Т’с’аи наклонился, чтобы подоткнуть одеяло, и спросил:
«Принести еды?.. Ты голодна?»
Ларис съежилась и будто бы случайно позволила айкизе увидеть нарисованный ее сознанием образ: чувство голода и одновременно с ним – страх принимать пищу: изображение корчащейся в судорогах, умирающей от отравления девочки, которая страшно перепугалась, когда ее похитили. А дальше очень осторожно, стараясь не переиграть, Ларис изобразила откровенный детский ужас: папочка, где же папочка? Он так ей нужен, пусть защитит.
Этот народ жил мысленными посланиями и эмоциями. А ну как туземцы решат, что она еще ребенок? Тогда чувство вины станет сильнее и это хотя бы немного ей поможет? Ларис отстранилась, выставила вперед слабую, дрожащую руку, словно обороняясь, и вдруг почувствовала, как ее локоть наткнулся на что-то твердое, лежащее в нагрудном кармане.
Ларис буквально разрывало изнутри, так она старалась скрыть волнение от внезапной находки. Она сразу догадалась, что это. Коммуникатор. На Арзоре в последние пару лет вошло в моду наносить на маленькие коммы картинки и использовать их в качестве броши или медальона. Логан сфотографировал Прауо, создал голографическое изображение и украсил им крышку комма, который подарил Ларис буквально перед отправлением звездолета. Даже мерзкий В’э’ин, похоже, принял коммуникатор за брошку и потому не отобрал.
Если она и впрямь настолько далеко, как предполагает, то до судна ей не дозвониться, комм слишком простенький, базовая модель. Но есть и другие варианты. К тому же Ларис не сомневалась, что весь экипаж «Леди Треган» занят ее поисками – если не прямо сейчас, то на рассвете точно приступят. Лучше не рисковать и не подавать виду, чтобы похитители не догадались, что у нее в кармане. Надо подождать, вдруг обнаружится какой-то знак того, что звездолет поблизости.
Ларис подавила довольную ухмылку. Теперь у нее есть преимущество, о котором ее тюремщики даже не догадываются. Возможно, если она позвонит, местные сумеют перехватить разговор; надежда лишь на то, что они не разгадают шифр, – придется поставить все на карту. Этому шифру, который назвали в честь какого-то землянина – не то Борзе, не то Морзе, – ее научила Тани. Сторм не раз повторял, что знание – сила, и теперь Ларис поняла, что он имел в виду. Стараясь сохранить находку в тайне, девушка жалобно округлила глаза и взглянула на Т’с’аи. Посмотрим, удастся ли его разжалобить и тем самым увеличить шансы на побег.
«Почему?» – отправила она телепатическое послание, добавив мысленный образ туземца, который грубо ударил ее и сбил с ног. Голова болит, плечо тоже, ей до смерти страшно. Ну почему он коварно предал ее, Т’с’аи ведь ей так нравился, а его айкизой она и вовсе восхищалась. Разве взрослый способен сотворить что-то подобное с ребенком?
В ответ она почувствовала укол вины, терзавшей лиомсу, и радость айкизы, довольного тем, что Ларис считает его таким красивым. Вдруг Т’с’аи рухнул на что-то вроде трехногой табуретки, стоявшей в изголовье кровати, и уронил голову на ладони.
«Ага, дожала-таки я тебя, – с удовлетворением отметила Ларис. – Так, а теперь прикинем: период обращения этой планеты вокруг своей оси составляет двадцать шесть часов, вокруг звезды – чуть более пятисот дней. Это сколько же у них тут, получается, длится один год?»
Когда Т’с’аи поднял голову и поглядел на Ларис, она уже все посчитала.
«Сколько тебе лет?» – последовал вполне ожидаемый вопрос.
«П-п-почти девять, по-вашему».
По земным меркам это соответствовало тринадцати годам и нескольким месяцам. По стандартам местного населения совершеннолетие наступало в возрасте десяти лет. Иными словами, Ларис только что сообщила Т’с’аи, что он оглушил, покалечил и похитил ребенка. Ну а дальнейшее он без труда додумает сам, а именно что их предводитель В’э’ин планирует хладнокровно прикончить невинное дитя, а Т’с’аи и его товарищи станут сообщниками и разделят преступление своего вожака просто потому, что позволят ему совершить задуманное.
Ларис не знала местных законов, но надеялась, что, вызвав у собеседника чувство вины, тем самым сумеет подтолкнуть его к действиям. По крайней мере, если Т’с’аи поймают и он расскажет все товарищам Ларис, это послужит ему хоть каким-то оправданием.
«Мы хотели только, чтобы Прауо обрел семью, а Тани думала вам помочь, чтобы все айкизай научились создавать полноценную связь. Зачем вы били меня?» – по-детски воскликнула Ларис и зашмыгала носом, добавив к посланию растерянность, тоску от разлуки с айкизой, а также страх и боль, вызванные ударом по голове и раной в плече. О, теперь она осталась одна, все ее друзья далеко. Что с ней сделают? Вслед за этим полетели догадки о том, зачем ее пленили, которые заставили Т’с’аи подскочить от ужаса. Он страдальчески заломил руки, потом с трудом успокоился, медленно опустился в кресло и протянул Ларис ладонь. Девушка ощутила, как испугались айкиза и лиомса, увидев жуткие картины, нарисованные ее сознанием.
«Честное слово, больше тебя никто бить не будет. Обещаю, клянусь солнцем и звездами, глубинами морей и сердцами айкизай».
Ларис отправила Т’с’аи мысленный образ В’э’ина:
«Он хочет навредить мне, да?»
Т’с’аи решительно посмотрел прямо в глаза пленнице и с неожиданной твердостью заявил:
«Он не посмеет. Послушай, я все тебе объясню. Ты любишь своего айкизу, так что поймешь, почему мы так поступили».
«Да, я хочу разобраться, говори», – кивнула девушка.
Т’с’аи тяжело вздохнул и приступил к рассказу:
«Тебе известно, как мы сосуществуем и развиваемся вместе, две наши расы?»
Он подождал, пока пленница кивнет:
«Да, айкизай растут вместе с вами, развиваются физически и интеллектуально. Но иногда они не взрослеют до конца. Физически развиваются почти нормально, однако не достигают того уровня ментальных сил, которые бы позволили обрести им независимость».
Рука Т’с’аи опустилась на плечо айкизы.
«От этого мы любим их не меньше, но они заперты в подобном состоянии и убежать не могут. Родители Э’л’ис основали новую систему: как только становится ясно, что айкиза не способен достигнуть финальной стадии, его убивают. Мне было пять лет, когда я привязался к своему первому айкизе. Два года мы жили как братья, как лучшие друзья, как родные – были друг для друга всем. Затем его признали неполноценным, насильно отняли у меня, куда-то увезли и убили. А меня заставили выбрать себе нового напарника».
Пока Т’с’аи говорил, Ларис прикидывала его возраст. На сердце у девушки лежал камень: она верила в его искренность, чувствовала мучительную боль, терзавшую туземца. Получается, ему было примерно семь с половиной по земным меркам, когда он обрел первого айкизу, и около десяти, когда того убили. Расстояние особой роли не играло. Ларис знала: если бы Прауо погиб, она почувствовала бы это в любом уголке планеты, и ее поглотили бы боль и тоска.
«Без айкизы ты лишь половина целого. Я подождал, пока мне не исполнилось десять, и лишь потом выбрал нового. Надеялся, что на этот раз все будет хорошо. Частенько первый опыт оказывается неудачным, однако затем все налаживается. Но в моем случае этого, увы, не произошло. Мы провели вместе три года, а потом моего айкизу прикончила его же собственная мать».
Ларис почувствовала дурноту; когда Т’с’аи во второй раз обзавелся айкизой, ему было пятнадцать, а когда его лучшего друга вновь убили – примерно столько же, сколько теперь ей самой. Но у него же сейчас есть айкиза, значит он рискнул в третий раз. Товарищи Т’с’аи противостояли Э’л’ис; получается, его айкиза из тех, кто формирует связи лишь наполовину. «Интересно, а та самка, что убила второго айкизу Т’с’аи, уж не была ли она, случайно, матерью Прауо? Пуррраал же призналась, что хладнокровно прикончила двоих неполноценных детенышей. А вдруг Прауо и тот, второй, про которого рассказывал ее тюремщик, были родными братьями?» – задумалась девушка.
А Т’с’аи тем временем продолжал рассказ:
«Годами я уговаривал себя не рисковать, не пытаться еще раз. Я так боялся взять нового айкизу, а потом опять наблюдать, как его убивают. Достаточно было и того, что двоих предыдущих погубили. Но в конце концов я не выдержал одиночества. – Его лицо исказилось от ярости и горя. – Наша натура изменилась настолько, что существовать в одиночку очень непросто. Соблазн оказался слишком велик, и я поддался ему. Я завел нового айкизу, совсем малыша, а когда спустя семь лет понял, что и он тоже неполноценен, мы попросту сбежали. Я не могу допустить, чтобы очередной айкиза погиб, это разобьет мне сердце».
Ларис ясно чувствовала его боль и параллельно ощущала необычайно светлые воспоминания о том, как айкиза и лиомса вместе бродили по лесным просторам, а затем, вновь и вновь, мучительное осознание того, что связь с любимым существом исчезает. Ужас и агония погибающего айкизы – страшная картина, которая навеки врезалась в память Т’с’аи. Приспешники Э’л’ис дважды уничтожили дружбу, предали все прекрасное, что было между айкизой и лиомсой, – и Т’с’аи не готов был пережить мучительную потерю в третий раз.
Пока Т’с’аи прятал лицо в руках, измученный тяжелыми воспоминаниями, Ларис, не переставая за ним наблюдать, с осторожностью извлекла комм, прикрыла его ладонью и принялась щелкать крошечной кнопкой выключателя. Похоже, если удастся правильно разыграть имеющиеся карты, туземец сам ее отпустит, так что сейчас самое время отправить сигнал звездолету.
Т’с’аи поднял голову и взглянул Ларис прямо в глаза:
«Я знаю, что говорит Э’л’ис. Дескать, мы ослабляем генофонд айкизай, поскольку каждый айкиза, не умеющий формировать полноценную связь, но способный к размножению, порождает еще более слабое потомство. Заметь, Э’л’ис требует убивать лишь айкизай, не нас. Интересно, как бы она отреагировала, если бы айкизай вдруг заявили, что следует умертвить лиомс, которые не способны на нормальную связь?»
Он помолчал, а затем с едкой горечью добавил:
«Э’л’ис называет наших айкизай рабами, но они хотя бы живы, они любимы. Ничего нам не надо ни от нее самой, ни от ее прихвостней – мы только хотим, чтобы айкизай не убивали…»