табная резьба и декоративное покрытие — от гипсовой штукатурки и лепного или расписного стукко до геометрических комбинаций, достигавшихся простой игрой кирпичных слоев, — придавали зданию величавость, но делали его больше подверженным старению и разрушению.
Все эти архитектурные и декоративные формы создавались руками мастеров, обладавших чаще всего выдающимися профессиональными познаниями, — в их функции действительно было отнюдь не одно только возведение более или менее сложных зданий, но и задачи, квалифицируемые сегодня как инженерные. Гидравлические и санитарные устройства, создание систем канализации для воды, пара и дыма — которые в банях, например, достигали высокой степени искусства, — сооружение мостов, плотин и акведуков — все это дополняло собственно строительные проблемы. Да и сами по себе эти проблемы требовали особой изобретательности в бедных лесом регионах: там приходилось использовать в качестве систем перекрытия своды и купола, которые трудно уравновесить и, главное, соединить с несущими стенами, а невозможность установить леса и, особенно, подпорки для арок клинчатой кладки заставляла прибегать к профессиональным уловкам. Применение такого рода познаний не обязательно сопровождалось теоретическими штудиями. Решения были преимущественно эмпирическими, поэтому нередко утверждают, что очевидные с точки зрения современных точных методов недостатки средневековых мусульманских зданий были обусловлены в значительной степени импровизациями зодчих. Тем не менее доказано, что для таких замысловатых конструкций, как Купол над Камнем в Иерусалиме, использовались предварительные чертежи; они были также необходимы для возведения сложных ячеистых, иногда не вполне корректно называемых сталактитными, систем, которые представляли собой игру многоугольников и звезд, служивших основой для хитросплетений наружного орнамента. И хотя мы не располагаем старинными трактатами, которые позволили бы нам судить об уровне научного образования тогдашних подрядчиков, налицо пристрастие этих зодчих к искусным архитектурным и декоративным формам, невозможным без предварительных геометрических схем и серьезных математических расчетов. Чувство абстрактного, характерное для исканий мусульманских мыслителей, увлекающихся алгеброй и алгебраической геометрией, и здесь вдохновляло повседневный труд.
Научные познания строителей и инженеров, работавших в средневековом мусульманском мире, также были необходимы в специфической области фортификации, где были разработаны оборонительные и наступательные устройства, и по сей день поражающие размахом конструкторского замысла. Примеры тому можно найти во внушительных казематах и в хитроумном устройстве цитаделей и сирийских укрепленных замков XI–XII вв., каждый из которых идеально адаптирован к местности, на которой возведен. Качества военной архитектуры соответствовали прогрессу, достигнутому в это время баллистикой, в частности усовершенствованию тяжелых метательных орудий — баллист и катапульт. Специализированной литературы, в данном случае более богатой, чем в отношении гражданских конструкций утилитарного характера, все равно недостаточно, чтобы оценить во всей их новизне военно-технические достижения,
во многом остающиеся для нас загадочными, как техника греческого огня, например, ни точной химической формулы которого, ни способа метания, мы не знаем.
Подобные усовершенствования проводились в области судостроения, временами очень интенсивного, например в умаййадскую эпоху, когда флот был послан под стены Константинополя, или позднее, в эпоху халифата испанских Умаййадов или аййубидского подъема при Саладине. Арсеналы, где строились военные суда, на сиро-египетском побережье, в некоторых пунктах андалусского или ифрикийского побережья, финансировались суверенами, озабоченными, в первую очередь, борьбой против неверных. В этих же верфях строились и коммерческие суда, курсировавшие потом как в Средиземном море, так и в Индийском океане и Персидском заливе, где из портов Басра и Оман выходили корабли, отличные от тех, что были известны на Западе, — построенные только из скрепленных между собой бревен; их зачастую можно увидеть на миниатюрах, украшающих иракские манускрипты XII и XIII вв.
Этот мир, больше знаменитый своими популярными. в соседних странах мануфактурными изделиями, чем разнообразием природных продуктов, вел интенсивную внутреннюю и международную торговую деятельность. Первую составляли товары широкого потребления и региональное сырье, вторую — предметы роскоши и дорогие вещи, ценимые главным образом аристократией и в большом количестве вывозившиеся за пределы империи.
Торговля в целом зависела от ряда факторов, связанных либо с политико-экономической ситуацией, либо с предписаниями исламского Закона. Речь прежде всего о том, что существование исламского мира если уж не в границах обширного и единого государства, так реально и не воплотившегося, то, по крайней мере, в рамках огромной территории, объединенной общностью религии и образа жизни, где свободно могли перемещаться все, кто причислял себя к исламу, крайне благоприятствовало обменам и торговле, которые некогда обусловили мекканское могущество. Необходимо было лишь, чтобы эта территория была обустроена и безопасна.
С давних времен различные категории путей сообщения — караванные дороги, с одной стороны, и речные долины, с другой, — обеспечивали транспортировку товаров на верховых животных: верблюдах, ослах и мулах, а также на лодках. Часто отмечаемое отсутствие колесных повозок объяснялось их неприспособленностью к пустынной по преимуществу местности, а не свидетельствовало об отсталости. Зато безопасность оставалась крайне относительной как по причине частых войн и локальных восстаний, так и в связи с преобладанием в отдельных регионах бедуинского контингента. Не следует, конечно, преувеличивать значение первого фактора, который во времена Крестовых походов не мешал купцам свободно передвигаться между территориями франков и мусульман. Но многие маршруты тем не менее пришлось изменить из-за политических беспорядков — прежде всего отказаться от сухопутного шелкового пути в IX в. в связи с внутренними осложнениями в китайской империи. В известных случаях свою роль сыграла смена династии: например, появление сельджукидов и падение саманидского царства нанесли фатальный удар по налаженным в VIII–IX вв. связям со славянскими землями. Господство на морях и обладание значительным флотом тоже являлось немаловажным фактором эволюции, хотя его влияние сказывалось с определенным отставанием: так, деятельность мусульманских купцов в Средиземноморье продолжалась еще долгое время после того, как их корабли были вытеснены оттуда в XI в. европейскими судами.
Но торговая деятельность в странах ислама, возможно, еще в большей мере зависела от положений права, финансовой организации и политики государей. Мы уже видели, что запрет ростовщического процента, ограничивающий финансовые операции, не всегда соблюдался, а с другой стороны, право предусматривало разные формы ассоциации между негоциантами и вкладчиками. Биметаллическая монетная система с характерным для нее большим разнообразием монет в итоге не упрощала расчеты, и хотя купцы с давних пор пользовались «кредитными грамотами» и «платежными свидетельствами», избавлявшими от необходимости перевозить наличные деньги, эти относительно современные способы распространялись только на ограниченные регионы, где обращались золотые и серебряные монеты определенного типа. Что касается вмешательства суверена, то оно могло осуществляться в разных направлениях: как усиливая, так и ослабляя фискальный гнет.
После того как обязательное пожертвование было в значительной степени заменено либо отчислениями с доходов ремесленников, либо единообразными пошлинами, взимаемыми на въезде и выезде некоторых значительных городов, государство могло реально воздействовать на экономическую жизнь. Оно было заинтересовано прежде всего в извлечении максимальных средств от налогов, выплачиваемых активными элементами населения, поэтому случалось, что из этих соображений чужеземным коммерсантам, желавшим иметь склады в исламских городах, в XIII в. предоставлялись послабления. Кроме того, государство монополизировало закупку необходимых для кораблестроения, оружейного дела или златошвеен (тиразов) материалов, в том числе железа, леса и смолы, не говоря уже о золоте. В Египте XI в. государство монополизировало продажу чужеземцам квасцов и обязало мусульманских купцов оплачивать часть своих внешних закупок этим товаром, с тем чтобы сэкономить золотую монету. Наконец, не мене&ощутимо влияла на коммерцию, как, впрочем, и на ремесло, потребность государства в роскоши, которой окружал себя сам суверен и подражавшая ему тщеславная аристократия.
Интенсивность крупной торговли зависела также от состояния путей сообщения и, особенно, от возможности обеспечить купцов ночлегом и местами стоянки. Изначально государственные почтовые службы исламской империи, обязанные доставлять официальные письма, документы и информацию из конца в конец мусульманских территорий, имели систему почтовых станций на больших дорогах, через каждые два или четыре фарсанга[15] в зависимости от региона, то есть каждые 12–20 км. Неизвестна материальная организация этих почтовых станций для курьерского сообщения и неизвестно, в какой степени они были связаны с более или менее укрепленными сооружениями, именуемыми хан, или караван-сараи, которыми пользовались караваны. Но известно, что позднее, когда официальная почта, дезорганизованная в середине X в., была возрождена в XIII в. в Египте и Сирии мамлюками, эти почтовые станции были обустроены под нужды коммерческого сообщения. Таким образом, можно предположить, за неимением фактов, что так дело обстояло еще в более древнюю эпоху. Во всяком случае, сооружение караван-сараев зачастую велось по распоряжению суверенов, как свидетельствуют, например, надписи на роскошном сельджукидском караван-сарае в Рибат-и-Шарафе (Хорасан