ропился вернуться в Италию и увезти сына, чей злобный и непостоянный характер внушал отцу все большие опасения. В конце концов Цицерон назначил своим прее мником только что присланного нового квестора Луция Целия Кальда и, так и не разобравшись в этом мало знакомом человеке, доверил ему провинцию.
Цицерон сделал остановку в Сидее на побережье Памфилии через три дня после отплытия из Исса. Оттуда корабль проконсула плывет на Родос. Кроме Квинта, нашего героя сопровождают сын и племянник, и Цицерону очень хочется показать юношам остров, поделиться воспоминаниями о своем столь славном пребывании здесь тридцать лет назад. Сентябрь Цицерон проводит в Эфесе — противные ветра не позволяют продолжать плавание. Из Рима идут письма, все более и более тревожные: гражданская война, по общему мнению, неизбежна. Цицерон отплывает из Эфеса 1 октября и после многократных остановок в ожидании попутного ветра 14 октября прибывает в Афины. Здесь оратора застает письмо Аттика, написанное совершенно ему несвойственным дрожащим почерком — Аттик болен перемежающейся лихорадкой; в ответном письме Цицерон выражает тревогу о здоровье друга и подтверждает желание возможно скорее встретиться с ним в Риме. С тем же нарочным Цицерон посылает письмо Теренции, выдержанное в самых нежных тонах («моя сладчайшая, моя желанная Теренция»), с просьбой выехать ему навстречу возможно дальше. И в тот же день — еще одно письмо Аттику, почти целиком посвященное политическому положению, с которым придется столкнуться по возвращении в столицу. Двумя месяцами раньше Целий описал Цицерону ситуацию, и оратор не сомневается в неизбежности военного конфликта между сенатом и Цезарем. Помпей, по всему судя, станет на сторону сената, и Цицерону, как человеку, верному республиканским принципам, остается лишь за ним последовать. Внутренняя полемика с циничными рассуждениями Целия ощущается в письме: «Если дело дойдет до войны, я считаю, что лучше быть побежденным с одним из двоих, чем оказаться победителем с другим». Но Цицерой до сих пор надеется, что все как-нибудь уладится, он явно доволен, что в ожидании триумфа полагается оставаться вне Рима и тем самым не придется участвовать в сенатском обсуждении вопроса о продлении полномочий Цезаря в Галлии.
В начале ноября Цицерон из Афин приезжает в Патры. Здесь Тирон присоединяется было к патрону, но вновь заболевает. Трудности путешествия ему явно не под силу; нечего делать — приходится оставить ученого секретаря-отпущенника в Патрах. Цицерон поручает Тирона заботам одного из друзей, договорившись, что врач, которому оратор особенно доверяет, сделает все, чтобы Тирон смог продолжить путешествие. Цицерон, Квинт и оба юноши пишут Тирону письма, одно заботливее другого. Письма Цицерона неопровержимо свидетельствуют, что Тирон необходим ему скорее как друг, чем как секретарь.
Тем временем путешествие продолжается. 4 ноября Цицерон в Ализии на Акарнанском побережье, 6 ноября — на Левкаде, на следующий день — на мысе Акции, 9 ноября — на Коркире, где остается до 16 ноября. Затем — Кассиопей на побережье Эпира, 22-го он отправляется в Гидрунт и 24-го высаживается в Брундизии, в тот самый час, когда Теренция въезжает в город с противоположной стороны; они едут навстречу друг другу и встречаются на форуме. В Брундизии Цицерон застает письмо Тиропа с добрыми вестями: отпущеннику лучше, скоро он сможет присоединиться к патрону. Там же, конечно, ждали его и несколько писем Аттика. Постепенно Цицерон возвращается в свой круг, в привычную систему отношений, и это преисполняет его чувством радостной уверенности. В ответном письме Аттику он говорит об ожидаемом триумфе и о малышке Помпонии, дочери Аттика, — ей немногим более года, и она доставляет отцу много счастливых минут. И тут Цицерон не упускает случая заметить, насколько не правы эпикурейцы в своем постоянном стремлении обнаружить в основе всякого человеческого чувства, даже такого естественного и искреннего, как отеческая любовь, эгоистический расчет. Не лучше ли признать, что подобные чувства в природе человека, ибо человеку дан инстинкт любви к ближнему. Ну а каково политическое положение? Сведения в письмах Аттика мало утешительны, и тревога по-прежнему не покидает Цицерона. Впрочем, не следует приходить в отчаяние. Боги всегда покровительствовали Риму.
Не по их ли воле парфяне совсем недавно отступили за Евфрат, можно сказать, без боя? Упомянув Бибула, который по-прежнему говорит об ораторе всякие гадости, Цицерон не может скрыть злорадства: Бибул только что по ходатайству Катона получил несколько дней благодарственных молебствий в свою честь, а между тем до сих пор не может прийти в себя от страха; все время, пока парфяне находились в Сирии, наместник просидел, запершись в Антиохии.
Было бы несправедливо упрекать Цицерона в неспособности предвидеть наступавшие события. Еще из Брундизия он пишет Тирону, который наконец выздоровел и готов отплыть в Италию: «Боюсь, что сразу после январских календ в Риме начнется великая смута. В любом положении постараемся умерять свои страсти».
Мысли Цицерона заняты повседневными делами, по душа остается во власти дурных предчувствий.
В Брундизии начинался последний участок пути и кончался уже в Риме. Проконсул ехал в сопровождении солидной свиты, в нее входили и ликторы — они необходимы для триумфа, но пока что мешают и утомляют. Поначалу кортеж двигался довольно быстро. В один из последних дней ноября выехали из Брундизия и уже б декабря оказались в Эклане на Ашшевой дороге, неподалеку от Беневента. Как и по пути на Восток, Цицерон сворачивает здесь к Требуле и останавливается на вилле Луция Понция. Там проводит весь день 9 декабря и уже на следующий прибывает на свою виллу в Помпеях. Здесь состоялся разговор с Помпеем; полководец проводит дни в Кампании — вследствие болезни, как он уверяет, но скорее стремясь подольше пожить вдали от Рима, чтобы не оказаться втянутым в политические интриги и лишенным столь необходимой ему сейчас свободы. Будущее представляется Помпею в мрачном свете. С Цезарем, по его мнению, договориться невозможно, война неизбежна. Неужели Цезарь, размышляет Цицерон, находясь на вершине славы, осыпанный дарами Судьбы, окажется настолько безумен, что развяжет гражданскую войну? Цицерону очень хочется сказать — нет, Цезарь этого не сделает, но он понимает сам, сколь ничтожна его надежда. Двумя днями раньше, в письме Аттику из Требулы, то есть до разговора с Помпеем, Цицерон с предельной ясностью описал расстановку сил: речь идет лишь о том, кто именно захватит власть, Цезарь или Помпей. Помпей ни в грош не ставит интересы государства. Недаром он закрывал глаза на все беззакония, которые Цезарь творил в пору своего консульства, недаром добился явно противозаконного продления полномочий Цезаря в Галлии. И все-таки придется, по-видимому, принять его сторону, но прежде надо постараться сделать все, чтобы сохранить мир, надо добивать-тя от Помпея мудрой осторожности. Такой позиции Цицерон придерживался на протяжении всех следующих месяцев, когда разразилась и бушевала гражданская война.
Из Помпей Цицерон едет в Формии и вместе со всей свитой ночует у себя на вилле. Цицерон, как мы помним, любил всякого рода совпадения дат, и в Рим он собирается въехать 3 января — в день своего рождения. Но вскоре меняет решение: 2 января — Компиталии, праздник ларов перекрестка; явиться в такой день на Альбанскую виллу Помпея значило бы стеснить его слуг и рабов, нарушить их веселый праздник. Он будет здесь лишь третьего числа, тем самым в Риме — четвертого. До всего этого, 25 декабря, состоялся еще один долгий разговор с Помпеем, который присоединился к Цицерону по пути. Теперь уже и Цицерон не надеется избежать войны. На этот раз Помпей перечисляет все беззакония, совершенные Цезарем во время консульства. Что же будет, если он добьется второго консульства? И больше всего старый полководец опасается уступок, как он выражается, «притворного мира». Цицерону остается единственная надежда: если разразится война, войска сената не смогут удержать Рим; город придется оставить, тогда ненависть народа, бесспорно, обратится против врагов Цезаря — неужели Помпей решится на это? Снова и снова Цицерон обдумывает положение, рассматривает все возможные решения, это мучает его, как он пишет, ночи и дни. Мучает и еще одно — долг Цезарю, оратор рассчитывал вернуть его еще в прошлом году, но так и не смог, погасить долг можно только из денег, отложенных на триумф. А можно ли оставаться должником человека, который не сегодня завтра станет политическим противником или, еще хуже, врагом государства?
Цицерон приблизился к воротам Рима, как и рассчитывал, 4 января. Граждане толпою вышли ему навстречу, но он не переступил границу Города. Не имеет он права также присутствовать в собрании сената, и не был в зале заседаний 7 января, когда отцы-сенаторы приняли решения, направленные против Цезаря, ставшие причиной гражданской войны. Ему рассказали, что два народных трибуна, Антоний и Квинт Кассий, к ним присоединился еще Курион — покинули курию и уехали к Цезарю. Сенат проголосовал за декрет о чрезвычайном положении. В соответствии с декретом на защиту сената должны выступить все магистраты, обладающие империем: пока Цицерон не вступил в столицу, декрет полностью относится и к нему. Италия была поделена на военные округа. Цицерон принял под свое командование Капуанский. Здесь он и оставался все время, пока разворачивались первые эпизоды гражданской войны.
Глава XVГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Цицерон за пределами столицы ждет ответа на ходатайство о триумфе. Рим охвачен волнением. Консул Лентул отнесся к просьбе Цицерона благосклонно и обещал вынести ее на обсуждение сената, как только будут улажены самые срочные дела. Триумф Цицерона в число таковых явно не входит. Цезарь перешел Рубикон — вступил на истинно италийскую землю. Он занимает Аримин, затем Пизавр и по побережью Адриатики неудержимо приближается к Риму. Города один за другим открывают перед ним ворота. Что еще им остается делать? Победоносные легионы, галльские и германские конники внушают ужас. Другая колонна под командованием Антония переваливает Апеннины, захватывает Арреций. 13 января пал Фанум Фортуны, теперь в руках Цезаря оба пути на Рим — из Этрурии через Арреции и по Фламиниевой дороге из Фанума. Рим неминуемо попадает в кольцо.