Закат был сказочным, небо превратилось в море расплавленного золота, чьи волны застыли в момент наибольшего величия и там постепенно темнели с наступлением ночи.
За ночь ничего не случилось, хотя подозрительный Гнур не сомкнул глаз ни на минуту, ожидая ночной штурм. Он поступил бы именно так: дал бы всем успокоиться, отвел бы своих людей, а затем напал бы вот где-то в полночь, когда все спят и копят силы для дневного боя.
Под утро задремал, но осторожные шаги мелкинда заслышал издали. Тот подкрадывался, готовясь гаркнуть над зеленым гоблинским ухом страшным голосом «Опять спишь?», но замер, увидев у самого горла острие клинка.
– Твое счастье, – сказал Гнур ехидно и убрал кинжал, – что мелковат для человека. А то лежал бы здесь, истекая кровью. У тебя кровь какая, зеленая?
– Это у тебя зеленая, – буркнул Виллейн разочарованно. – И сам ты весь… Как спалось?
Вместо ответа гоблин повел рукой, показывая, как вдали в ночи блещет такое множество костров, словно звездное небо опустилось на землю.
– Не думаю, что половина костров ложные. Кочевники слишком тупые, чтобы додуматься даже до такой простейшей хитрости.
– Их слишком много, – сказал Виллейн. – В себе уверены, таким хитрить зачем?
– Хитрые не выживают, – ответил Гнур наставительно. – Тебе, к примеру, будет трудно. Зато мое племя разрастется и подчинит себе весь мир!.. Так что ты давай уже сейчас со мной попочтительнее.
Виллейн нахмурился, голубые, как горные озера, глаза смотрят остро, пальцы с аккуратно подпиленными когтями барабанят по груди. Он потрогал один из амулетов на длинной веревке, тот все еще бледный, как лицо банши.
Он сильнее сдвинул брови, но спорить с зеленокожим гоблином счел ниже своего достоинства, указал взглядом на море костров.
– Тоже уверены, что подчинят себе весь мир. Чего не напали, как ты предрекал?
– Боялись, – ответил Гнур с самодовольством. – Боялись попасть в ночную засаду. Понимают, такие трюки только мелкинды не раскусят, а если есть хоть один гоблин, их хитростям крышка.
Виллейн поморщился.
– Побоялись… ты же видел, как бросались на штурм и погибали без страха и сожаления.
– Значит, жизнь у них тоскливая.
– А у кого веселая? Разве что у нас, мелкиндов.
Гнур сказал уверенно:
– Главное веселье впереди, когда завоюем мир и подчиним себе всяких там мелкиндов и мелкиндишек…
– Ух ты, – сказал Виллейн саркастически. – А позавтракать до того момента успеем?
– Впритык, – ответил Гнур. – Буди Хранителей!
– Сам буди, – огрызнулся Виллейн и добавил, смягчая отказ: – Ты уже отдежурил, а я свеженький. Может быть, еще и поспать успеешь?
Гнур ушел молча, Виллейн приложил ладонь козырьком к глазам и всматривался в далекий горизонт. Башню Теонард заказал себе, к сожалению, не слишком высокую, обзор был бы лучше с вершины дерева Каонэль, но тут по ступенькам, а там неизвестно как карабкаться, хотя у него крепкие когти, а если сбросить башмаки, то и вовсе пробежит вверх по стволу, как по ровной земле…
Мелкинд вздохнул, с этим опоздали. Он на дереве спасется, но остальным выше крыши башни не подняться. Если кочевники туда подняться сумеют, а это не так уж и трудно, погибнут все Хранители.
Он отвернулся от пугающего зрелища бесчисленных костров и чуть не ударился о сверкающий адамантин доспеха на мощной фигуре Тарната. Помимо кирасы, руки-ноги тоже в этом металле, из-за чего Тарнат выглядит как сказочный воин из древних легенд.
– Спокойнее, – сказал Тарнат насмешливо, – нос расшибешь, мелкиндишка.
Виллейн вытаращил глаза.
– А ты как тут появился?..
– С неба упал, – пояснил Тарнат с чувством абсолютного превосходства. – Ты же знаешь, мы обожаем летать. Вот так парим, парим… Как горгоны, а то и как голуби Теонарда.
Виллейн рассматривал его во все глаза, никогда таким Тарната не видел, покачал головой.
– Я думал, уводишь этих вопящих тварей в самые глубины своего ада… Где украл такие доспехи?
Тарнат отмахнулся.
– Другие уведут. Гномы уже стягиваются со всех сторон, а обратную дорогу к выходу отрезали. А доспехи… не видишь, точно по моей замечательной фигуре?.. Сам ковал в свободное… в свободное от всякого там время. Сорок лет ухлопал!.. А у вас тут, вижу, не очень…
– Держимся, – ответил Виллейн наигранно бодро. – Значит, никто из тех, кто ринулся за подземными сокровищами гномов, обратно уже не выберется?
– Ни один, – заверил Тарнат. – Дело в том, что сокровища не просто существуют, но велики и обильны, как и должно быть у запасливых и рачительных гномов. Бесчисленные поколения собирали по крупицам! И чтобы такое не защищать всеми силами?.. Да этих жадных дураков вообще повели по другому пути! Вся армия сгинет по дороге без всяких сражений.
Виллейн сказал, отшагивая от сияющего в адамантине гнома:
– Не хвастайся. Впервые вижу, как жадность приносит пользу.
– Кочевники все жадные, – согласился Тарнат.
– А вот гномы нет, – невинно обронил Виллейн. – Я угадал?
Тарнат нахмурился.
– У нас не жадность, а разумное накопительство, на котором стоит и будет стоять мир. Что говорит горгулья?
– Что и гарпия, – сообщил мелкинд, сдвинув плечами. – Вдвоем облетели войско, увидели, где их передвижное стойбище на телегах. Там их семьи. Племя в самом деле прет, глядя только перед собой, в поисках какого-то рая.
– Вперед смотрящие, – сказал Тарнат. – Наверное, это хорошо… Это мы, гномы, все оглядываемся на прошлую славу, прошлые заслуги, прошлое величие… У нас есть чем гордиться! А вот людишкам нечем, потому и прут. Одного не понимаю, почему меня, такого героя, здесь не кормят?
К их разговору прислушивались, поднимались, рассматривали блистающую фигура Тарната, самого рослого из гномов, что и так выше их всех на голову, а в доспехах так вообще нечто легендарное.
Эльфийка помогла встать все еще не привыкшей к сухопутной жизни Селине. Та качнулась на слабых ногах, но тут же вытянулась, как струнка, мол, я вся такая бойкая и полезная, а что качаюсь иногда – так это ничего, деревья тоже качаются.
Горгона и гарпия молча приблизились к мужчинам. Кроткая Эвриала потупила взгляд и едва не пунцовеет, зато Аэлло смотрит прямо, дерзко выпрямив спину со сложенными позади крыльями. Лицо довольное, еще бы, это они с горгоной такие умницы, летали в разведку, подглядывали и подслушивали, что затевает враг.
Гоблин вернулся с другой стороны башни, встал справа от Тарната и беззастенчиво разглядывает, словно прикидывает, за сколько можно продать его добро, а при хорошем раскладе и гнома вместе с ним.
Подошел Лотер, сразу потянул носом.
– От тебя прет жареным мясом так, будто слопал двух целиком зажаренных быков!
– Ну и что? – изумился Тарнат. – Я так устал, пока на эту дурацкую башню карабкался, как толстая жаба по дереву! Устал и проголодался.
Ворг сказал наставительно:
– Провизию нужно беречь.
– Я сам в башню натаскал еды на месяц осады, – напомнил Тарнат. – Я такие вещи не забываю! Или ты тайком все пожрал?
Глава 3
Ночью уже не только Гнур ожидал нападения, но и Теонард на всякий случай попросил загадочного тахаша поглядывать с одной стороны башни, Керкегора с другой, а горгулью, что ночью видит лучше, чем днем, еще и время от времени подниматься в воздух, чтобы заранее заметить, если из лагеря кочевников начнут выходить отряды.
Рассвет застал спящими как защитников башни, так и кочевников, только у тех и других не дремлют часовые. Теперь уже и кочевники страшатся повторения ночной атаки, убрали костры от башни, отодвинулись за линию своих сторожевых постов.
Теонард поднялся рано, в беспокойстве ходил вдоль каменной ограды, похлопывал по краю, словно проверяя стену на прочность, вскоре подошел Лотер, глаза ворга вспыхнули азартом.
– Ну как тут?
– А ты где был ночью?
Лотер ухмыльнулся.
– Кочевники слишком беспечны. Такое из них уже не выбить. А если выбить, получится совсем другой народ.
– Охотился?
– Просто побегал, – сообщил Лотер. – Конечно, пару зверушек задрал по дороге, не всех эти простаки распугали. Там вон за тем холмом их лагерь, женщины и дети тоже там. Горгулья тоже там пару раз пролетела… То ли разведывала, то ли завидовала, что не может вот так же красиво бегать по лесу… Но нас ждет сюрприз.
Теонард насторожился.
– Какой?
– Увидим, – сообщил Лотер, пошел прочь, но остановился, широко зевнул и сказал, не оборачиваясь: – Всю ночь деревья рубили. Но уже не на лестницы.
Виллейн натаскал в центр крыши хвороста, магии хоть и подкопил за это время малость, но все равно упорно стучал огнивом, пока искорки не упали на трут, а оттуда на пучки сухого мха.
Костер разгорелся быстро, амазонки торопливо нарезали мясо мелкими ломтикам, насаживали на прутики и жарили на огне, не дожидаясь углей, передавали сползающимися к огню Хранителям.
Ели все, только банши покачала головой, а на вопросительный взгляд Теонарда ответила равнодушно:
– Из воздуха и солнца беру больше.
– Тебе хорошо, – ответил Теонард с завистью. – В странствиях не нужно думать о запасах.
Банши чуть наклонила голову.
– Ты человек трудной судьбы, понимаешь.
Завтрак только заканчивали, когда Лотер насторожился, его уши шевельнулись. Он тоже вежливо отказался от еды, приготовленной людьми, к тому же, пока бегал, успел подкрепиться.
– А это что там… – поинтересовался ворг.
– Телега, – ответила Каонэль, не отрываясь от сладостно пахнущих ломтиков мяса. – Большая, очень большая. Мои уши такие же чуткие.
– Еще бы, – буркнул Лотер. – И длинные.
Она спросила обидчиво:
– Ты назвал меня ослицей?
Теонард с прутиком и оставшейся на нем парой кусочков мяса поднялся и подошел к ограждению.
По выжженной в боях с огнетроллями земле, почерневшей и в застывших комьях, от лагеря кочевников в сторону башни двигается нечто вроде коробки, исполинской повозки с десятком колес, верх покрыт слоем шкур, а спереди на длину копья торчит комлем вперед ствол дерева.