Мы не услышали свиста арбалетного болта, но увидели, как Вика медленно оседает…
Я, забыв о своем побитом боке, бросился к сползающей девочке. Успел подхватить ее на руки.
—Клади сюда,— показала мне Маша.— Сумку мою тащи — она в караулке. Только не высовывайся.
Я вначале не понял — о какой караулке идет речь. Точно же, в будке. Только руку протянуть. Белка тем временем снимала с Вики злополучную кольчугу и рубашку.
Ниже маленькой девичьей грудки темнело отверстие, которое мгновенно начало сочиться красно-черной кровью. Кровь идет — жива!
—Насквозь,— констатировала Маша, мгновенно превратившись из воина во врача.
—Это хорошо или плохо?— подал я голос, открывая санитарную сумку.
—Еще не знаю. Хорошо, что стрелу не надо извлекать. Плохо, что в рану попала ткань. А может, и проволока. Посмотри-ка.
Я быстро осмотрел кольчугу. Кажется, Вике повезло. Арбалетный болт, пробив кольчужное плетение, не разорвал, а раздвинул звенья…
—Помощь нужна? Может, вниз спустим?
Белка махнула рукой — иди, мол, сама справлюсь.
На всякий случай зарядил два из оставшихся арбалетов, положил их рядом с Машкой, а сам же спустился вниз. На «БЧ-2» тоже было не все в порядке. Настя сидела на полу и материлась. Васька очень неумело пытался вытащить из ее руки стрелу. «Значит, имеются у них и луки» — вот о чем я подумал вначале, а уже потом о раненой…
—Олег, надо Машу позвать,— крикнула мне Лена, стоявшая у бойницы. Хорошо стояла, правильно. Не прямо в щели, а чуть сбоку.
Я быстро осмотрел рану. Стрела засела в предплечье, но, как мне показалась, задела только мякоть.
—Маша пока занята,— не стал я вдаваться в подробности.— Бинт найдется?
—Есть,— сказал Васька, торопливо вытаскивая из кармана индивидуальный пакет.
—Отлично. Держи Настю. Только — покрепче.
Я ухватил стрелу обеими руками и сломал ее.
Потом, очень резко, без паузы, вытащил обломок из раны…
—Твою… так и разэдак…— выругалась Настя от всей души. Но, к счастью, в обморок не упала.
Я забрал индпакет, разорвал его и стал мотать бинт прямо на одежду, стараясь, чтобы было туже. Сделав несколько витков, передал конец бинта Ваське: «Закончишь, тащи наверх, на третий!», а сам бегом спустился вниз. Там, на первом этаже, уже долбили в дверь чем-то тяжелым. Напряженные парни стояли перед баррикадой, сжимая в руках оружие.
—Наверх!— скомандовал я, увлекая за собой ребят.
Я выбрал место для нашего последнего боя. Это был лестничный пролет между вторым и третьим этажом — узкий, и, кроме того, сверху можно было стрелять и не промахиваться. Туда я поставил Лену. Арбалетные болты у нее закончились, но оставался еще лук и десяток стрел. То, что бой будет последним — я уже не сомневался. В Цитадели не было «группы быстрого реагирования», которую можно поднять по тревоге. В самом идеальном варианте, вместе со сборами, Борис сумеет провести отряд лишь часа через три. Судя по всему (хотя я не засекал время!), от начала боя прошло не более сорока минут. Ну максимум — час. Хорошо, если нас хватит еще минут на двадцать. Реально сомнут минуты за три…
—Василий, отведи Настю на крышу и оставайся с девчонками,— приказал я, прислушиваясь к шуму выбиваемой двери.
—Не пойдем!— в один голос заорали и Васька, и Настя.
—Наверх, оба! Там Вика раненая, а вы тут…— крикнул я на них так, что повторить второй раз уже вряд ли когда-нибудь смогу…
У меня, правда, еще оставалась надежда, что Машка сумеет спастись, обернувшись белкой…
Дверь выломали. Баррикаду разметали. Было хорошо слышно, как часть карликов разбежалась по первому этажу, а часть, глухо топая босыми пятками, поднималась к нам. Первого из цвергов, показавшего свою волосатую морду на уровне площадки, я смел кистенем. Второго пристрелила Лена. Очень удачно пристрелила, потому, что карлик упал, загородив проход своим собратьям, чем выиграл для нас секунд тридцать-сорок, пока они сбрасывали его тело с дороги. Ну вот, опять полезли…
Сверху вдруг щелкнул арбалет, пробивая одного из карликов. И — снова у них краткая заминка, во время которой я увидел, что рядом с Леной стоит Машка. «Вот ведь чучело!» — разозлился я. Но их вмешательство подарило нам еще какое-то время. Еще два раза щелкнул арбалет, трижды просвистела стрела. А потом… Потом началась рукопашная схватка. Антошка рубил карликов саблей, не обращая внимания на то, что его уже дважды достали копьями. Андрей очень аккуратно, с четкостью отличника, «впечатывал» узкое лезвие клевца в головы врагов, а я — просто бессистемно махал кистенем, пытаясь внести сумятицу. Мы положили штук десять этих тварей и начали выдыхаться. Я как-то отстраненно подумал, что вместо пяти минут мы уже держимся все пятнадцать и наступают самые последние минуты, как вдруг…
Снаружи раздался чистый и громкий звук. Этот звук я слышал всего один раз в жизни, во время атаки на «неандертальцев», но теперь был готов слышать его всю жизнь! Наши!
На этот раз тел было сотни две. Не знаю, сколько положили мы, а сколько — отряды, пришедшие из Цитадели. Да и не все ли равно? Звездочки на стенах или зарубки на оружии здесь были не приняты. Орден за храбрость тоже никто не навесит…
Отряд, ведомый Борисом и Ярославом, ударил в тыл карликам. Те пытались дать отпор, но не получилось… Двадцать закованных в доспехи воинов — это не горстка новичков, отсиживающихся в крепости. Для тех же цвергов, кто силился удрать, был заготовлен и неприятный сюрприз. По длинной (то есть обычной) дороге к нам выдвинулся еще один, более многочисленный отряд, во главе с князем Андреем. По дороге они перебили еще сотни две и даже сумели взять десяток пленных.
Цверги ничего не говорили. Будь они обычными врагами, то «разговорить» — дело трех минут. Максимум — десяти. Попытались было привлечь Бориса в качестве переводчика, но тот лишь повел плечами: мол, в Смутное время он с ними не лясы точил, а резал…
—Нужно Аггея звать,— резюмировал князь, посматривая при этом в мою сторону.
—И идти за ним придется мне,— констатировал я.— Как самому молодому…
—Это да. Уж если он тебя в прошлый раз в живых оставил, то может, и послушается. Со мной и с Борисом он разговаривать не будет. У Ярослава — дел выше крыши… С остальными разговор короткий — в озеро… Да и не пройти больше никому. Местечко там такое, особенное. Мало кто пройти может.
—Кстати, а почему он такой мизантроп?
За бременем дел я так и не удосужился что-нибудь узнать ни об Аггее, ни о его острове. Вначале — новости о ребенке, потом забота о новичках. А уж в «Белкиной крепости», так там вообще не до вопросов…
—Да никакой он не мизантроп. Он и слова такого не знает. Ну остался человек в Смутном времени. Нам что, жалко? Никому не мешает…
—А эти, с которыми он воюет? И рыбу для кого-то ловит.
—Долгая история,— махнул рукой князь.— Как-нибудь расскажем. Или сам Аггей расскажет, под настроение.
—А в двух словах? Чтобы мне хоть представление иметь, о чем его спрашивать.
—Хм… Тогда уж лучше — о чем его не стоит спрашивать. Не любит Аггей об этом вспоминать. А в двух словах это звучит так — в Смутное время могущественный колдун потерял всю семью и поклялся страшной клятвой убивать всех, кто виновен… Укрылся на одном из островков, а оттуда нападал на всех, кто проходил или проплывал мимо. Мстил до тех пор, пока мог. Достаточно?
—Не очень,— честно ответил я. О мести я сам догадался.
—Сам же просил — в двух словах. Что еще? Хотел еще Аггей церковь выстроить, деньги на это собирал. Думал — отстроит храм, то все ему сразу и простится. («А деньги-то он и до сих пор собирает!» — вспомнил вдруг я.) Ну могу еще добавить, что Аггея и островок его перекинуло сюда, в Застеколье. Он это не сразу и понял. А колдун он такой могущественный, что может даже мертвецов оживлять. Правда, только тех, кого сам и убил когда-то… Замкнутый круг.
—А вы-то не возражали?
—Ну меня-то и на свете еще не было. Да и сам подумай, кто бы мог возразить? Кто нас спрашивать станет? В Застеколье свои законы, и не мы их устанавливаем. С нами у Аггея отношения не сложились. Вреда от него никакого. Пользы — тоже. Может, сейчас чем-нибудь и поможет…
—А почему…— начал я задавать следующий вопрос, но передумал. Всего мне князь не расскажет, а что расскажет — я все равно не пойму.
—Когда идти?
—Послезавтра — похороны Гнома. После них и отправишься.
Наверное, состояние кладбища может сказать о людях больше, чем они сами. Не было того, что привычно видеть на «наших» кладбищах: путаницы могил, битых бутылок, свалок из ржавых оград, сухой травы, сгнивших крестов и тряпок. Не было и четких бездушных рядов с надгробными плитами, которые показывают в американских боевиках. Все было просто, чисто и… уютно. Прав был мой друг Александр Сидоренко (Царствие ему небесное!) когда говорил, что могила близкого человека — продолжение нашей квартиры…
Панихиду служил священник, которого я прежде не видел. Может — пригласили, а может, не было случая познакомиться. Надо бы хоть поговорить, а лучше — исповедаться. Если разобраться, то и с первой-то (?) женой я живу невенчанно, а уж заведя вторую…
На похороны собрались не только жители Цитадели и крепостей, но и крестьяне из окружающих деревень. Тут же были мои бывшие ученики, с которыми я так и не успел завершить курс истории. Мои новобранцы, ставшие в два дня ветеранами. Не было лишь Вики, которой после операции был прописан постельный режим, и Белки. Почему она не пришла, можно только догадываться. Хотелось бы поверить в официальную версию о том, что не могла оставить раненых (победа над цвергами далась не так просто и пострадали не только мои ребята, но и воины Цитадели), да ведь Машка — не единственный врач. Мне же почему-то казалось, что причина в другом. Возможно, Белку и Гнома раньше связывали не только дружеские чувства… Знаю, что ревновать к прошлому — глупо, но все равно ревную…
Я не стал оставаться на поминки. Зачем? Помянем потом, вместе с ребятами. Прости, Валера, но мне нужно идти…