Рана от ножа уже покраснела. Черт знает какой синяк будет на ней завтра.
Зомби стоял на своей могиле, глядя на меня в упор. В глазах его была жизнь, кто-то вернулся в тело. Вопрос был в том, тот ли этот кто-то?
– Вы Эндрю Дугал? – спросила я.
Он облизнул губы и ответил:
– Да, это я.
Голос был суровым. Таким голосом отдают приказания окружающим. На меня это впечатления не произвело – этот голос дала ему моя кровь. Мертвые на самом деле немые, на самом деле не помнят, кто они и что они, пока не попробуют свежей крови. В этом Гомер был прав. И это заставляет задуматься, что еще в “Илиаде” правда.
Я зажала рану от ножа другой рукой и отступила назад, сойдя с могилы.
– Сейчас он ответит на ваши вопросы, – заявила я. – Но постарайтесь формулировать их попроще. Он какой день мертв.
Адвокаты не улыбнулись. Вряд ли я могла бы их за это упрекнуть. Я махнула им рукой, приглашая вперед. Они подались назад. Брезгливость у адвокатов? Ну уж вряд ли.
Миссис Дугал толкнула своего адвоката в плечо.
– Давайте, давайте! Это обошлось нам в целое состояние!
Я хотела было сказать, что мы не берем поминутную плату, но, насколько я знаю, Берт организовал дело так, что чем дольше мертвец поднят, тем дороже это стоит. И это на самом деле хорошая мысль. Сегодня Эндрю Дугал был вполне хорош. Он отвечал на вопросы своим культурным голосом, с хорошей дикцией. Если не обращать внимания на блеск его кожи в лунном свете, он выглядел живым. Но подождите несколько дней или пару недель. Он будет гнить – они все гниют. Если Берт таким образом придумал, как заставить клиентов укладывать мертвых в могилы раньше, чем начнут отвариваться куски, тем лучше.
Мало что есть на свете более печального, чем семья, везущая дорогую мамочку обратно на кладбище в аромате дорогих духов, маскирующих запах распада. Хуже всего была клиентка, которая перед доставкой мужа обратно вымыла его в ванне. Почти всю его плоть ей пришлось везти в пластиковом мешке для мусора. В теплой воде мясо просто отстало от костей.
Ларри отступил, споткнувшись о цветочную вазу. Я его подхватила, и он привалился ко мне, все еще нетвердо стоя на ногах.
– Спасибо... за все, – улыбнулся он.
Он смотрел на меня с расстояния всего в несколько дюймов. В прохладе октябрьской ночи по его лицу струился пот.
– У тебя пальто есть?
– В машине.
– Пойди и надень. А то простудишься до смерти, потея на таком морозе.
Улыбка его расплылась в широкую ухмылку.
– Как прикажете, босс. – Глаза его были чуть больше, чем нужно, и были видны белки. – Вы меня оттащили от края. Я этого не забуду.
– Благодарность – это хорошо, детка, но пойди надень пальто. Если поймаешь грипп, то работать не сможешь.
Ларри кивнул и медленно пошел к машинам. Все еще нетвердой походкой, но уже мог идти. Кровь у меня из руки почти остановилась. Я стала вспоминать, есть ли у меня в аптечке пластырь подходящего размера. Пожав плечами, я пошла к машинам вслед за Ларри. Хорошо поставленные в залах суда голоса юристов заполнили октябрьскую ночь, и слова отдавались под деревьями эхом. На кого они хотели произвести впечатление? Трупам на речи плевать.
20
Мы с Ларри сидели на холодной осенней траве, глядя, как юристы заполняют завещание.
– Какие они серьезные, – заметил Ларри.
– Работа у них такая – быть серьезными, – отозвалась я.
– Быть юристом – это значит, что ты не можешь иметь чувства юмора?
– Ни грамма, – сказала я.
Он ухмыльнулся. Короткие волосы у него были такими ярко-рыжими, что почти переходили в оранжевые. Глаза глубокого голубого цвета, как весеннее небо. И глаза, и волосы я разглядела в свете салонов наших машин. В темноте же он казался сероглазым с каштановыми волосами. Терпеть не могу давать свидетельские показания по внешности людей, которых я видела в темноте.
Цвет лица у Ларри Киркланда был молочно-бледным, как бывает у рыжих. Облик завершала густая россыпь золотистых веснушек. Вообще он был похож на куклу-переростка Худи-Дуди. В смысле – такой же симпатичный. Он был низкорослым, для мужчины очень низкорослым, и потому я уверена, что ему не понравилось бы слово “симпатичный”. У меня это одно из самых нелюбимых ласковых слов. Если бы учли голоса всех низкорослых людей, слово “симпатичный” было бы из словарей вычеркнуто. И я бы за это голосовала.
– Давно ты стал аниматором? – спросила я.
Он посмотрел на светящийся циферблат своих часов.
– Примерно восемь часов назад.
Я вытаращила глаза:
– Это твоя первая работа?
Он кивнул.
– Разве мистер Вон вам не говорил?
– Берт только сказал, что нанял нового аниматора по имени Лоуренс Киркланд.
– Я сейчас на последнем курсе Вашингтонского университета, и это моя семестровая практика.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать, а что?
– Ты же еще даже не совершеннолетний!
– Ну, так я не могу пить и ходить в порнотеатры. Не очень большая потеря, если по работе не приходится ходить в такие места. – Он посмотрел на меня и наклонился в мою сторону. – А что, эта работа требует ходить в порнотеатры?
Лицо его было совершенно нейтрально-приветливым, и я не могла понять, дразнит он меня или нет. Я решила, что он все-таки шутит.
– Двадцать – это нормально.
Но я покачала головой.
– По вашему виду не скажешь, что вы так думаете, – сказал он.
– Не твой возраст меня беспокоит, – ответила я.
– Но что-то все же вас беспокоит.
Я не знала, какими словами это выразить, но что-то было в его лице приятное и веселое. Такое лицо, которое чаще смеется, чем плачет. Он был чистый и блестящий, как новенький пенни, и я не хотела, чтобы это переменилось. Мне не хотелось быть человеком, который заставит его лечь в грязь и поваляться.
– Тебе случалось терять близкого человека? Я имею в виду в семье?
Веселость сползла с его лица. Он теперь выглядел как грустный задумчивый ребенок.
– Вы говорите серьезно?
– Смертельно серьезно.
Он покачал головой.
– У меня даже бабушки и дедушки живы.
– Ты видел когда-нибудь насилие близко или лично против тебя?
– В школе я часто дрался.
– Почему?
Он усмехнулся:
– Они думали, что маленький – значит слабый.
Я не могла не улыбнуться:
– И ты убедил их в обратном.
– Да нет, из меня выколачивали пыль четыре года подряд.
И он тоже улыбнулся.
– А тебе случалось победить в драке?
– Иногда бывало.
– Но победа – это не самое главное, – сказала я.
Он внимательно посмотрел на меня серьезными глазами.
– Нет, не главное.
Это был момент почти полного понимания. Общая история – самый маленький ученик в классе. Годы и годы, когда тебя в спортивные команды выбирают последним. Годы, когда ты автоматически становишься жертвой любых хулиганов. Быть маленьким – от этого можно озлиться. Я была уверена, что мы друг друга поняли, но я, поскольку я женщина, должна была выразить это словами. Мужчины часто обмениваются мыслями молча, но иногда случаются ошибки. Я должна была знать наверняка.
– Главное – это не сдаваться, когда тебя побили, – сказала я.
Он кивнул:
– Тебя бьют, а ты все равно гнешь свое.
Теперь, когда я испортила этот момент полного понимания, заставив нас обоих высказаться вслух, я была довольна.
– А кроме как в школьных драках, ты видал насилие?
– Хожу иногда на рок-концерты.
Я покачала головой:
– Это не то.
– Вы к чему-то клоните? – спросил он.
– Тебе ни за что не следовало пытаться поднять третьего зомби.
– Но я же смог?
В его голосе звучали ершистые нотки, но я не отступила. Когда я что-то хочу сказать, я не милосердна, а беспощадна.
– Ты его поднял и потерял контроль. Если бы не я, он бы вырвался на свободу и кого-нибудь мог помять всерьез.
– Это же обыкновенный зомби. Они на людей не нападают.
Я уставилась на него, пытаясь понять, не шутит ли он. Он не шутил. Мать твою так!
– Ты и в самом деле не знаешь?
– Чего не знаю?
Я закрыла лицо ладонями и посчитала до десяти. Меня взбесил не Ларри, меня взбесил Берт, но удобнее всего сейчас было сорваться на Ларри. Чтобы наорать на Берта, надо ждать до завтра, а Ларри вот он. Очень удачно.
– Этот зомби вырвался у тебя из-под контроля, Ларри. Если бы я не появилась и не напоила его кровью, он бы сам нашел себе кровь. Ты понимаешь?
– Ну, я так не думаю.
Я вздохнула.
– Зомби напал бы на кого-нибудь. Выкусил бы хороший кусок.
– Нападения зомби на людей – это просто суеверия, истории о привидениях.
– Так сейчас учат в колледже? – спросила я.
– Да.
– Я тебе одолжу пару экземпляров “Аниматора”. Поверь мне, Ларри, зомби нападают на людей. Я видела убитых ими людей.
– Это вы меня просто пугаете.
– Испуганный – это лучше, чем глупый.
– Я его поднял. Чего вы еще от меня хотите?
Вид у него был совершенно озадаченный.
– Я хочу, чтобы ты понял, что едва не случилось здесь и сейчас. Я хочу, чтобы ты понял, что наша работа – это не игра. Не салонные фокусы. Это настоящая работа, и она бывает опасной.
– Понял, – сказал он.
Он слишком легко уступил – на самом деле он не поверил. Просто решил мне уступить. Но есть веши, которые другому не расскажешь. Человек должен понять это сам. Хорошо бы, конечно, завернуть Ларри в целлофан и положить на полку в безопасное место и не трогать, но жизнь – она сложнее. Если он останется в нашей профессии, то пооботрется. А есть вещи, которые не объяснить на словах человеку чуть старше двадцати, который не видел смерти. В буку они не верят.
А в двадцать лет я верила во все. И вдруг я показалась сама себе очень старой.
Ларри вытащил пачку сигарет из кармана пальто.
– О Господи, ты куришь? – спросила я.
Он посмотрел на меня несколько удивленными глазами.
– А вы не курите?
– Нет.
– И не любите, когда рядом с вами курят?