Эта банальная речь продолжалась несколько минут, и артисты глазели куда угодно, только не на подиум. Джей-Джей нервно следил за Куртом, возвышавшимся над всеми и рассекавшим воздух плавными жестами, словно лев с великосветскими манерами.
– А теперь о неприятном. – Улыбка Курта сменилась добродушно-укоризненным выражением классной дамы. – Семнадцать человек произнесли имя Господа всуе. Шелис – дважды во время совокупления, так что, полагаю, это можно простить… Однако, Шелис, просить Спасителя тебя трахнуть, это немного чересчур. Просить Его следует не о столь многом. Наггет из уродов проделал это лишь однажды, говоря во сне – отличная работа, Фишбой, ты хорошо управляешь Паноптикумом. У клоунов: Рафшод – шесть раз, Гонко – десять, Уинстон – дважды, а Джей-Джей – тридцать два раза. Мой дражайший брат Джордж проделал это одиннадцать раз. На этот раз предупреждений о недостойном поведении не последует, но прошу вас выбирать выражения. Ведь есть так много слов. Зачем поминать имя Господа? Давайте это хорошенько запомним.
При упоминании о Джордже Джей-Джей быстро оглядел сцену, но Джордж исчез из виду. Потом он заметил какое-то движение и увидел, как что-то дергает веревку, тянущуюся через всю крышу и вверх к балке. Один из ящиков дернулся, завалился набок, и оба ящика полетели вниз.
На подиуме Курт не прервал своей речи, даже когда оба ящика грохнулись на сцену по обе стороны от него. В руках он держал зонтик, который ему одолжили клоуны; он поднял его над головой за долю секунды до того, как ящики обрушились бы на его лысый череп. Артисты снова переключили внимание на сцену, куда с грохотом, проломив ее, упали ящики. Они разбились при падении, и песок из мешков с легким шелестом посыпался наружу.
Курт даже не взглянул на упавшие ящики. Лицо стоявшего позади него Джорджа побагровело, он лихорадочно размахивал руками как припадочная обезьяна. Курт спокойно сложил зонтик и отставил его в сторону, напоминая своим подчиненным, что дело не в том, что Иисус может сделать для них, а в том, что они могут сделать для Иисуса.
Джей-Джей принялся грызть ногти. Ничего не происходило. Гонко и Уинстон проявили к покушению совсем вялый интерес.
– Уинстон! – прошептал Джей-Джей. – Это я поднимал туда ящики!
– И что? – отозвался Уинстон.
– Как ЧТО? Ты совсем, блин, тупой?
– Тише, пожалуйста, – попросил Курт с подиума.
Джей-Джей взвизгнул от страха, прежде чем взял себя в руки. Уинстон наклонился к Джей-Джею и сказал:
– Такое мы уже тысячу раз видали. Неважно, что ты помогал Джорджу. Наверное, на следующей неделе Курт попросит тебя помочь разделаться с Джорджем. Просто делай, что велят, и держи рот на замке.
Курт заканчивал свою речь. Джордж тихонько вышел из шатра, спотыкаясь о собственные ноги, его всего трясло от ярости.
– Похоже, Джорджу казалось, что на этот раз у него был шанс, – заметил Уинстон.
– Будет забавно сегодня вечером выслушивать приказы от этого урода, – сказал Гонко и сплюнул.
Курт закончил выступление призывом не переусердствовать с подарками к его дню рождения, хотя и можно проявить старание, если очень хочется. Циркачи зашевелились, с облегчением предвкушая скорое окончание собрания.
Внезапно раздался громкий хруст. Похоже, доносился он из-под купола. Джей-Джей изумленно поднял глаза, когда весь шатер как будто закачался. Балки затряслись, и присутствующие тихонько ахнули. Уинстон моментально юркнул под стул. Даже Курт умолк и обвел шатер медленным любопытным взглядом. В этот момент опорные балки сложились внутрь, как падающие деревья, раздался трескучий шелест, словно на сильном ветру развернули флаг. Вниз скользнуло знамя, закрепленное к той же балке, где раньше сидел Рафшод. Это было белое полотнище с одним единственным написанным красной краской словом: «СВОБОДА».
Затем шатер рухнул. Опорные балки полетели вниз, стропила сложились внутрь, раздался жуткий звук рвущейся холстины. Снаружи кто-то взвизгнул, когда вся постройка сложилась внутрь себя, погребя всех под толстой тканью. Раздался страшный грохот, когда сломанные деревянные и железные крепления обрушились на ряды сидений. Джей-Джей едва успел спрятаться под стул, как рядом с ним грохнулся столб. От его падения вздрогнула земля.
Посреди разгрома с подиума раздался голос Курта, чуточку даже веселый.
– Ну, – произнес он, – такого я не ожидал.
В последующие дни это явное вредительство стало пищей для множества пересудов. Очень странно, что никто не погиб во время этого, по сути дела, покушения на всех артистов. Вандализм в куда меньших масштабах всегда был в ходу – кто-то все время кому-то мстил, и для большинства в цирке случайное, немотивированное насилие служило своего рода возбуждающим средством. Разумеется, знамя исключало вероятность несчастного случая. Свобода? Чудесное слово, но никто не знал, что бы оно значило.
В первую очередь обвиняли Джорджа, но, разумеется, за глаза. Его исчезновение из шатра было крайне своевременным. Если виновный – Джордж, то возникали серьезные вопросы о том, как привлечь его к ответственности. В конечном итоге – он был вторым лицом среди начальства, а Курт уже и так давно жаждал его смерти. Но серьезного дела против Джорджа быть не могло. Все в цирке с удовольствием бы полюбовались тем, как он стал бы выкручиваться, просто ради развлечения, но никто не считал, что это и вправду его рук дело. Хаотичная природа нападения, слишком много случайностей – все это слишком разнилось с почерком педантичного урода вроде Джорджа… Совсем не в его стиле.
Хуже всего пришлось акробатам. Их шатер лежал в руинах, и шоу перенесли в более тесное место – в сценический шатер клоунов. Как только об этом объявили, хуже всего стало клоунам, а перед акробатами замаячили блестящие перспективы. Тем не менее, шоу урезали до незатейливых трюков на гимнастических матах, пока заново не отстроят их сцену, к тому же никто точно не знал, как обращаться с оборудованием, чтобы у него появились необходимые волшебные свойства.
Уродам тоже крепко досталось, Фишбой получил серьезное ранение: ему расплющило голову опорной балкой. Его спасло лишь вмешательство манипулятора материей. Между тем запаниковавший Мугабо устроил небольшой огненный смерч, расплавив кое-что из оборудования, которое, в принципе, еще могли бы починить. Теперь он клялся, что больше никогда не будет выступать, и отказывался близко подпускать к себе хоть кого-то, кто мог бы вылечить его от ожогов, самому же себе нанесенных.
Остальные травмы оказались пустяковыми. Джей-Джей отделался шишкой на плече и темным мокрым пятном на штанах, появившимся в результате испуга и злоупотребления газировкой. У кого-то звенело в ушах, благодаря Гоши, чьи крики и визги во время суматохи вообще никому не помогли. Еще долгое время после происшествия он никак не мог уняться, пока, наконец, свист чайника не сменился щебетом попугая, и все успокоились.
– Да-а, – протянул Гонко, когда они расселись за карточным столом, – это было нечто.
– Кто это сделал, Гонко? – спросил Дупи. – Кто это сделал? Не надо было этого делать, Гонко. Они напугали Гоши, Гонко, они Гоши напугали!
– Судя по всему, они еще и малютку Джей-Джея напугали, – заметил Гонко. – Может, хочешь штаны сменить, малыш?
– Да это просто пот, – смутился Джей-Джей и скрестил ноги, чтобы спрятать пятно.
– Похоже, Фишбоя сильно ранило, – сказал Уинстон, сдавая карты для игры в «двадцать одно».
– А вот это гадство, – ответил Гонко, треснув кулаком по столу. – Фишбой и мухи не обидит. Кто бы это ни сделал, я его на ремни порежу.
– А кто это сделал, Гонко? – встрял Дупи. – Кто сделал то, что сделал, Гонко? Кто сделал то, что сделано, что было сделано?..
– Понятия не имею, Дупс. Хотя хороший вопрос – ты всегда отличался пытливостью. Кто бы захотел убить… да любой. И что это за хрень со «свободой»?
В голове у Джей-Джея что-то щелкнуло: «Запомни одно слово: “свобода”». Уинстон! Почему он раньше этого не вспомнил? Он повернулся к Уинстону, медленно, широко разинув рот, как клоун из палатки на Аллее Развлечений. Уинстон бросил на него быстрый взгляд и произнес:
– Странно, да? Не хотел бы я оказаться в шкуре… то есть на месте того, кто повесил это знамя.
Джей-Джей намек понял, но челюсть у него все так же отвисала. Уинстон еще раз смерил его быстрым взглядом и крикнул:
– Джей-Джей, ты ставки будешь делать или так вечер и просидишь, отсасывая у человека-невидимки?
От этих слов Гонко ухмыльнулся, и Джей-Джей захлопнул рот.
– А ты на нервах. – Гонко повернулся к Уинстону. – Никогда не слышал, чтобы ты так выражался.
– Ну да, придется потерпеть, и долго, прежде чем мы снова добьемся права выступать, так ведь? – сказал Уинстон. – Ты слышал, слова Джорджа? Акробатам отдали нашу сцену. А сколько времени уйдет, чтобы отстроить их площадку?
– О боже, ты прав! – простонал Гонко.
Джей-Джей решил, что пора сваливать, потому что он не мог больше с недоверием глядеть на Уинстона, разинув рот.
– Эй! – рявкнул на него Гонко, когда тот выскользнул из-за стола. – Ты куда это собрался, мать твою? Как можно втроем играть в покер?
Джей-Джей захныкал и перешел на бег.
– Больше никто не купится на твое сраное актерство! – крикнул Гонко ему вслед. – Я тебя насквозь вижу, дружочек, насквозь!
Вбежав к себе, Джей-Джей уселся на постель и попытался обдумать случившееся. Уинстон по-прежнему держит его за яйца – но разве он тоже не держит Уинстона за яйца? Свобода. Что это значило? Почему он сказал это слово Джейми в порыве сентиментальности? Он что, думал, что у Джейми есть какой-то шанс сбежать из цирка? Это что, старик такую шуточку отмочил?
– По-моему, – прошептал Джей-Джей, – может, и да, у него такие шуточки.
Он улегся на постель, продолжая размышлять, и стукнулся головой обо что-то круглое и твердое. Лицо его расплылось в широкой улыбке, когда он легонько похлопал рукой по хрустальному шару.