Он уже знал, как проведет завтрашний день. Он вынул хрустальный шар из наволочки, погладил его и сказал:
– Мы с тобой, дорогуша, против всего мира.
Глава 16. Компромат на Джей-Джея
Джейми проснулся с привычным набором ощущений: головокружение, тошнота, ужас, обреченность и беспомощность. К плюсам можно было отнести исчезновение физической боли. Как всегда, он вспомнил, что днем раньше едва избежал гибели, на этот раз от рухнувших балок. Одна из них грохнулась рядом с его лицом – точнее, с лицом Джей-Джея. И как Джей-Джей на все это отреагировал? Едва выбравшись из-под обломков, он и думать об этом забыл. Этому парню было совершенно наплевать, что происходит с телом, в котором они оба жили. «Я здесь умру, – подумал Джейми со спокойной уверенностью. – В любой день, в любую минуту».
Именно с такими мыслями Джейми просыпался каждое утро, и именно поэтому он обычно моментально тянулся за гримом. Но в это утро все пошло иначе. Ему требовалось все обдумать. Вчера случилось что-то очень серьезное и противоречащее обычному ходу вещей. Кто-то напал на всех циркачей – по крайней мере, на всех значимых. Тут речь шла уже не о шуточках, началась смертельная охота. И это знамя – СВОБОДА. То слово, что Уинстон велел ему запомнить. Уинстон в этом замешан! Иначе и быть не может.
Он подумал об Уинстоне, единственном человеке, на которого он мог положиться.
Свобода.
А может, существовали другие люди вроде него.
Он с отвращением взглянул на небольшую баночку с краской для лица. Сегодня он посмотрит на происходящее вокруг своими глазами.
Цирк потихоньку просыпался, и Джейми услышал, как начали разбирать завалы на месте шатра акробатов. Он надел башмаки, приладил красный нос, натянул полосатую рубаху и ярко-розовые штаны в горошек. Тщательно проверил карманы и не нашел там ничего, кроме катышков мусора. Одевшись, он присел на постель, прислушиваясь, есть ли в гостиной кто-то из клоунов. Вроде бы было тихо. Он встал, открыл дверь и с трудом подавил подступивший к горлу крик: там снова стоял Гоши, и одному Богу было ведомо, сколько он таращился на дверь. Всю ночь?
Пальцы Джейми крепко вцепились в дверную ручку.
– Доброе утро, – кое-как выдавил он из себя.
Гоши уставился на него, не меняя выражения лица. Джейми заметил у него на губе что-то зеленое, вроде как кусочек травинки.
– Утро доброе, Гоши, – повторил Джейми.
Гоши ответил перемигиванием глаз: правым, левым. Он издал тихий придушенный свист и развернулся лицом к коридору. Джейми, решив, что попросить его подвинуться будет небезопасно, протиснулся в узкое пространство между плечом Гоши и дверью, изо всех сил избегая контакта.
Он окинул коридор беспокойным взглядом, пытаясь вспомнить, где же комната Уинстона. Он постучал в одну из дверей, и изнутри раздался голос старого клоуна:
– Эм? Кто там?
– Джейми.
Заскрипели кроватные пружины.
– Джей-Джей?
– Джейми.
– Джейми? Заходи.
Он вошел и сел на единственный не заваленный вещами кусочек пола рядом с кроватью Уинстона. Уинстон сел, зевая.
– Давненько тебя не видел.
– Да. Послушайте… Я не хочу сегодня мазаться краской.
Уинстон почесал подбородок и поковырял в ухе ватной палочкой.
– Неудачный день ты выбрал. Мы сегодня репетируем. Тебя собираются поставить в номер. Нам надо держать себя в форме на тот случай, если нас вернут в шоу.
– А почему я не могу репетировать в таком виде?
– Можешь покалечиться. Или убиться насмерть. Запомни, грим делает гораздо больше, – а не только превращает тебя в подлого и бездушного кретина.
Джейми опустил глаза.
– Ты уж извини, – сказал Уинстон. – Мы же оба знаем, что не твоя это вина, но это правда. Так что давай начистоту.
Старый клоун откинулся назад и тяжело вздохнул.
– Вот ведь в какой переплет ты попал, а? Я ничего не могу тебе рассказать, потому что, намазавшись краской, ты разболтаешь все всем подряд.
– А как же штаны? – спросил Джейми. – Джей-Джей думает, что вы держите его за яйца. Он не хочет переходить вам дорожку.
– Вот и прекрасно, но если бы Джей-Джей узнал все, что можно, у него бы был компромат на меня, это я тебе точно говорю. И это так, пока получается мое слово против его. Я тут гораздо дольше, чем он, так что поверят мне, – Уинстон умолк и покачал головой. – Сам не знаю, что мне с тобой делать, Джейми. Ума не приложу.
– А что, если… Что, если бы я устроил так, что у вас стало бы больше компромата на Джей-Джея, чем у него на вас? Что тогда?
Уинстон вскинул брови.
– Продолжай.
Джейми подался вперед.
– Если бы я сегодня совершил что-то такое, что по-настоящему уличало и компрометировало бы Джей-Джея, а потом бы скрылся. Но каким-то образом у вас бы появились доказательства, которые можно использовать против Джей-Джея. Может, тогда бы вы без опасений могли бы мне сказать, что значит вся эта «свобода».
Уинстон быстро поглядел на дверь.
– Тсс. Бога ради, Джейми, говори тише.
Джейми скривился.
– Извините.
Уинстон поудобнее устроился на кровати, размышляя.
– Полагаю, такой план вполне может сработать. Но ты-то представляешь, на какой риск идешь? Если попадешься… Вот тогда конец шуточкам и играм, сынок. Тебе лучше не знать, что они могут с тобой сотворить.
– Вы правы, может, лучше и не знать, – вздохнул Джейми. – Мне осточертело каждый раз просыпаться в таком состоянии. Я так долго не выдержу.
Уинстон кивнул.
– Беспросветное отчаяние и все такое, да? Ну, давай-ка лучше подумаем, какой трюк ты сможешь отмочить.
– Уинстон, я все хочу вас кое о чем спросить.
– О чем же?
– Почему вы не меняетесь? Ну, когда намазываете грим?
Уинстон чуть заметно улыбнулся.
– На мне грима нет, – ответил он и запустил руку под кровать, достав оттуда небольшую коробочку. – Вот это – старая добрая, обычная краска для лица. Оттуда, из другого мира. Не та, что изготавливают в Комнате Смеха. Разницы никто не замечает. Я просто выступаю в угрюмых амплуа. Это нетрудно. Я на сцене не очень-то отличаюсь от того, кто я в жизни. Похоже, здесь мне повезло.
– Но как же вам удается выступать?
– Делаю все, чтобы получать неопасные роли. Это нелегко, заметь. Говорю Гонко, что у меня слишком сильно болит спина, чтобы выполнять сложные номера. Но все равно я получаю массу синяков, и иногда приходится рисковать при опасных трюках. Что же до тебя, Джей-Джей, если тебе вздумается припомнить этот разговор, то не забывай, что я в любое время могу намазаться настоящей – здешней – краской и свернуть тебе шею.
Джейми захлопал глазами, удивленный внезапной злобой в голосе Уинстона.
– А теперь проваливай, Джейми. Я подумаю, что мы сможем заставить тебя сделать… если ты уверен, что это единственно правильный путь…
– Другого пути не вижу. Честно.
– Я тоже, если уж ты об этом заговорил.
Джейми вернулся к себе в комнату и ждал, пытаясь унять колотившееся сердце и ни о чем не думать. Через полчаса в дверь просунулась голова Гонко, рявкнувшая:
– Репетиция в час! Работы на подхвате – в одиннадцать вечера! Жизнь – паскуда, так что остается только трахать ее дальше.
Мучением было ждать, пока Уинстон разработает план. Джейми хотелось ощутить презрение Джей-Джея к смерти – абсурдное, но действенное. Когда, наконец, к нему вошел Уинстон, в руках у него был рюкзачок. Он приложил ухо к двери, чтобы убедиться, что они одни, потом открыл рюкзачок и вытащил сложенный кусок ткани. Это была уменьшенная копия флага, развернувшегося перед тем, как рухнул шатер акробатов, с написанным на нем красной краской словом «СВОБОДА». Уинстон понизил голос до шепота.
– Вот что тебе нужно сделать. Повесишь это внутри Паноптикума. Там уже будет стоять стремянка. Долезешь до верхних балок и привяжешь там. Когда закончишь, найдешь записку, приклеенную к внутренней стороне входной двери. Оторвешь ее, прочитаешь, а потом съешь.
– А если меня увидят?
– Тебе придется все сделать так, чтобы этого не случилось. Ты же ведь дружишь с новым помощником Фишбоя, так? Как там его – Стив? Ты иногда к нему заглядываешь?
– Да.
– Вот тебе и алиби. Теперь давай в темпе.
– А уроды меня не заметят?
Уинстон покачал головой и вышел, не сказав ни слова, а Джейми гадал, откуда у того такая уверенность. Он посмотрел на карманные часы, которые Джей-Джей стащил на Аллее Развлечений: до репетиции оставалось два часа. Вздохнув, он взял знамя и засунул его под рубаху, настолько просторную, что ничто не выпирало. Проходя через гостиную и выйдя на главную улицу, он пытался шагать так, как Джей-Джей: сильно сгибал колени, дергал ширинку и злобно глядел на цыган. Он чувствовал себя идиотом. Вскоре он дошел до Комнаты Смеха и Ужаса, где, как обычно, стоял охранник Дамиан, спрятав лицо в капюшон. Похоже, он даже не шевельнулся. Джейми показалось, что в самом верхнем оконце он заметил какое-то движение, вроде как опустили занавеску, но точно сказать не мог.
За Комнатой были беспорядочно разбросаны лачуги из подгнившего дерева с облупившейся краской, где обитали цыгане. Он двинулся мимо них, стараясь проскользнуть незамеченным, и думал, что ему это удастся: отдаленный гомон говорил о том, что большинство служителей было занято разбором завалов шатра акробатов. Задняя сторона Паноптикума находилась в тени. Прямо за ним тянулся тот самый таинственный деревянный забор. Джейми припал к щели между досками, впервые за долгое время подумав о побеге, но ничего не смог там разглядеть – лишь белую дымку, которую Джей-Джей видел с крыши. Он приложил ухо к шершавой доске и услышал звук, похожий на тот, что слышно, когда подносишь к уху морскую раковину: далекий шум океана.
Его так и тянуло перемахнуть через забор, но раздавшийся из соседней цыганской лачуги шум заставил его передумать. Там что-то грохнуло, потом разозленные голоса закричали что-то по-испански: один голос женский, другой мужской. Он добежал до Паноптикума и обнаружил прореху в полотняной стене. Тем временем ссора между цыганами достигла пика: раздался пронзительный женский визг, затем наступила зловещая тишина. Грузный мужчина лет пятидесяти пинком открыл заднюю дверь лачуги, через пояс у него перевешивался смуглый пивной живот. На плече он нес обмякшее тело женщины средних лет с зиявшей на затылке раной, откуда текла кровь. Цыган швырнул ее на землю рядом с забором. Джейми вздрогнул и юркнул внутрь Паноптикума.