В декорациях светского язычества греческая философия возникла как система идей, существующая параллельно формирующимся на Востоке религиям. Греческих философов можно сравнивать с Конфуцием, Заратустрой, индийскими садху и иудейскими раввинами. Одним из первых философов был Фалес Милетский, он родился около 625 г. до н. э. – примерно в то же время, что и Конфуций. О нем мы знаем одну поразительную биографическую деталь: люди постоянно спрашивали его, почему он бедный, раз такой умный. Фалес заставил их замолчать, захватив рынок прессов для отжима оливкового масла и став богачом. Затем он вернулся к своим философским трудам. Подобно Заратустре и другим, Фалес, без сомнения, плавал в море идей, которые составляли ключевой нарратив современного ему общества. Его размышления резонировали в умах современников, поскольку они, безусловно, плавали в том же море.
Фигура Фалеса столь важна, поскольку именно он сформулировал один из ключевых вопросов философии: из чего сделано все? Фалес решил, что таким веществом была вода, так как он заметил, что все вещи находятся в твердом, жидком или газообразном состоянии, а вода может принимать любую из этих форм. Философы, жившие после Фалеса, не были согласны с его ответом, но они приняли сам вопрос. Из какого вещества состоит все? Анаксимандр считал, что из воздуха; Демокрит утверждал, что из невидимых, не имеющих свойств частиц материи; Пифагор говорил о математических соотношениях. Ответов существовало множество, но сами вопросы были заданы в рамках системы идеи, сформулированной Фалесом и ему подобными, и эти вопросы по сей день занимают ученых-физиков.
Наконец, были еще злостные софисты, которые учили людей побеждать в спорах. Одним из главных критиков софистики (многие считают его таким же софистом) был вредный маленький бездельник по имени Сократ, который болтался по улицам Афин, задавал неприятные вопросы и затевал споры. Он высказал предположение, что люди могут различать добро и истину без посредничества богов, используя собственный разум и участвуя в дискуссиях. Мы знаем об идеях этого человека только из историй, записанных его учениками и почитателями, однако в главном он не отличается от Будды, Заратустры и многих других. К тому времени, как ученик Сократа Платон и ученик Платона Аристотель закончили свои труды, греческие философы построили четкую систему идей, которая помещала человечество в центр вселенной и описывала жизнь как обретение добродетели и истины посредством разума и опыта.
Греческие философы выделили из цивилизационного гештальта своего времени систему идей, которая стала отражением этого гештальта[8]. Сократ и его идеи не имели бы шанса на успех в период Среднего царства. Аналогично конфуцианство не могло появиться в Греции. Более того, Будда не достиг бы нирваны в Месопотамии. И так далее, и так далее, и так далее. Ключевой нарратив – это единое целое, и каждая его часть служит укреплению остальных его частей. Контекст определяет всё.
Часть IIОдна планета, много миров
По мере того как орудия расширяли возможности людей, росли и их миры. Колеса, повозки, дороги, письменность и тому подобные изобретения позволяли все большему числу людей взаимодействовать в пределах все больших расстояний. Расширяясь, коммуникационные сети накладывались друг на друга, переплетались и иногда соединялись в более крупные системы людей, историй, смыслов и идей. В конце концов политический контроль вытеснил географию как определяющий фактор в формировании человеческих обществ. Появились империи с едиными на всей территории платежными средствами (деньгами) и военными силами, обеспечивающими соблюдение порядка. Локальные нарративы слились в общие ключевые нарративы, теперь они связывали бессчетное число людей как членов огромных социальных общностей, которые выходили за рамки любых географических факторов и были более устойчивыми, чем племена, королевства и даже империи. В конечном итоге возникли цивилизации мирового масштаба – обширные сети людей, видевших себя в центре человеческой истории. Эти разные миры знали друг о друге и были связаны бесчисленными нитями, но каждый из них считал остальных второстепенными фигурами во вселенской драме. Там, где миры пересекались, конфликтующие нарративы со временем иногда смешивались и давали начало новым нарративам, включая одни элементы из более ранних историй и исключая другие, чтобы соответствовать потребностям новых человеческих общностей.
6.Деньги, математика, коммуникация, управление и военная мощь(2000–500 гг. до н. э.)
Цивилизации – это облака идей, не имеющие центра и границ; они слишком велики и слишком расплывчаты, чтобы ставить себе конкретные задачи и слаженно их реализовывать. В то же время объединения людей по признаку родства – роды, кланы и т. п. – слишком малы, чтобы воплощать в жизнь такие масштабные проекты, как ирригационные системы в долине Нила или Хуанхэ. Для решения задач такого масштаба требовались промежуточные формы общественных объединений, в которых были бы определенные роли и правила. Чтобы заполнить пробел, возникли государства.
Государства усилили эффект узких групп, превратив прежде бесформенное общество во что-то вроде социальных клеток. Подобно биологической клетке, у которой есть ядро и мембрана, у государства есть правительство и граница – идущая по периметру линия, иногда нечеткая, отделяющая внутренний мир от внешнего. Государства нуждаются в определенных механизмах для поддержания своей эффективности, например, чтобы выполнять функцию обмена сообщениями – коммуникацию. Под коммуникацией я подразумеваю все то, что делают люди, чтобы передать друг другу некую информацию: свои мысли, желания, намерения и т. п. То есть влияние и размер государства были ограничены скоростью и эффективностью, с которыми его члены могли обмениваться такими сообщениями.
Во времена, когда человеческие общности были представлены небольшими группами охотников и собирателей, люди взаимодействовали лично. Днем они расходились по делам, но на ночь все собирались вместе. Если кому-то нужно было сообщить что-то важное конкретному человеку или всей группе, он мог это сделать самое позднее ближайшим вечером.
Но постепенно группы росли и со временем стали слишком большими, чтобы каждый знал каждого. Ни один человек в долине Нила не мог лично знать всех остальных ее обитателей и напрямую контактировать с ними. Коммуникация, которая связывала государство в единое целое, отныне нуждалась в цепочке передачи: один человек сообщал информацию другому, тот третьему и т. д.
Чтобы создать что-то наподобие нильской ирригационной системы и поддерживать ее в рабочем состоянии, требовался скоординированный труд многих тысяч людей. Каждый из них должен был внести свой крошечный вклад в реализацию общего крупномасштабного плана. Если б эти отдельные действия не соответствовали друг другу, общие усилия ни к чему бы не привели. Нужен был единый центр принятия решений, из которого бы поступали приказы этим тысячам людей, обеспечивая их слаженную работу – и, по сути, превращая их в конечности единого организма, управляемые одним мозгом. Кроме того, такой масштаб делал невозможной простую передачу сообщений по цепочке: один человек должен был передавать сообщение множеству других людей, которым надлежало передать его еще большему числу людей и т. д. Только этим способом сообщения, исходящие из центрального источника – от фараона, царя, вождя, верховного священнослужителя, совета старейшин или кого угодно другого, – могли достичь каждого из тысяч участников общего предприятия. Ничего удивительного, что многие ранние цивилизации были так привержены строительству пирамид: египтяне воздвигали их как мавзолеи для знати; месопотамцы – как храмы для богов; майя – как площадки для религиозных ритуалов. Осмелюсь предположить, что людям нравилась форма пирамиды отчасти из-за ее метафорической силы: она символизировала нечто основательное, присущее цивилизованному существованию.
Когда появилась центральная власть, которой приходилось управлять рассредоточенными на обширном пространстве массами людей, ключевую роль стала играть скорость коммуникации. Если на доставку сообщения уходило два дня и еще два дня на доставку ответа, задержка получалась равной четырем дням. За это время многое могло случиться. Когда прибывал очередной приказ правителя, вполне вероятно, он уже не соответствовал текущей ситуации. Следовательно, от скорости передачи сообщений во многом зависело, какого размера территорией могла управлять центральная власть.
Конечно, в 2000 г. до н. э. события развивались не так стремительно, как сейчас. Приказ вполне мог оставаться актуальным и спустя несколько дней. Но даже в этом медленно меняющемся мире существовал некий временной предел, после превышения которого решения из центра безнадежно устаревали и больше не могли соответствовать реальным обстоятельствам. Что это был за предел? Три дня? Четыре?
Чисто теоретически давайте предположим, что он составлял семь дней: люди, живущие за пределами семидневной зоны передачи сообщений, находились вне контроля центральной власти. Если на этой территории возникала чрезвычайная ситуация, ждать приказов из центра было смерти подобно: управление брал на себя кто-то из тех, кто находился ближе к месту действия.
И здесь решающее значение приобретают орудия. Во времена охотников и собирателей практически не существовало коммуникационных технологий. Скорость передачи сообщений равнялась скорости пешехода. Человек физически более-менее крепкий мог за неделю доставить информацию на расстояние около 130 км и вернуться с ответом, да и то при условии, что он двигался с постоянной скоростью час за часом и день за днем, что бывало далеко не всегда, потому что ему приходилось преодолевать реки, карабкаться по горам, отбиваться от диких животных и разбойников. В доисторические времена даже самые могущественные вожди контролировали территорию в радиусе не больше 50 км.