Будучи республикой, Рим расширил свой контроль на побережье Восточного Средиземноморья, Малую Азию, на побережье Северной Африки, начиная от Египта и дальше, а также на северо-восток до реки Дунай, на северо-запад, включив всю территорию современной Франции, и на запад от нее вплоть до Атлантического океана. Эта масштабная экспансия почти полностью пришлась на период между 500 г. до н. э. и началом нашей эры.
Если сравнить государство с биологической клеткой, то его границы выполняют функцию мембраны. Они отделяют то, что внутри, от того, что снаружи. В самой клетке обменные процессы протекают гораздо легче и интенсивнее, чем между любыми соседними клетками. То же самое происходит и с информационными потоками внутри государства. Как только Рим завоевал Плодородный полумесяц, все нарративы, все системы верований последнего – от месопотамского политеизма до единого бога евреев и египетских божеств с головами животных – оказались внутри римского государства, влившись в многообразие других потоков, проходящих через этот греко-римский мир.
Одной из таких систем был иудаизм. Он разделял с другими месопотамскими культами идею племенного бога, в том числе непременное условие: «Мой бог лучше твоего».
Но только иудаизм сформулировал фундаментальную концепцию, что Бог может быть только один.
Когда населенная евреями территория оказалась внутри римского государства и вошла в общее информационное пространство, еврейские общины стали постоянно сталкиваться со светско-языческими идеями греко-римского мира. С другой стороны, идеи иудаизма также попали в общий имперский кровоток и распространились на другие земли, находящиеся под контролем Рима, в том числе на те, где до сих пор доминировал светско-языческий нарратив.
Иудаистская система идей не растворилась и не исчезла в этих потоках, поскольку еврейский нарратив обладал мощной внутренней силой, которая сопротивлялась любой попытке разбить его на части, – во многом подобно ведийской культуре Древней Индии. Евреи ощущали себя пленниками внутри империи, и выражение племенного национализма было для них неотъемлемо от выражения своей веры. Их вера требовала создания собственного национального государства, потому что иудаизм не признавал разделения между Божьими и человеческими делами. Божьи законы прописывали все сферы человеческих взаимодействий, которые обычно регулируются светским правом, такие как договоры, наследование, наказания за преступления и многое другое, из чего следовало, что исповедующие иудаизм племена могли жить только под властью собственного правительства, но никак не под властью Рима или любых других неиудеев.
Едва оказавшись под пятой римлян, евреи начали роптать. В их религиозном нарративе появилась идея земного мессии – харизматичной фигуры, уполномоченной Богом привести еврейский народ к свободе. В этом состоянии брожения умов, заквашенном на идеях такого рода, еврейский мир в изобилии порождал пламенных агитаторов, которые хулили Рим и проповедовали религиозное возрождение, как некогда пророки прошлого. И евреи психологически были готовы к тому, что любой из этих проповедников может оказаться мессией.
Среди них особенно выделялся человек по имени Иоанн, который посвящал своих последователей во внутренний круг избранных посредством обряда, называемого крещением. Иоанн Креститель был евреем, однако ритуалы инициации повсеместно практиковались в мистических культах, столь распространенных в греко-римском мире того времени: в митраистских мистериях, элевсинских мистериях, орфических мистериях и многих других имелась какая-либо церемония посвящения, которая превращала человека из чужака в своего. Эти мистериальные культы обычно обещали посвященным членам доступ к тайным знаниям, которые должны были возвысить их духовно и подарить им счастливое будущее, возможно, даже бессмертие (разумеется, ни один из культов не считал себя «типичным» – каждый мнил себя уникальным и единственно верным).
Примерно в 29 г. н. э. (или чуть раньше, или чуть позже) к Иоанну пришел человек по имени Иисус, сын плотника, и принял крещение. Иисус оказался самым харизматичным и популярным из всех потенциальных мессий – лидеров еврейского националистического движения того времени. Представители местной римской администрации арестовали его и задали прямой вопрос: «Ты мессия?» Для них этот вопрос означал: «Ты возглавляешь восстание против Рима?» Иисус ответил: «Да», и римские власти поступили с ним так же, как поступали со всеми мятежниками, – распяли его. Ничего личного, просто политика: тысячи мятежников были распяты до Иисуса, и еще тысячи распнут после него. Большинство граждан Римской империи никогда не слышали об Иисусе при его жизни. Но у Иисуса имелось несколько верных последователей, которые после его распятия принялись утверждать, что их учитель не умер. Они говорили, что видели его то здесь, то там, и по мере распространения этих слухов число последователей Иисуса начало стремительно расти, и в конце концов новое движение отделилось от основного потока иудаизма.
Иудаизм сам по себе не мог распространиться по римскому миру, так как эта мировоззренческая система была привязана к конкретной группе людей. В его основе лежал догмат о договоре (завете), который некогда заключили Бог и праотец Авраам. Если вы не происходили от Авраама, значит, вы не были и участником договора. Последователи Иисуса во главе с апостолом Павлом изменили этот центральный догмат. (Сам Павел никогда не встречался с Иисусом и поначалу даже был гонителем христиан, но однажды по пути в Дамаск пережил горький опыт и обратился в веру.) Павел заявил, что Иисус предложил новый договор – между Богом и всем человечеством, а не каким-либо конкретным племенем. Другими словами, любой человек отныне мог считать себя участником этого завета.
Сам Павел родился евреем и почитал Тору, потому что в те времена у последователей Христа не было никакого другого священного писания. Евангелия – письменные отчеты о том, что говорил и делал Иисус, – появились позже и вместе с некоторыми другими текстами были объединены христианами в Новый Завет, а Тору, соответственно, переименовали в Ветхий Завет. Но для евреев Тора так и осталась главной священной книгой.
Верные традиции, иудеи продолжали ждать мессию. Христиане же верили, что он уже пришел. Однако те и другие вкладывали в понятие «мессия» совершенно разный смысл. Иудеи считали наихудшей формой святотатства называть Богом кого-то, кто ходил по земле в человеческом теле. Для христиан же, напротив, это было центральным положением веры. Кроме того, согласно воззрению христиан, Бог обещал своему народу Божье царство, но оно находилось не на земле. Это было Царство Небесное, где христианам предстоит вечно жить после смерти, – что-то вроде загробного мира, каким его представляли себе древние египтяне. Чтобы стать участником иудейского завета, вы должны были родиться от двух евреев, жить по законам Торы и, если вы мужчина, сделать обрезание (ой!). Чтобы стать христианином, вам следовало пройти простой обряд крещения и уверовать в Иисуса. Короче говоря, присоединиться мог любой желающий.
В римском мире принятие идеи бога, который одновременно был человеком, не требовало большого концептуального скачка. Светско-языческий мир изобиловал подобными фигурами. Например, Геракл и Ахилл обладали сверхъестественными способностями, потому что были рождены человеческими матерями, забеременевшими от богов. В то самое время, когда Иисус взошел на Голгофу, римская элита провозгласила императора Августа богом. Таким образом, христианство не было фундаментальной и непримиримой противоположностью греко-римской культуры; оно лишь конкурировало с некоторыми проявлениями этой культуры. Римляне, которые отвергали христианство, соглашались, что человек может быть богом, но отказывались признавать существование только одного Бога. В то же время отвергавшие христианство евреи соглашались с тем, что есть только один Бог, но отказывались признавать, что им может быть человек (хоть Иисус, хоть кто угодно другой).
Христианство возникло в том месте, где столкнулись эти два явно противоречащих друг другу нарратива – греко-римский и иудейский. Оно родилось как синтез двух созвездий идей, который частично включил в себя элементы обоих, но не принял те, что не подходили. В 74 г. н. э. произошло важное для нового движения поворотное событие, когда около 900 еврейских повстанцев, осажденных римскими легионами в крепости Масада, предпочли покончить жизнь самоубийством, чем подчиниться власти Рима.
К тому времени основную массу христиан уже составляли обращенные язычники, а не евреи. Евреи восставали против Рима, потому что их религия требовала создания национального государства для своих племен. Но у новообращенных христиан ни было никакого интереса в этой борьбе. Им и без того хватало проблем с римскими властями, которым не нравилась новая вера. Почему христиане должны были терпеть репрессии из-за евреев, к которым не имели никакого отношения? В этом контексте совет Иисуса христианам «воздать кесарю кесарево» обретал новый смысл, подчеркивая растущее расхождение между христианами и евреями. Для греко-римских языческих гуманистов идея двух отдельных царств, светского и сверхъестественного, была хорошо знакома. Но в левантийском иудаизме само понятие «кесарево» звучало как нонсенс. Кесарю ничего не принадлежало. Все было Божьим.
Таким образом, иудаизм оставался неким пузырем в галактике социальных созвездий римского мира. Христианство же, наоборот, распространялось подобно эпидемии, что можно, вероятно, объяснить двумя основными причинами. Во-первых, оно достаточно хорошо вписывалось в греко-римское представление о светском и божественном как об отдельных, но сосуществующих сферах. Во-вторых, оно обращалось к огромной аудитории, поскольку резонировало с реальной жизнью большинства жителей империи. Когда мы слышим о величии Рима, мы представляем себе римские термы и многочасовые пиры с изобилием блюд, о которых до сих пор ходят легенды, но все это богатство не возникало само собой. Все древние общества считали рабство нормальным явлением, но римляне зависели от него в наибольшей степени. В их империи рабы были не только слугами и сексуальными игрушками, но и основной рабочей силой. Рабы добывали соль, трудились в каменоломнях, гребли на галерах и обрабатывали землю в огромных латифундиях. Свободный римлянин, который владел менее чем четырьмя рабами, считался живущим за чертой бедности. Состоятельным людям принадлежало по 50 000 рабов и больше. Рабство было неизбежным побочным продуктом римского милитаризма: на протяжении нескольких веков легионы завоевывали все новые и новые земли, обеспечивая метрополию устойчивым притоком невольников. На момент распятия Иисуса более 25 процентов населения Римской империи составляли рабы.