— Это что… воин безмолвия? — раздался женский голос. — Такая манера пропадать напомнила мне…
Никто так и не узнал, что напомнил ей этот человек, потому что сенешаль Гаркот, напоенный первобытной ненавистью чана, схватил ее за шею и оторвал от пола. Удивление сменилось ужасом, когда послышался треск хрящей ее трахеи.
Дымный полумрак полосовали слепящие вспышки световых бомб и лучи высокой плотности. Нападающие неумолимо продолжали продвигаться. Викарии провели их тайными галереями и они, используя элемент неожиданности, овладели большой частью епископского дворца. Теперь они добрались до подвалов, осаждать которые оказалось несколько труднее, поскольку броневое покрытие было так спроектировано, чтобы противостоять разрывам бомб. Бои вспыхнули с удвоенной силой, когда защитники, осознав необходимость создать последний бастион между имперскими силами и убежищем, где укрылись муффий с Мальтусом Хактаром, бросились в битву с энергией отчаяния. Их заградительный огонь, их мины и древние фугасные гранаты отсрочили исход, но потери, нанесенные вражеской армии, не мешали ей бросаться нескончаемыми волнами на очаги сопротивления и давить их числом. Диски наемников сеяли хаос, и сладковатый запах крови смешивался с запахом обугленной плоти и металла.
— Не упрямьтесь так, Ваше Святейшество! — проворчал шеф-садовник. — Через несколько минут коридоры в мастерскую дерематов перекроют.
— Идите, Мальтус: никто не заставляет вас разделять со мной судьбу. Даже ваш драгоценный Двадцать четвертый…
Барофиль Двадцать пятый обнял Жека за плечи и прижал к себе, как бы прикрывая щитом своего тела. Осгорит с беспокойством взглянул на полуоткрытую дверь, из которой вырывались густые клубы дыма, затем вернулся к своему:
— А вы, что вас заставляет разделять судьбу этих четырех крио?
— Вы знакомы с Додекалогом, книгой пророчеств Захиэля?
Мальтус Хактар раздраженно покачал головой.
— Вы думаете, сейчас самое время для…
— Я твердо убежден, что эти четверо — из числа двенадцати Вестников Храма Света, двенадцати Рыцарей Откровения…
— Вы тоже, и вы тоже из их числа! — вскричал Жек.
Муффий присел перед анжорцем, ухватил его за плечи и до мучительности серьезно всмотрелся в него. От вспышек света и грохота оружия выражение его лица казалось трагичным.
— Отчего вы так говорите?
— Я видел это в индисских анналах, в храме света, — ответил анжорец, не дрогнув встретивший пристальный взгляд собеседника.
— Значит, вы побывали в храме света, описанном Захиэлем?
— Не принимайте его россказни за чистую монету, Ваше Святейшество, — загудел главный садовник. — Может, он и путешествует силой мысли, но он всего лишь ребенок!
— Я вас уже видел в этой комнате раньше, — продолжал Жек, упорно глядя на муффия. — Вы часто приходили со своим другом, вы рассматривали саркофаги, вы падали на колени, вы плакали, а потом снова вставали, вы спрашивали своего дорогого Адамана, действительно ли он ничего не чувствует, и он вам отвечал, что Крейц пока что не заговаривал со своим ничтожным слугой…
Потрясенный Барофиль Двадцать пятый несколько долгих мгновений не знал, как отреагировать. Его пальцы в белых перчатках машинально впились в плечи Жека. Мальтус Хактар уставился на анжорца с выражением отца, обнаружившего, что его сын — монстр.
— Так вы за нам следили… — пробормотал муффий.
— Это не слежка, — поправил Жек, — а ментальная разведка, подготовка к нашей операции… — И добавил со слезами на глазах: — Все пошло не по плану…
— В любом случае, ничего еще не потеряно! — поручился Барофиль Двадцать Пятый с убедительным нажимом в голосе, который, как понял Жек, в основном предназначался для того, чтобы уговорить самого себя.
— Ваш друг прав, — сказал Жек, указывая на шеф-садовника. — Вы должны идти. Я-то умею путешествовать с помощью мысли, и я пока могу подождать. — Он похлопал по карману куртки. — У меня есть коробка со шприцами…
— Вы не знаете, как отключать морозильные камеры, — возразил муффий.
— Покажите мне.
— Это сложные механизмы, и я побаиваюсь, что вы пропустите этап. Кроме того, вам понадобится поддержка, чтобы помочь вашим друзьям: вышедшим из крио требуется время, чтобы восстановить координацию. Когда они возвращаются к жизни, то уязвимы, как новорожденные. Я положусь на Крейца и остаюсь с вами! Но я замечу, что мы еще не знаем вашего имени…
— Жек Ат-Скин… Махди Шари говорит, что с товарищами по Индде можно обращаться на «ты»…
Лицо Верховного Понтифика озарила теплая улыбка.
— Для меня большая честь, мой дорогой Жек, что ты считаешь меня своим, и я приветствую тебя в епископском дворце Венисии.
Он торжественным жестом стащил огромный перстень, сиявший на безымянном пальце его правой руки, и вручил его анжорцу.
— Это кольцо понтифика, джулианский кориндон. Прими его в знак благодарности и дружбы.
— Вы с ума сходите, Ваше Святейшество! — взревел Мальтус Хактар. — Только у муффиев есть право носить этот перстень!
— В этот миг я прерываю преемственность муффиев навсегда, — спокойно и решительно ответил Барофиль Двадцать пятый. — И разрываю тяжелые цепи, которые обременяют миллиарды верующих, обращенных силой, угрозами или манипуляциями с разумом. Я упраздняю злейшего врага Крейца, аппарат Церкви, и возвращаю каждому человеку его внутреннюю истину. Слишком много преступлений было совершено во имя этого ненавистного символа властной, гегемонической воли. Я полагаю справедливым, чтобы джулианский кориндон теперь перешел в стан праведников и чтобы Жек стал его хранителем. Это решение — лишь завершение воли моего предшественника Барофиля Двадцать Четвертого.
Задыхаясь от эмоций, Жек уставился на камень с бесчисленными гранями, полуночно-синий цвет которого почти переходил в черный, в розовой опталиевой оправе, слишком большой для его собственного безымянного пальца. Камень слегка подрагивал между большим и указательным пальцами муффия и ловил мимолетные отблески света.
— Возьми этот самоцвет, Жек. Он станет краеугольным камнем мира, который мы призваны построить.
Жек схватил перстень; от него шел такой жар, что пришлось поспешно сунуть его в карман куртки. Взволнованный бескорыстностью, одиночеством и смирением этого человека, который правил империей из нескольких сотен миллиардов подданных, он больше не мог сдерживать слез. Муффий притянул и прижал его к груди. Бывший губернатор планеты Ут-Ген изменился, что бы ни говорил брат Сержиан, миссионер со спутника Жетаблан.
— Отныне я освобожден от бремени, — прошептал Барофиль Двадцать пятый. — С этим действием я утверждаю себя вновь простым учеником, новичком безмолвия. Я отказываюсь от своего муффиального патронима и возвращаюсь к своему родному имени, имени, которое мне дала моя любимая мать, белошвейка в Круглом Доме сеньоров Маркината: Фрасист Богх…
Прогремел продолжительный взрыв, за которым последовала череда ослепительных молний — совсем как раскат грома. Чудовищные сотрясения не повредило опталиевой защите стен и потолка, но затопили комнату непроницаемым облаком дыма и пыли.
— Первейшая обязанность любого, кто собрался построить новый мир, — остаться в живых, Ваше Святе… Фрасист Богх! — пробурчал Мальтус Хактар.
Гул постепенно стих и уступил место треску лучевого оружия, визгу и грохоту металла, истошным воплям раненых, приглушенному лязгу ближнего боя. Осгорит нацелил свой волнобой на дверь.
— Черт побери, они уже идут!
Словно в подтверждение его слов на фоне полумрака вдруг возник силуэт. Мальтус не слышал, как он вошел — видимо, из-за взрыва. Он нажал на спусковой крючок своего оружия, но кто-то бросился к нему и отвел его руку. Световой луч ударил в стену ближе к полу, где и рассыпался в сверкающие брызги. Обезумевший от гнева осгорит направил оружие на того, кто помешал ему устранить незваного гостя, и поразился, узнав маленького воина безмолвия.
— Не стреляйте! Это Шари! — воскликнул Жек.
Он метнулся к силуэту и кинулся ему в объятия.
— Полегче, дай мне отдышаться, — прошептал Шари.
Жек отступил и осмотрел махди — лицо перекошено и залито потом, дыхание сиплое, а ясно различимые отметины на вороте облегана вокруг шеи говорят об изнурительной схватке, которую он только что пережил.
— Коды у меня, — добавил он с усталой улыбкой, предваряя вопрос Жека.
Он разжал руку, показав четыре маленькие шарика, покачивающиеся на трясущейся ладони. Анжорец вспыхнул от радости: они наконец могли пробудить поцелуем Йелль, Афикит, Сан-Франциско и Феникс.
— Быстрее, нельзя терять времени зря! — оправившись от шока, произнес Мальтус Хактар.
Во взгляде махди появилась настороженность.
— Они друзья, — объяснил Жек. — Это Мальтус Хактар, шеф безопасности епископского дворца. Он выстрелил в тебя по ошибке. А это муффий Баро… Фрасист Богх. Нас осадили и нужно действовать быстро.
— С представлениями позже! — разозлился осгорит. — Дайте мне эти сферы, сударь. Я должен сопоставить номера кодов с цифрами на пьедесталах.
— Доверьтесь Мальтусу: он не бальзамировщик, но с реанимацией крио должен справиться идеально, — сказал Фрасист Богх.
Шари кивнул и передал сферы шеф-садовнику. С этого момента они молчаливо перераспределили задачи, слова стали излишни. Мальтус Хактар вскрыл кожухи пьедесталов консервации, обнажая встроенные приборные панели, и нажал кнопки, которые отдавали команду прервать процесс охлаждения. Хотя рев сражения теперь не умолкал, они ясно расслышали вздох, с которым остановились механизмы, и тихий скрип отстегивающихся крышек. Стеклянные стенки саркофагов покрылись густым туманом конденсата, который превратил продолговатые тела в нечеткие и темные формы. Осгорит сравнил числа, выгравированные на сферах, с числами, написанными внизу приборных панелей, и после сверки разложил криокоды по соответствующим пьедесталам.
Жек достал из кармана куртки жестяную коробочку, открыл ее и извлек четыре заранее заряженных шприца. По знаку Мальтуса Хактара Фрасист Богх и Шари, который постепенно оправлялся после попытки Гаркота задушить его, сняли крышку с первого саркофага — саркофага Афикит. Им в лица хлестнул порыв ледяного воздуха, пропитанного вонью криохимикатов. Облако конденсата, окутавшее бледное тело молодой женщины, испарилось. Шари уже забыл, какой красавицей была его мама Афикит; при виде ее черт — сверхъестественно изящных, расслабленных и еще более пленительных в отрешенности ледяного сна, — его обуяли эмоции, на время затмившие боль в шее и раны в душе. На несколько мгновений он снова стал вольным, беззаботным ребенком, носился по гимлайским горам, летал на камне в компании орлов, купался в ледяных потоках…