И наконец, Цезарь. Сторонники телеологического подхода к историческим событиям считают, конечно, что Цезарь, инициатор и организатор так называемого первого триумвирата, уже в этот период своей деятельности преследовал вполне определенные цели, а именно цели установления единоличной, монархической власти. Подобным взглядам не чужды были и сами древние. Так, например, Цицерон (но, само собой разумеется, не в период возникновения триумвирата, а уже после смерти Цезаря) уверял, что Цезарь долгие годы вынашивал идею захвата царской власти, а Плутарх писал, что Цезарь под видом гуманного поступка (т.е. примирение Помпея с Крассом) совершил настоящий государственный переворот. В новое время провиденциально–монархические устремления Цезарю приписывались Друманном, конечно, Моммзеном, а затем и Каркопино. Но все это лишь позднейшие выводы и домыслы, в том числе и оценка самого Цицерона. У нас нет никаких серьезных оснований предполагать, что, примыкая к «союзу трех» или даже организуя его, Цезарь уже ставил перед собой какие–то более далеко идущие цели, кроме тех насущных и злободневных вопросов, которые подсказывались самой политической обстановкой. К ним могут быть отнесены: удовлетворение требований Помпея, умиротворение всадников, стабилизация своего собственного политического положения. Конечно, последнее было для Цезаря первоочередной и наиболее актуальной задачей, но приступить к ее реализации он мог лишь после удовлетворительного решения двух первых вопросов.
Однако из всего вышеизложенного отнюдь не вытекает, что созданный для решения ближайших тактических задач «союз трех» не мог их перерасти. Так оно фактически и получилось. Нам кажется справедливым мнение крупного советского исследователя Н. А. Машкина, что прецедентом Данного союза можно считать неофициальные предвыборные соглашения, довольно частые и обычные для Рима того времени. Разница лишь в том, что подобные соглашения были всегда кратковременными, в данном же случае политическая обстановка сложилась так, что «временное соглашение превратилось в постоянное и в конечном итоге сыграло большую роль в истории Римской республики».
С нашей точки зрения, историческое значение так называемого первого триумвирата заключалось в том, что он был воплощением — в лице трех политических деятелей Рима — консолидации всех антисенатских сил. Таким образом, его возникновение, независимо от тех целей, ради которых он был создан, оказывается чрезвычайно важным, даже переломным моментом в истории Рима I в. до н. э. Если и не правы те, кто считает это событие концом республики и началом монархии, то во всяком случае следует со вниманием отнестись к словам Катона, который в свое время говорил, что не столь была страшна для римского государства внутренняя борьба политических группировок и их главарей или даже гражданская война, сколько объединение всех этих сил, союз между ними. Если вместо слов «римское государство» подставить слова «сенатская республика» — ибо именно ее имел в виду Катон, — то, пожалуй, его оценку можно принять полностью.
* * *
Более или менее откровенные выразители телеологической точки зрения — от Моммзена и до наших дней — склонны видеть не только в организации первого триумвирата, но и в консулате Цезаря, цепь мероприятий, сознательно проводимых с «дальним прицелом». Даже в сравнительно недавно появившихся работах встречаются утверждения, что первый консулат Цезаря следует рассматривать как прототип его диктатуры.
Однако с подобными утверждениями нельзя согласиться. Не говоря уже о том, что довольно напряженная политическая обстановка и борьба, развернувшаяся в первые же месяцы 59 г., требовали всех сил и внимания к текущим, злободневным вопросам, Цезарь в это время еще не был первостепенной фигурой как среди политических деятелей Рима вообще, так и среди членов триумвирата в частности. Следовательно, говорить о каких–то мероприятиях, проводимых им в расчете на будущее единовластие, абсолютно не приходится. Да и объективный анализ законодательной деятельности Цезаря за время его первого консулата не дает никаких оснований для подобных телеологических выводов.
Цезарь еще до вступления в должность заявил о своем намерении предложить проект аграрного закона. Очевидно, следует говорить о двух аграрных законах Цезаря, как на этом настаивает Эд. Мейер, с которым можно согласиться и по поводу того, что эти законы объединяли основные моменты, имевшиеся в проектах Сервилия Рулла, с теми требованиями, которые в предыдущем году столь неудачно пытался провести в интересах Помпея трибун Флавий.
Несмотря на умеренный характер первого аграрного закона, несмотря на все попытки Цезаря сохранить лояльность по отношению к сенату и его заигрывание с отдельными влиятельными сенаторами вплоть до Цицерона и Бибула, проект аграрного закона был встречен крайне отрицательно. Сенаторов шокировало уже то обстоятельство, что в нарушение давних традиций консул вносит аграрные законопроекты, т.е. занимается делами, совершать которые, по словам Плутарха, более подобало бы «какому–нибудь дерзкому народному трибуну, а отнюдь не консулу».
Однако первый аграрный закон Цезаря действительно был умеренным и осторожным. Он имел в виду раздел государственных земель, за исключением земель в Кампании и некоторых других районах. Кроме того, предполагалась покупка земли за счет средств от податей с новых провинций и военной добычи Помпея, но лишь у лиц, согласных продавать ее по цене, установленной при составлении цензовых списков. Земельные наделы, которые могли быть получены по этому закону, нельзя было отчуждать в течение 20 лет. Для проведения закона в жизнь предлагалось создать комиссию из 20 человек, (в которую, кстати говоря, Цезарь решительно отказался войти и в составе которой руководство поручалось коллегии из пяти человек).
Внося свой проект аграрного закона в сенат, Цезарь заявил, что он даст ему ход лишь при условии одобрения проекта сенатом и что он согласен пойти на приемлемые изменения и дополнения к проекту. Вместе с тем, для того чтобы поставить сенат под контроль общественного мнения, Цезарь впервые ввел регулярную публикацию отчетов о сенатских заседаниях и народных собраниях. Однако все эти меры не помогли. Когда после длительных проволочек в сенате все же наконец состоялось обсуждение аграрного законопроекта, то ряд сенаторов высказались против, а Катон, применив излюбленный им способ обструкции — выступление с речью, длящейся до конца заседания, пытался вовсе сорвать голосование законопроекта. Цезарь отдал распоряжение об аресте Катона, но, поскольку вслед за этим большинство сенаторов стало покидать заседание, Цезарю пришлось фактически отменить (через одного из трибунов) свое распоряжение и распустить заседание, заявив, что отныне ему ничего не остается, как обратиться к народу.
Сенатские круги, верные своей тактике, попытались организовать «глухую оборону». Бибул и трое поддержавших его трибунов на основании наблюдений за небом говорили о неблагоприятных знамениях и со дня на день откладывали созыв комиций. Наконец Бибул объявил, что вообще все дни текущего года не годятся для проведения народных собраний. Цезарю пришлось назначить день голосования вопреки этим запретам. Сенаторы, собравшись в доме Бибула, решили оказать противодействие в самом народном собрании. Однако, когда Бибул появился на Форуме, еще в тот момент, пока Цезарь выступал с речью перед народом, произошла свалка: консульские фасцы Бибула были сломаны, сопровождавшие его трибуны ранены, а Катона, пытавшегося говорить с трибуны, дважды с нее стаскивали и выносили на руках. После этого закон был принят. Попытка Бибула на следующий день добиться решения сената, объявляющего на основании формальных моментов закон недействительным, уже не имела никакого успеха. Более того, когда Цезарь обязал сенаторов дать клятву в соблюдении принятого закона, то после недолгого колебания даже самые ярые противники как закона, так и лично Цезаря (в том числе Катон) вынуждены были поклясться. После этого были проведены выборы комиссии двадцати, в которую вошли Помпей, Красс, Теренций Варрон и др. Войти в состав этой комиссии, даже в ее руководящую пятерку, было предложено и Цицерону, но он, поколебавшись, не дал согласия.
Вероятно, в ходе борьбы, развернувшейся вокруг принятия этого аграрного закона, так называемый первый триумвират, т.е. тайный союз между Помпеем, Цезарем и Крассом, «самообнаружился»: Красc и Помпей впервые выступили в поддержку Цезарева закона «единым фронтом», причем Помпей даже угрожал применением оружия. Нам известно также, что в апреле 59 г. Цицерон уже писал о «союзе трех» как о само собой разумеющемся и всем известном факте.
В том же апреле был принят второй аграрный закон Цезаря, согласно которому под раздел подпадали и те земли, изъятие которых специально оговаривалось первым законом. При наделении землей предпочтение отдавалось отцам семейства, имеющим трех и более детей. И хотя Цицерон писал, что, узнав об этой новости, он не мог спокойно спать после обеда, второй закон Цезаря прошел, видимо не встретив серьезного сопротивления. Цезарю же благодаря проведению этого второго закона удалось значительно укрепить собственное положение: в первую очередь были удовлетворены Помпей и его ветераны, а затем, по словам Аппиана, Цезарь создал себе таким путем огромное число приверженцев, так как одних только отцов, имеющих трех детей, оказалось 20 тыс. человек.
Цезарь довольно энергично воспользовался растерянностью, царившей в сенатских кругах после поражения, испытанного ими во время борьбы вокруг первого аграрного закона. Бибул, проявивший неожиданное мужество в момент схватки на Форуме, теперь окончательно сник, заперся в своем доме, продолжая сообщать о неблагоприятных небесных предзнаменованиях и понося Цезаря в своих эдиктах, на что сам Цезарь не обращал серьезного внимания. В ближайшие дни после принятия первого аграрного закона прошли и некоторые другие законопроекты, которые были внесены Цезарем непосредственно в комиции (минуя сенат). По одному из этих законов египетский царь Птолемей Авлет, оказавший в свое время существенную поддержку Помпею, провозглашался союзником и другом римского народа, однако далеко не бескорыстно: Птолемей уплатил за эту честь 6000 талантов, которые и поделили между собой Помпей и Цезарь. По второму закону, проведенному, видимо, в угоду Крассу, решался — и весьма благоприятно для публиканов — вопрос, с которым они в свое время безуспешно обращались к сенату: с них снималась треть откупной суммы. Аппиан считает, что благодаря этому ловкому политическому ходу Цезарь привлек на свою сторону всадников, т.е. политическую силу, более значительную, по мнению Аппиана, чем «народ».