— Так сейчас учат в колледже? — спросила я.
— Да.
— Я тебе одолжу пару экземпляров «Аниматора». Поверь мне, Ларри, зомби нападают на людей. Я видела убитых ими людей.
— Это вы меня просто пугаете.
— Испуганный — это лучше, чем глупый.
— Я его поднял. Чего вы еще от меня хотите?
Вид у него был совершенно озадаченный.
— Я хочу, чтобы ты понял, что едва не случилось здесь и сейчас. Я хочу, чтобы ты понял, что наша работа — это не игра. Не салонные фокусы. Это настоящая работа, и она бывает опасной.
— Понял, — сказал он.
Он слишком легко уступил — на самом деле он не поверил. Просто решил мне уступить. Но есть вещи, которые другому не расскажешь. Человек должен понять это сам. Хорошо бы, конечно, завернуть Ларри в целлофан и положить на полку в безопасное место и не трогать, но жизнь — она сложнее. Если он останется в нашей профессии, то пооботрется. А есть вещи, которые не объяснить на словах человеку чуть старше двадцати, который не видел смерти. В буку они не верят.
А в двадцать лет я верила во все. И вдруг я показалась сама себе очень старой.
Ларри вытащил пачку сигарет из кармана пальто.
— О Господи, ты куришь? — спросила я.
Он посмотрел на меня несколько удивленными глазами.
— А вы не курите?
— Нет.
— И не любите, когда рядом с вами курят?
— Не люблю.
— Послушайте, я сейчас себя очень хреново чувствую, — сказал он. — Мне сейчас необходимо покурить, можно?
— Необходимо?
— Да, очень нужно.
Он держал сигарету между указательным и средним пальцем правой руки, а пачка исчезла в кармане. В другой руке появилась зажигалка. Он смотрел на меня очень пристально. И руки у него чуть дрожали.
А, блин! Он поднял трех зомби в первую ночь своей работы. Я поговорю с Бертом насчет того, что послал Ларри одного. К тому же мы на открытом воздухе.
— Ладно, давай.
— Спасибо.
Он зажег сигарету и втянул глубокую затяжку никотина и смол. Из ноздрей у него пошел призрачный бледный дым.
— Уф, куда лучше.
Я пожала плечами:
— Все равно в машине со мной ты курить не будешь.
— Без проблем, — согласился он.
Огонек сигареты пульсировал оранжевым, когда он затягивался. Он смотрел мимо меня, выпуская клубы дыма изо рта, и вдруг сказал:
— Нас зовут.
Я повернулась. Конечно, юристы нам махали. У меня было ощущение уборщицы, которую зовут прибирать грязь. Я встала, Ларри вслед за мной.
— Ты уверен, что уже достаточно для этого оправился?
— Мне не поднять мертвого муравья, но посмотреть, как это делаете вы, я могу.
У него под глазами легли синие тени и кожа натянулась возле рта, но если он хочет изображать из себя мачо, кто я такая, чтобы его останавливать?
— Отлично, пойдем работать.
Я достала из багажника соль. Носить с собой снаряжение для подъема зомби — это вполне законно. Разве что мачете, которым я отрубаю головы цыплятам, можно счесть за оружие, но все остальное совершенно безвредно. Отсюда видно, как мало знают о зомби законники.
Эндрю Дугал уже оправился. Он все еще выглядел несколько бледно, но лицо его было серьезным, озабоченным, живым. Рукой он разглаживал лацкан пиджака. На меня он посмотрел сверху вниз — не потому, что был выше, а потому, что он хорошо это умел. У некоторых людей есть природный талант смотреть на других сверху вниз.
— Вы знаете, что здесь происходит, мистер Дугал? — спросила я у зомби.
Он скосил на меня глаза поверх тонкого патрицианского носа.
— Мы с женой едем домой.
Я вздохнула. Очень тяжко, когда зомби не понимают, что они мертвы. Они себя ведут так… ну, как люди.
— Мистер Дугал, вы знаете, почему вы на кладбище?
— Что происходит? — спросил меня один из юристов.
— Он забыл, что он мертв, — тихо ответила я.
Зомби смотрел на меня с выражением совершенной надменности. При жизни он явно был занудливым и неприятным типом, но даже последнего мудака бывает иногда жалко.
— Понятия не имею, что вы там лепечете, — произнес зомби. — Вы явно страдаете искажением сознания.
— Вы можете объяснить, почему вы здесь, на кладбище? — спросила я.
— Я вам ничего объяснять не обязан.
— Вы помните, как вы здесь оказались?
— Мы… конечно, мы приехали на машине.
В его голосе появились первые нотки неуверенности.
— Вы строите догадки, мистер Дугал. На самом деле вы ведь не помните поездки на кладбище?
— Я… я…
Он оглянулся на жену, на взрослых детей, но они уже шли к своим машинам. И ни один из них даже не оглянулся. Он был мертв, тут уж ничего не поделаешь, но обычно семья не уходит. Они ужасаются, грустят, даже падают в обморок, но никогда не бывают безразличными. Дугалы же получили свое завещание и теперь уходили прочь. С наследством все ясно, и пусть папаша ползет обратно в могилу.
— Эмили? — окликнул он.
Она замешкалась, напряглась, но один из сыновей схватил ее за рукав и потащил к машинам. Он был смущен или просто испуган?
— Я хочу домой! — завопил зомби им вслед. Надменность с него смыло, и остался только сосущий страх, отчаянная потребность не верить. Он ведь чувствовал себя таким живым, разве может он быть мертвецом?
Жена его полуобернулась.
— Эндрю, прости меня.
Взрослые дети усадили ее в ближайшую машину. И приняли с места, как ожидающие у дверей водители, участвующие в ограблении банка.
Юристы и секретари удалились настолько быстро, насколько позволяло достоинство. Все получили то, за чем пришли. Они с трупом покончили. Вот только сам «труп» смотрел им вслед, как брошенный в темноте ребенок.
Чего бы ему было не остаться тем же самодовольным сукиным сыном?
— Почему они меня бросают? — спросил он.
— Вы умерли неделю назад, мистер Дугал.
— Нет, это неправда!
Ларри подошел ко мне.
— Это на самом деле так, мистер Дугал. Я сам поднял вас из мертвых.
Он переводил глаза с Ларри на меня и обратно. У него кончались аргументы для самообмана.
— Я не чувствую себя мертвым, — сказал он.
— Поверьте нам, мистер Дугал, вы мертвы.
— Это будет больно?
Многие зомби спрашивают, не больно ли это — снова вернуться в могилу?
— Нет, мистер Дугал, обещаю вам, это не будет больно.
Он сделал глубокий, прерывистый вдох и кивнул.
— Но я мертв, на самом деле мертв?
— Да.
— Тогда положите меня, пожалуйста, обратно.
Он овладел собой и снова обрел достоинство. Кошмар, когда зомби отказывается верить. Их все равно можно положить на покой, но клиентам приходится держать их на могиле, а они кричат. У меня такое было только дважды, но каждый раз я помню так, будто это было вчера. Есть воспоминания, которые от времени не тускнеют.
Я метнула ему соль на грудь, и звук был — как град по крыше.
— Солью этой возвращаю я тебя в могилу твою.
Все еще окровавленный нож был в моей руке. Я обтерла лезвие о его губы, и он не отдернул их. Он поверил.
— Кровью и сталью возвращаю я тебя в могилу твою, Эндрю Дугал. Почий в мире и не ходи более.
Зомби лежал, вытянувшись, на холме из цветов. Они сомкнулись над ним, как зыбучий песок, и вновь его могила поглотила его.
Мы стояли еще минуту на опустевшем кладбище. Только слышался ветер в верхушках деревьев и последние в году сверчки пели грустную песню. В «Паутине Шарлотты» сверчки поют: «Лета уж нет, больше уж нет. Больше уж нет, умирает оно». Первые заморозки, и сверчки тоже погибнут. Они были как те цыплята, что всем рассказывали, будто небо падает. Только в этом случае сверчки были правы.
Вдруг они затихли, будто кто-то их выключил. Я задержала дыхание, прислушиваясь. Ничего, кроме ветра, но… И вдруг у меня плечи напряглись до боли.
— Ларри!
Он повернул ко мне свои невинные глаза:
— Что?
В трех деревьях от нас налево на фоне луны мелькнул силуэт человека. И уголком правого глаза я тоже уловила движение. Больше одного. Тьма оживала глазами. Больше двух.
Прикрывшись телом Ларри от чужих глаз, я вытащила пистолет и держала его у ноги, чтобы это было не так заметно.
— Господи, что случилось? — У Ларри глаза полезли на лоб. Но говорил он хриплым шепотом, не выдавая нас. Молодец.
Я начала подталкивать его к машинам, медленно, спокойно — два местных аниматора закончили ночную работу и отправляются на заслуженный дневной отдых.
— Там люди.
— Они пришли за нами?
— Скорее за мной.
— Почему?
Я покачала головой:
— Времени нет объяснять. Когда я скажу «беги», беги к машинам что есть духу.
— Откуда ты знаешь, что они собираются на нас напасть?
В его глазах сильно стали заметны белки. Теперь он их тоже видел. Приближающиеся тени, люди из тьмы.
— Откуда ты знаешь, что они не собираются на нас напасть? — ответила я вопросом.
— Хороший подход, — ответил он.
Дышал он неглубоко и быстро. Мы были футах в двадцати от машин.
— Беги!
— Чего?
Голос его был удивленным.
Я схватила его за руки и дернула к машинам. Пистолет я держала дулом к земле, все еще надеясь, что те, кто там, в темноте, не ожидают пистолета.
Ларри бежал уже самостоятельно, пыхтя от страха, от курения, а еще, быть может, он не пробегал каждое утро четыре мили.
Перед машинами появился человек, поднимая большой револьвер. Браунинг уже взлетал в моей руке, и я выстрелила раньше, чем успела взять прицел. Дуло полыхнуло во тьме яркой вспышкой. Человек дернулся — он явно не привык, чтобы в него стреляли. Пуля его выстрела взвизгнула слева от нас. Он застыл на ту секунду, что мне была нужна, чтобы прицелиться и выстрелить снова. Он свалился на землю и больше не вставал.
— Ни хрена себе! — выдохнул Ларри.
— У нее пистолет! — заорал кто-то.
— А где Мартин?
— Она его застрелила!
Я решила, что Мартин — это был тот, с револьвером. Он все еще не шевелился. Не знаю, убила я его или нет. Кажется, мне это было безразлично, лишь бы он не встал и не начал снова в нас стрелять.