в этом. Согласны?
Старик немного подумал, затем кивнул. Защитить своих близких — этот рефлекс всегда срабатывает. Сейчас я приму все необходимые первоочередные меры, десять минут спустя приедет «скорая» и увезет старика в ближайшую больницу. Я уже позвонил своему знакомому специалисту, который будет ждать его прямо в операционной и проведет шунтирование сердца. Если все пройдет хорошо, жизнь старика будет вне опасности. И моя быстрая реакция сыграет здесь не последнюю роль.
Я вытер пот со лба.
Удивительно, до какой степени человеческие существа склонны к саморазрушению. Хандра, упадок сил, любая неудача — и они спешат навстречу смерти с цветком в зубах. Но смотреть, как страдают твои близкие, твои дети, — это совсем другое. Все-таки большинство людей не такие, как Джордж Дент.
День близился к вечеру, а мы по-прежнему с трудом справлялись с наплывом клиентов. Суббота — трудный день для врачей и полицейских. Кэмерон знал это не хуже меня и недаром посоветовал вернуться к работе. Это и вправду пошло мне на благо. Хаос нашей жизни неуправляем, но всем нам необходима вера в то, что им можно управлять.
Следующий этап моих действий стал мне понятен как-то сам собой.
Я набрал номер комиссариата. Когда диспетчер взяла трубку, я попросил ее соединить меня с офицером, ответственным за штрафные взыскания. Она попросила подождать пару минут. Затем я услышал юношеский голос:
— Офицер Уилл Палмето.
Судя по всему, недавний выпускник полицейской академии. Как раз то, что мне нужно! Я слегка кашлянул для большей уверенности и заговорил:
— Я доктор Беккер, директор клиники скорой помощи. (Я надеялся, что, так пафосно представившись, собью его с толку и он не догадается, что имеет дело с простым врачом из скромной частной консультации.) Мне нужна ваша помощь.
— Я вас слушаю.
— В ночь со вторника на среду инспектор Кэмерон Коул привез в нашу клинику мистера Алана Смита. У него была рана головы.
— Так.
— Мы оказали ему всю необходимую помощь. После этого мистер Смит и инспектор Коул поехали в ваш комиссариат. Я полагаю, в ваших отчетах это зафиксировано?
Пауза, тихое пощелкивание клавиш компьютерной клавиатуры.
— Да, вся информация у меня перед глазами.
— Спасибо, офицер Палмето.
— У нас очень много вызовов. Можете объяснить покороче, в чем ваша просьба, доктор?
— Она очень проста: мне нужен адрес мистера Смита.
— Это конфиденциальная информация.
Ну, положим, это я предвидел.
— О, я понимаю, — произнес я самым нейтральным тоном, — но мы делали анализ крови, и…
— Счет за лечение вы можете прислать нам, — перебил меня полицейский.
— Нет, я бы хотел сообщить результаты анализа мистеру Смиту.
— Сообщите нам, мы ему передадим.
— Речь идет об опасном вирусе.