ренды, марки, бумажные и электронные деньги, виртуальные образы цифровой эпохи). Эти пустые семиотические сущности мультиплицируются в повторе и серийности эквивалентов, подменяя идею развития и идею бесконечности идеей множества через отпочковывание все новых и новых серий одного и того же рода вещей (серия как выражение «количества самих количеств»). Как не вспомнить здесь Кантора с его философией множеств!
Цифра есть ноль. Она не конечна и не бесконечна, ведь конечное всегда опирается на бесконечное. Цифра ни на что не опирается, — и конечное, и бесконечное одинаково ей чужды. Цифра в своем апофеозе выступает как агрессивное ничто, аппетит которого не имеет пределов. Поэтому Полуверцев зорко усматривает самую суть заговорщиков: они хотя оцифровать тайну русской истории, тайну жизни, несказанную мечту о блаженстве, любви и счастье, «хотят отобрать у нас бессмертие, заменить его цифрой, которая есть вечная смерть».
И сам Моргулиус то ли наяву, то ли в пророческом видении Полуверцева подтверждает эти его интуиции, он сообщает ему, что археологи раскопали древние рукописи, согласно которым Библия начинается не с той фразы, как принято думать, ее зачин звучит «В начале была Цифра»:
— У нас есть задача «оцифровать» Россию и избавить мир от этой вечной словесной путаницы, которая отсюда исходит. Вы сами однажды сказали, что там, где кончается Россия, начинается Царствие небесное. «Оцифровав» Россию, мы «оцифруем» Царствие небесное и вернем в основание мира не мнимое Слово, а безусловную Цифру, как и было задумано Господом. «Оцифровав» Царствие небесное, мы «оцифруем» Господа, вырвем его из зыбкого невнятного Слова и вернем в абсолютную Цифру. (…) Непостижимое в Слове, становится постижимым в Цифре.
Итак, речь идет о подмене божества, о борьбе разных сущностей, одна из которых претендует занять место Бога. Это делает цифровую тему у Проханова однозначно эсхатологической. В романе оцифрованные люди распознаются Полуверцевым по едва заметным шестеркам — у одного из них он замечает на лбу крохотное клеймо «6», у других видны татуировки шестерок за ушами, у третьего меж бровей «открылась малая скважина, уводящая в непроглядную бездну».
Проханов описывает причудливую трансформацию Петербургского экономического форума в мистерию глобального цифрового заговора. В ходе форума происходит оцифровка художников, героев и мыслителей — их превращение в «одинаковых клерков». Однако в России идет негласная борьба с этим заговором. Русская контрразведка, как будто иронизирует Проханов, запретила управленцам Петербурга думать, чтобы их не могли оцифровать враги. Но главная борьба разворачивается вокруг попытки Моргулиуса и его приспешников залучить на свой форум Президента и подвергнуть его «цифровой казни» — так метафорично определяет писатель идею оцифровки верховной власти, за которой должна последовать «цифровизация» всей страны.
Для Полуверцева эта борьба становится смыслом жизни. Он предупреждает Президента об опасности, пытается его спасти. Его вера в Президента связана с пророчествами святых о явленном по молитвам старцев царе: «Первым возвестил об этом Иоанн Крестьянкин в Псковско-Печерском монастыре. Когда Президент приехал к нему, они затворились в келье и час говорили. Когда Президент покинул монастырь, отец Иоанн вышел к монахам и сказал: „Благодарите Бога, отцы. Теперь у России есть царь, и я могу с легким сердцем отойти“. Пропел: „Ныне отпущаеши раба Твоего“ — и умер. Афонские старцы принимали у себя Президента и узрели в нем Царя. „Теперь, говорили они, у России есть царь, он вернет России былое величие, восстановит ее пределы, утвердится на Босфоре и Дарданеллах, освободит из плена Великую Софию Константинопольскую. Его радениями, с Божьим покровительством, свет православия просияет по всей земле. Церковь молится о нем и ждет часа, когда в Успенском соборе Кремля Патриарх венчает его на царство“».
Апогей романа и его финал чем-то напоминает финал набоковского «Приглашения на казнь». Полуверцев поднимается во весь рост, ломает сценарий Моргулиуса и, вместо того чтобы включиться в оцифровку Президента, стряхивает морок наведенной цифровой реальности и переходит в инобытие, возвращаясь к своему Небесному Отцу (сливающемуся в его сознании с погибшим отцом земным). Цифровики в ужасе растворяются, их призрачная сущность оказывается иллюзией.
Однако перелистнув последнюю страницу, читатель остается в этом измерении бытия, где продолжается борьба традиционного человечества с теми, кто пожелал усмирить метафизику Слова как источник «греха», «хаоса», «фальши», «злодейства». Подобно Великому Инквизитору Достоевского Моргулиус у Проханова мнит себя избавителем человечества от тягот и ошибок его истории. Бог-Слово рассматривается цифровиками как порча. Россия же как исповедница этого Бога — мучитель всего мира, помеха для его нормального развития: «Спящая Россия — это идеал человечества. Когда мы „оцифруем“ Россию, мы сделаем все, чтобы она не просыпалась. Пусть себе спит, видит великие сны, а мы станем строить нашу Цивилизацию Цифры».
Таким образом, философское прочтение нового романа Проханова позволяет сделать вывод: перед нами драма, в которой Цивилизация Слова и Совести противостоит Цивилизации Цифры и Расчета. Россия же — поле битвы двух этих цивилизаций, поле, где скрещиваются идеалы Двоицы и Троицы, Цифры и Слова, где силы соблазна и предательства пытаются опрокинуть силы преданности и верности своему Богу-Слову.
Изборский клуб, 2017 № 10.
Новые демографические меры безнадежно опоздали…
Демографическая катастрофа 90-х годов вовсе не преодолена, ее рубежи стабилизированы приблизительно на грани «нулевого роста», и теперь это считается нормой.
На заседании координационного совета по реализации национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 годы президент Владимир Путин призвал «перезагрузить нашу политику демографического развития» и огласил несколько мер по поддержке уровня рождаемости в России. Мы попросили прокомментировать эти инициативы известного ученого, одного из руководителей Изборского клуба, директора Института динамического консерватизма Виталия Аверьянова.
«СП»: Виталий Владимирович, похоже, эти предложения вписываются в еще не начавшуюся предвыборную кампанию президента. Но выборы пройдут, а поддержка семьи и детей запланирована на 5 лет вперед. Насколько серьезный эффект может принести активная демографическая политика?
— Вы правы. Предлагаемые меры носят преимущественно предвыборный характер. Это не означает, что субсидии и компенсации семьям, о которых идет речь, отменят. Такое маловероятно. Конечно, отрадно, что многодетные и малоимущие семьи получат, наконец, реальную поддержку, помимо материнского капитала, который было довольно трудно освоить из-за жесткости прописанных в законе условий его использования.
Но в нашей демографической политике возмущает другое: она в течение долгого времени строится в целом по лекалам так называемых антинаталистов, то есть противников стимулирующих мер по поддержанию рождаемости, преумножению народа. Для того чтобы понять всю возмутительность нашей государственной политики, можно даже не смотреть на демографические графики. Достаточно лишь сказать, что упущено золотое десятилетие, упущен шанс на серьезный рывок в поддержании жизнеродности нашего народа. Эти 10 лет у нас было сравнительно многочисленное поколение женщин детородного возраста. Сейчас их число резко сокращается.
«СП»: Но этим-то, может быть, и обусловлены новые меры, предлагаемые Путиным?
— Путин так и сказал — задача «не допустить снижения численности населения России в предстоящее десятилетие». То есть не добиться роста, а не допустить снижения. Но снижение будет обязательно, потому что мы скатываемся в беспрецедентно глубокую демографическую яму. В репродуктивный возраст входит поколение 90-х. А в 90-е наш народ не стремился рожать по известным причинам. Будущее было абсолютно неясным, тревожным, настоящее — депрессивным. Подавляющее большинство населения просто выживало, а те, кто сумел адаптироваться к реформам Гайдара — Чубайса, также не увлекались созданием многодетных семей. Семьянин — это человек основательный, степенный, ориентирующийся на стабильный достаток. Образ жизни авантюриста-нувориша противоречит этому, он по определению временщик, «джентльмен удачи» — его задача: урвать и скрыть то, что удалось урвать.
В общем и целом демографическая политика в стране у нас провалена, и новые меры будут призваны лишь замаскировать этот факт, сделав кривую падения числа новорожденных детей не столь крутой. Сейчас эта кривая выравнивается за счет миграционного притока в Россию. Де факто демографическая катастрофа 90-х годов вовсе не преодолена, ее рубежи стабилизированы приблизительно на грани «нулевого роста», и теперь это считается нормой.
Все происходит в точности по рекомендациям наших либералов от демографии, антинаталистов. Несмотря на некоторую риторику власти, внешне противоречащую этим рекомендациям.
«СП»: Но разве сейчас либералы поддерживают новые меры, которые предложил президент?
— Лобби антинаталистов совсем недавно, в ноябре выпустило очередной доклад «Демографические вызовы России», он подготовлен Высшей школой экономики, руководитель все тот же небезызвестный Анатолий Вишневский. Во-первых, в докладе отрицается какой-либо заметный эффект от материнского капитала, во-вторых, доклад настойчиво внушает мысль, что какие-либо пронаталистские меры бесперспективны (то же самое эти же люди внушали и 10, и 15 лет назад). Естественная убыль населения, цитирую, «неизбежно будет быстро нарастать и даже по самому оптимистическому прогнозу к 2035 г. может приблизиться к 400 тыс. человек, а в случае если реализуется наиболее пессимистический вариант, может достичь 1 млн человек». Отсюда их главный вывод, такой же что и всегда, — рост населения РФ реально обеспечивается только за счет миграции. Нужно наращивать миграционный приток — в этом спасение российской демографии. Рекомендации Вишневского и компании — миграционный прирост в идеале должен быть выше чем полмиллиона в год. Образцом для России вновь объявляется страна иммигрантов — США. При этом звучат, как и раньше, убаюкивающие нотки — мол, прекращение роста населения России не является чем-то исключительным на той стадии демографического развития, на которой находятся сейчас все развитые страны. Главная догма — в цивилизованных обществах неизбежно происходит отказ от многодетной семьи.