Зомби таращился на меня, и я бросила нож и сдавила руку вокруг раны. Кровь выступила обильнее, густая и вязкая. Зомби схватился за мою руку, и его руки были сильными и холодными. Голова его склонилась над раной, рот присосался. Он ел из моего запястья, ворочая челюстями, глотая как можно быстрее. Ох и засос у меня будет на руке! И к тому же это больно.
Я попыталась отнять руку, но зомби только присосался сильнее. Он не хотел отпускать. Ничего себе.
— Ларри, встать можешь? — тихо спросила я. Мы все еще притворялись, что все идет как должно. Зомби принял кровь. Теперь я им управляю — если мне удастся освободиться.
Ларри медленно поднял голову:
— Конечно, — ответил он. И встал, опираясь на могильный камень. Потом спросил меня: — Что дальше?
Хороший вопрос.
— Помоги мне освободиться.
Я попыталась высвободить руку, но зомби вцепился, как утопающий в спасательный круг.
Ларри обхватил труп руками и потянул. Не помогло.
— Попробуй за голову, — сказала я.
Он потянул труп за волосы, но зомби не чувствуют боли. Тогда Ларри сунул ему в рот палец, и с коротким хлопком присоска отвалилась. Ларри, казалось, сейчас стошнит. Бедный мальчик; хотя рука-то все же моя.
Он брезгливо обтер палец об штаны, будто коснулся чего-то скользкого и мерзкого. Я ему не очень сочувствовала.
Рана от ножа уже покраснела. Черт знает какой синяк будет на ней завтра.
Зомби стоял на своей могиле, глядя на меня в упор. В глазах его была жизнь, кто-то вернулся в тело. Вопрос был в том, тот ли этот кто-то?
— Вы Эндрю Дугал? — спросила я.
Он облизнул губы и ответил:
— Да, это я.
Голос был суровым. Таким голосом отдают приказания окружающим. На меня это впечатления не произвело — этот голос дала ему моя кровь. Мертвые на самом деле немые, на самом деле не помнят, кто они и что они, пока не попробуют свежей крови. В этом Гомер был прав. И это заставляет задуматься, что еще в «Илиаде» правда.
Я зажала рану от ножа другой рукой и отступила назад, сойдя с могилы.
— Сейчас он ответит на ваши вопросы, — заявила я. — Но постарайтесь формулировать их попроще. Он какой день мертв.
Адвокаты не улыбнулись. Вряд ли я могла бы их за это упрекнуть. Я махнула им рукой, приглашая вперед. Они подались назад. Брезгливость у адвокатов? Ну уж вряд ли.
Миссис Дугал толкнула своего адвоката в плечо.
— Давайте, давайте! Это обошлось нам в целое состояние!
Я хотела было сказать, что мы не берем поминутную плату, но, насколько я знаю, Берт организовал дело так, что чем дольше мертвец поднят, тем дороже это стоит. И это на самом деле хорошая мысль. Сегодня Эндрю Дугал был вполне хорош. Он отвечал на вопросы своим культурным голосом, с хорошей дикцией. Если не обращать внимания на блеск его кожи в лунном свете, он выглядел живым. Но подождите несколько дней или пару недель. Он будет гнить — они все гниют. Если Берт таким образом придумал, как заставить клиентов угадывать мертвых в могилы раньше, чем начнут отваливаться куски, тем лучше.
Мало что есть на свете более печального, чем семья, везущая дорогую мамочку обратно на кладбище в аромате дорогих духов, маскирующих запах распада. Хуже всего была клиентка, которая перед доставкой мужа обратно вымыла его в ванне. Почти всю его плоть ей пришлось везти в пластиковом мешке для мусора. В теплой воде мясо просто отстало от костей.
Ларри отступил, споткнувшись о цветочную вазу. Я его подхватила, и он привалился ко мне, все еще нетвердо стоя на ногах.
— Спасибо… за все, — улыбнулся он.
Он смотрел на меня с расстояния всего в несколько дюймов. В прохладе октябрьской ночи по его лицу струился пот.
— У тебя пальто есть?
— В машине.
— Пойди и надень. А то простудишься до смерти, потея на таком морозе.
Улыбка его расплылась в широкую ухмылку.
— Как прикажете, босс. — Глаза его были чуть больше, чем нужно, и были видны белки. — Вы меня оттащили от края. Я этого не забуду.
— Благодарность — это хорошо, детка, но пойди надень пальто. Если поймаешь грипп, то работать не сможешь.
Ларри кивнул и медленно пошел к машинам. Все еще нетвердой походкой, но уже мог идти. Кровь у меня из руки почти остановилась. Я стала вспоминать, есть ли у меня в аптечке пластырь подходящего размера. Пожав плечами, я пошла к машинам вслед за Ларри. Хорошо поставленные в залах суда голоса юристов заполнили октябрьскую ночь, и слова отдавались под деревьями эхом. На кого они хотели произвести впечатление? Трупам на речи плевать.
20
Мы с Ларри сидели на холодной осенней траве, глядя, как юристы заполняют завещание.
— Какие они серьезные, — заметил Ларри.
— Работа у них такая — быть серьезными, — отозвалась я.
— Быть юристом — это значит, что ты не можешь иметь чувства юмора?
— Ни грамма, — сказала я.
Он ухмыльнулся. Короткие волосы у него были такими ярко-рыжими, что почти переходили в оранжевые. Глаза глубокого голубого цвета, как весеннее небо. И глаза, и волосы я разглядела в свете салонов наших машин. В темноте же он казался сероглазым с каштановыми волосами. Терпеть не могу давать свидетельские показания по внешности людей, которых я видела в темноте.
Цвет лица у Ларри Киркланда был молочно-бледным, как бывает у рыжих. Облик завершала густая россыпь золотистых веснушек. Вообще он был похож на куклу-переростка Худи-Дуди. В смысле — такой же симпатичный. Он был низкорослым, для мужчины очень низкорослым, и потому я уверена, что ему не понравилось бы слово «симпатичный». У меня это одно из самых нелюбимых ласковых слов. Если бы учли голоса всех низкорослых людей, слово «симпатичный» было бы из словарей вычеркнуто. И я бы за это голосовала.
— Давно ты стал аниматором? — спросила я.
Он посмотрел на светящийся циферблат своих часов.
— Примерно восемь часов назад.
Я вытаращила глаза:
— Это твоя первая работа?
Он кивнул.
— Разве мистер Вон вам не говорил?
— Берт только сказал, что нанял нового аниматора по имени Лоуренс Киркланд.
— Я сейчас на последнем курсе Вашингтонского университета, и это моя семестровая практика.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать, а что?
— Ты же еще даже не совершеннолетний!
— Ну, так я не могу пить и ходить в порнотеатры. Не очень большая потеря, если по работе не приходится ходить в такие места. — Он посмотрел на меня и наклонился в мою сторону. — А что, эта работа требует ходить в порнотеатры?
Лицо его было совершенно нейтрально-приветливым, и я не могла понять, дразнит он меня или нет. Я решила, что он все-таки шутит.
— Двадцать — это нормально.
Но я покачала головой.
— По вашему виду не скажешь, что вы так думаете, — сказал он.
— Не твой возраст меня беспокоит, — ответила я.
— Но что-то все же вас беспокоит.
Я не знала, какими словами это выразить, но что-то было в его лице приятное и веселое. Такое лицо, которое чаще смеется, чем плачет. Он был чистый и блестящий, как новенький пенни, и я не хотела, чтобы это переменилось. Мне не хотелось быть человеком, который заставит его лечь в грязь и поваляться.
— Тебе случалось терять близкого человека? Я имею в виду в семье?
Веселость сползла с его лица. Он теперь выглядел как грустный задумчивый ребенок.
— Вы говорите серьезно?
— Смертельно серьезно.
Он покачал головой.
— У меня даже бабушки и дедушки живы.
— Ты видел когда-нибудь насилие близко или лично против тебя?
— В школе я часто дрался.
— Почему?
Он усмехнулся:
— Они думали, что маленький — значит слабый.
Я не могла не улыбнуться:
— И ты убедил их в обратном.
— Да нет, из меня выколачивали пыль четыре года подряд.
И он тоже улыбнулся.
— А тебе случалось победить в драке?
— Иногда бывало.
— Но победа — это не самое главное, — сказала я.
Он внимательно посмотрел на меня серьезными глазами.
— Нет, не главное.
Это был момент почти полного понимания. Общая история — самый маленький ученик в классе. Годы и годы, когда тебя в спортивные команды выбирают последним. Годы, когда ты автоматически становишься жертвой любых хулиганов. Быть маленьким — от этого можно озлиться. Я была уверена, что мы друг друга поняли, но я, поскольку я женщина, должна была выразить это словами. Мужчины часто обмениваются мыслями молча, но иногда случаются ошибки. Я должна была знать наверняка.
— Главное — это не сдаваться, когда тебя побили, — сказала я.
Он кивнул:
— Тебя бьют, а ты все равно гнешь свое.
Теперь, когда я испортила этот момент полного понимания, заставив нас обоих высказаться вслух, я была довольна.
— А кроме как в школьных драках, ты видал насилие?
— Хожу иногда на рок-концерты.
Я покачала головой:
— Это не то.
— Вы к чему-то клоните? — спросил он.
— Тебе ни за что не следовало пытаться поднять третьего зомби.
— Но я же смог?
В его голосе звучали ершистые нотки, но я не отступила. Когда я что-то хочу сказать, я не милосердна, а беспощадна.
— Ты его поднял и потерял контроль. Если бы не я, он бы вырвался на свободу и кого-нибудь мог помять всерьез.
— Это же обыкновенный зомби. Они на людей не нападают.
Я уставилась на него, пытаясь понять, не шутит ли он. Он не шутил. Мать твою так!
— Ты и в самом деле не знаешь?
— Чего не знаю?
Я закрыла лицо ладонями и посчитала до десяти. Меня взбесил не Ларри, меня взбесил Берт, но удобнее всего сейчас было сорваться на Ларри. Чтобы наорать на Берта, надо ждать до завтра, а Ларри вот он. Очень удачно.
— Этот зомби вырвался у тебя из-под контроля, Ларри. Если бы я не появилась и не напоила его кровью, он бы сам нашел себе кровь. Ты понимаешь?
— Ну, я так не думаю.
Я вздохнула.
— Зомби напал бы на кого-нибудь. Выкусил бы хороший кусок.
— Нападения зомби на людей — это просто суеверия, истории о привидениях.