— Да.
— И вы тоже здесь не остаетесь.
— Я не имел таких планов. — Он встал и повернулся ко мне. — Я уйду, как только мы поцелуемся на прощание.
— Мы — что?
— Поцелуемся. — Он обошел вокруг дивана и встал передо мной. — Должен признать, что представлял себе вас в одежде чуть более, — он потрогал мой свитер, — сладострастной, но приходится удовлетвориться тем, что получаешь.
Я выдернула рукав у него из пальцев.
— Вы еще ничего не получили.
— Верно, но я полон надежд.
— Не понимаю, почему я должна.
— Соглашение между Ричардом и мной основывается на факте, что мы все встречаемся. Вы встречаетесь с Ричардом, и вы встречаетесь со мной. Мы оба за вами ухаживаем. Одна милая семейка.
— Вы можете поскорее? Я хочу спать.
У него между глаз пролегла хмурая морщинка.
— Анита, с вами очень трудно.
— Ура, — ответила я.
Морщинка исчезла, и он вздохнул.
— Можно подумать, я бы сдался, если бы с вами хоть когда-нибудь было легко.
— Да, — ответила я. — Можно подумать.
— Хороший прощальный поцелуй, ma… Анита. Если вы всерьез намереваетесь встречаться со мной, он будет не последним.
Я злобно на него глянула. Мне хотелось попросить его убраться к чертям, но что-то было такое в том, как он стоял…
— Если я скажу «никаких поцелуев», что тогда?
— Сегодня я уйду. — Он шагнул ко мне чуть ближе, почти соприкасаясь. Ткань его рубашки зашуршала по моей футболке. — Но если вы дарите поцелуи Ричарду, а я такой привилегией не пользуюсь, наше соглашение отменяется. Если я не могу вас касаться, а он может, это трудно назвать честной игрой.
Я согласилась с ним встречаться, потому что тогда это казалось удачной мыслью, но сегодня… Я не до конца продумала все последствия. Встречаться, целоваться, разбираться в своих чувствах. Ой-ой-ой!
— Я не целуюсь после первого свидания.
— Но вы уже целовали меня, Анита.
— Не по своей воле.
— Только не говорите, что вам не понравилось, ma petite.
Я бы с удовольствием соврала, но ни один бы из них не поверил.
— Вы наглый подонок!
— Не настолько наглый, насколько мне хотелось бы.
— Ты не должна делать того, чего делать не хочешь, — сказал Ричард. Он стоял на коленях на диване, вцепившись руками в спинку.
Я покачала головой. Вряд ли я могла бы это выразить словами, но если мы собираемся так жить, то Жан-Клод прав. Я не могу подыгрывать Ричарду и не подыгрывать ему. Хотя это давало мне отличный стимул не дойти с Ричардом до конца. Зуб за зуб и так далее.
— После нашего первого свидания вы получите мой поцелуй по доброй воле, но не раньше, — сказала я. Придется мне сделать над собой настоящее усилие.
Он покачал головой.
— Нет, Анита. Вы сами мне сказали, что Ричарда вы не только любите, но он вам импонирует. Что вы видите возможность прожить жизнь с ним, но не со мной. Ричард куда более симпатичен, в этом я с ним состязаться не могу.
— Кончайте вашу проповедь, — сказала я.
Он поглядел на меня синими-синими глазами. Без вампирского волшебства, но была в них какая-то тяжесть. Без волшебства, но с не меньшей опасностью.
— Но есть одна область, в которой я могу состязаться с ним. — Я ощутила его взгляд всем телом, как прикосновение. Тяжесть взгляда заставила меня задрожать.
— Перестаньте!
— Нет. — Одно слово, мягкое, нежное. Голос Жан-Клода был одним из его лучших приемов. — Один поцелуй, Анита, или мы на этом закончим, сегодня же. Я не отдам вас без борьбы.
— Вы сегодня будете драться с Ричардом только потому, что я не подарила вам поцелуй?
— Дело не в поцелуе, ma petite. Дело в том, что я увидел, когда вы встретили его у двери. Я видел, как вы становитесь парой у меня на глазах. Я должен вмешаться немедленно, или все пропало.
— Ты голосом заманиваешь ее в ловушку, — сказал Ричард.
— Я обещаю, сегодня — никаких приемов.
Если он сказал «никаких приемов», значит, так и будет. Давая слово, он его держит. Это также значило, что он будет драться с Ричардом за этот поцелуй. Оба пистолета я оставила в спальне — думала, сегодня нам ничего не грозит. Да, наверное, я здорово устала, если так сделала.
— Ладно, — сказала я.
— Анита, ты не должна делать ничего, чего не хочешь делать, — сказал Ричард.
— Если мы влетим в кровавую кашу, пусть это будет из-за чего-то более важного, чем поцелуй.
— Ты этого хочешь. Хочешь его поцеловать.
Судя по голосу, Ричард не был особо рад.
Что мне было сказать?
— Чего я на самом деле хочу — это пойти лечь, и одной. Спать я хочу.
По крайней мере это была правда. Пусть не вся правда, но достаточно, чтобы заработать недоуменный взгляд Ричарда и преувеличенный вздох Жан-Клода.
— Тогда, если это такой неприятный долг, давайте исполним его быстро, — предложил Жан-Клод.
Мы стояли так близко, что ему даже не пришлось делать полный шаг. Наши тела прижались друг к другу. Я попыталась поднять руки, разделить их, но руки скользнули по голой коже его живота. Я отдернулась, сжав кулаки. Ощущение этой кожи не уходило с рук.
— В чем дело, ma petite?
— Оставь ее в покое! — сказал Ричард. Он стоял возле дивана, полусжав руки. Сила снова пробежала у меня по коже мурашками. Она исходила от него, как медленный ветер. Волосы упали на половину его лица, и он смотрел, как из-под вуали. Лицо его оказалось в тени. Свет блестел на его обнаженной коже, отбрасывая тени — серые, золотые, черные. Какой-то он стал первобытный. По комнате пронеслось низкое рычание, отдавшееся у меня в позвоночнике.
— Ричард, прекрати!
— Он действует на тебя своими силами. — Голос Ричарда был неузнаваем. Низкий, басовый рык, в котором было мало человеческого. Я была рада, что на лице его лежит тень и я не вижу, что с ним творится.
Я так боялась, что Жан-Клод начнет схватку с Ричардом, что даже не подумала, как бы Ричард сам первый не начал.
— Он не действует на меня силой. Просто я коснулась его кожи, вот и все.
Он шагнул под свет, и лицо его было нормальным. Что же произошло за этим гладким горлом, за этими любимыми губами, что голос его стал таким чудовищным?
— Одевайся и уходи.
— Что?
Губы его шевелились, но слышался все тот же рычащий голос. Как в плохо дублированном кино.
— Если Жан-Клоду нельзя на тебя нападать, то тебе тем более нельзя нападать на Жан-Клода. Я думала, что он — единственный монстр, с которым мне приходится иметь дело. Если ты не можешь вести себя как человек, Ричард, тогда убирайся.
— А как же мой поцелуй, ma petite?
— Вы оба меня уже сегодня достали до предела, — сказала я. — Все вон отсюда.
Смех Жан-Клода заполнил полумрак комнаты.
— Как хотите, Анита Блейк. Почему-то вдруг мне стало спокойнее за вас и месье Зеемана.
— Пока вы не начали себя поздравлять, Жан-Клод, — сказала я, — я отзываю свое приглашение.
Раздался звук, похожий на звук лопнувшего пузыря. Комнату наполнил рев. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Как невидимая река, налетел ветер, дергая нас за одежду, разметывая волосы по лицу.
— Вы не должны этого делать, — сказал Жан-Клод.
— Должна.
Будто невидимая рука вытолкнула его в дверь. И та же рука с треском ее захлопнула.
— Прости меня, — сказал Ричард. Рычание исчезло, голос был почти нормальным. — Я сильно разозлился, а сейчас почти полнолуние.
— Не хочу этого слышать, — сказала я. — Уходи.
— Анита, прости меня. Обычно я не теряю самообладание до такой степени. Даже так близко к полнолунию.
— А что сегодня особенного?
— Я никогда не был влюблен. Это мешает держать себя в руках.
— Это не любовь, это ревность, — сказала я.
— Скажи мне, что у меня нет причин ревновать, Анита. Заставь меня в это поверить.
Я вздохнула:
— Ричард, уходи. Мне еще чистить пистолеты и нож до того, как лечь спать.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Кажется, сегодня я не очень тебя убедил, насколько я человек.
Он обошел диван, подобрав на ходу свитер с пола — он там лежал, аккуратно сложенный.
Свитер он натянул через голову, вытащил из кармана заколку и стянул волосы хвостом на затылке. Даже сквозь свитер были видны шевелящиеся мышцы рук. Он надел туфли, наклонился их завязать.
Пальто у него было длинное, до щиколоток, и в полумраке казалось пелериной.
— Боюсь, я тоже поцелуя не получу.
— Спокойной ночи, Ричард, — сказала я.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Спокойной ночи, Анита.
И он ушел. Я заперла дверь, почистила оружие и пошла спать. После спектакля, который устроили Ричард и Жан-Клод, единственный спутник, которого я хотела взять с собой в кровать, — браунинг. Ладно, браунинг и игрушечный пингвин.
32
Телефон звонил. Казалось, что он звонит уже давно. Я лежала в кровати и слушала звонки, думая, когда же этот чертов автоответчик наконец возьмет трубку. Потом перекатилась и потянулась к телефону. Его не было. Звон шел из другой комнаты. А, черт, я ж забыла поставить его на место.
Пришлось выползти из-под теплого одеяла и плестись в гостиную. Наверное, он раз пятнадцать позвонил, пока я взяла трубку и опустилась на пол, прижимая к щеке наушник.
— Кто это?
— Анита?
— Ронни?
— У тебя ужасный голос.
— Вид еще ужаснее.
— Что случилось?
— Потом. Ты почему звонишь… — я посмотрела на часы, — в семь часов утра? Если по пустякам, Ронни, я тебе не завидую.
— Никаких пустяков. Я думаю, нам надо застать Джорджа Смитца, пока он не ушел на работу.
— Зачем?
У меня саднило лицо. Я легла на ковер, прижимая трубку к уху. Ковер был мягкий-мягкий.
— Анита, Анита, ты меня слышишь?
Я мигнула и поняла, что заснула снова. Тогда я села и прислонилась к стене.
— Слышу, но пропустила все, что ты сказала, кроме того, что нам нужно поговорить со Смитцем до работы.