Надо сказать, что исламский нарратив не был совершенно чужд этой земле. Идея религиозной общины, живущей по наказам Бога; борьба между силами добра и зла; наступление конца света и Судного дня, когда будут учтены все деяния человека в земной жизни; райский сад, где праведники обретают вечное блаженство, – все эти темы существовали и в зороастрийском нарративе. Иными словами, исламское религиозное кредо оказалось вполне приемлемым. Что вызывало у иранцев высокомерное неприятие, так это культура диких и невежественных обитателей аравийских пустынь. О каком превосходстве арабов может вообще идти речь? Исламу – да, арабизации – нет!
Иранцы поступили с исламом так же, как германские племена с христианством: они приняли свою особую версию религии, заняв в исламском мире отдельное место наряду с арабами. В их версии, известной как шиизм, утверждалось, что сразу после смерти пророка Мухаммеда враги узурпировали власть у его законного духовного наследника, назначенного самим Богом, – его зятя Али. Затем арабский халиф убил богоназначенного преемника Али – его сына Хусейна. Однако при жизни Хусейн (вот счастливое стечение обстоятельств!) женился на персидской царевне Шахр Бану. Их сын, араб по отцу, перс по матери, был следующим богоназначенным преемником пророка Мухаммеда. Так персы установили кровную связь между своим народом и ближайшим родственным кругом пророка. Мученическая смерть Хусейна сделала того своего рода спасителем в шиитском исламе: ему было позволено ходатайствовать за грешников перед Богом. И в наши дни шииты чтят день смерти Хусейна как самое священное событие в своем календаре. Хотя шиитское учение изначально зародилось в Аравии, шииты были диссидентским религиозным меньшинством внутри мусульманского сообщества, а персы – диссидентской культурной группой внутри растущей исламской империи, так что эти две нити, сплетясь между собой, создали еще один уникальный узор – наряду с месопотамским, левантийским, североафриканским и эллинистическим – в ткани исламского мира, в новом социальном мегасозвездии, известном как Дар аль-ислам.
В VII в., когда на Ближнем Востоке зарождался Дар аль-ислам, а Европа погружалась в феодальные сумерки, Китай переживал свою эпическую историю. Из кровавого хаоса сражающихся царств поднялся очередной колосс по имени Вэнь-ди, еще один современник пророка Мухаммеда и папы Григория.
Нет, Вэнь-ди не создал в Китае нечто сравнимое с исламским миром или с постримской Европой. К тому времени Китай уже был сплоченным социальным созвездием со своим уникальным ключевым нарративом, придававшим ему форму и смысл. В китайской вселенной продолжала разворачиваться цикличная история, и как раз начался ее новый виток. Вэнь-ди был жутким двойником Первого императора – Шихуанди. Подобно ему, он объединил множество раздробленных сражающихся царств в одну империю, возродив великое Срединное государство. В 585 г. Вэнь-ди объявил себя первым императором династии Суй и правил в этом качестве 19 лет. В 604 г. он был убит (в том же году, когда умер папа Григорий, и всего за шесть лет до того, как Мухаммед объявил себя посланником Божьим), и трон унаследовал его сын Ян-ди, который показал себя еще более безжалостным и честолюбивым правителем. В 618 г. убийство Ян-ди положило конец династии Суй, что произошло всего за несколько лет до переселения Мухаммеда в Медину – ключевого события, с которого мусульмане начинают отсчет своей истории. Таким образом, возрождение Срединного государства и появление ислама произошли почти одновременно.
Как и Шихуанди, Вэнь-ди подчинил китайское общество жесткой бюрократической системе. При Первом императоре государство регулировало, что именно каждая крестьянская семья должна была выращивать на своем наделе. Вэнь-ди ввел систему уравнительного землепользования: отныне вся земля в империи принадлежала императору, который распределял ее по своему усмотрению. Земельные наделы получали взрослые трудоспособные люди; чем больший доход с земли человек мог обеспечить казне, тем больший надел он получал. Земли периодически перераспределялись, так что, если какой-то участок использовался неэффективно, его передавали в другие руки.
Первый император построил Великую Китайскую стену, которая обошлась в миллион жизней простых людей, но решила многовековую проблему с набегами кочевых племен. Императоры династии Суй вырыли Великий канал, который также унес более миллиона жизней, но решил еще одну важнейшую проблему китайского созвездия. На самом деле, прежде чем был создан этот канал, существовал не один Китай, а два. Основная масса населения жила на севере, тогда как рис в основном производили на юге. Главная транспортная артерия между югом и севером пролегала по морю, но из-за переменчивых течений, штормов и пиратов значительная часть грузов по пути терялась. По суше транспортировка представлялась еще более сложной, потому что болотистая и гористая местность на юге была почти непроходимой для вьючных животных.
Два императора династии Суй решили эту проблему, соединив север и юг страны внутренней водной артерией. Великий канал существует до сих пор и выполняет функцию, для которой был построен. Название «канал» слишком тривиально для этого грандиозного гидротехнического сооружения. Два императора прорезали в земле русло огромной искусственной реки, которая соединила две огромные естественные реки – Хуанхэ и Янцзы. Великий канал обеспечил безопасный, надежный, защищенный и полностью контролируемый водный путь, по которому вверх и вниз могли ходить баржи, груженные зерном и другими товарами. Он не только открыл массе населения легкий доступ к основному источнику продовольствия, но и сшил Срединное государство множеством других тесных связей. Два Китая наконец-то «слидинились» в единый, более мощный имперский организм.
Это было не единственное «слидинение». В какой-то момент своей жизни Вэнь-ди встретился с буддийскими монахами, и ему понравилось то, что они говорят. Сложно сказать, насколько искренним было обращение императора в новую веру, да это и неважно. Главное, что он взял буддизм под свое крыло. Как и в случае Константина и христианства, у Вэнь-ди имелись для того весомые стратегические причины. Действуя в своей тихой, мирной манере, буддисты постепенно выстроили огромную торговую сеть со всеми сопутствующими ей институтами и наработали колоссальный опыт. Вэнь-ди управлял империей как одной большой семейной фермой, но само по себе сельское хозяйство не могло привести ее к подлинному процветанию. Для этого его требовалось дополнить отлаженным торговым механизмом. Поскольку укоренившиеся у власти конфуцианцы презирали торговлю, императорам династии Суй пришлось обратиться если не в буддизм, то к буддистам, сделав их вместе с их монастырями и торговыми сетями частью китайского созвездия.
Хотя династия Суй просуществовала немногим дольше, чем Цинь, в следующие два столетия поток китайских паломников хлынул в Северную Индию, чтобы посетить буддийские святыни, школы и монастыри. Обратно они привозили буддийские религиозные тексты и переводили их на китайский язык. Но в процессе они столкнулись с фундаментальной проблемой. Оригинальные произведения были написаны на санскрите – одном из самых флективных языков мира, многосложном и использующем алфавитную письменность. В отличие от него, письменный китайский был односложным нефлективным языком, в котором вместо букв использовались идеограммы. Санскрит и происходящие от него языки как нельзя лучше подходили для выражения возвышенных абстракций без отсылки к материальным реалиям. Китайская письменность, основанная на осязаемых элементах реального мира, выражала абстракции через их наиболее существенные, наблюдаемые материальные черты. Например, санскритское слово «вселенная» было в итоге передано на китайском комбинацией трех символов – горы, реки и земли, а «человеческое эго» – сочетанием символов ветра, света и родного места.
При переводе буддийских текстов на китайский язык приходилось пользоваться теми словами, которые уже существовали в китайской письменности. Но у этих слов уже имелись устоявшиеся значения и коннотации. Как можно было выразить с их помощью абсолютно новые концепции, ранее отсутствовавшие в китайской системе идей? С аналогичной непростой задачей столкнулся и епископ Вульфила, когда переводил Библию на готский язык для германских племен. Китайские переводчики решили проблему с помощью терминологии, которую разработали и популяризовали в своих трудах даосские мудрецы. Например, для передачи центрального понятия индийского буддизма «дхарма» китайцы использовали термин «дао», а индийскую концепцию «нирваны» передали даосским понятием «недеяние».
Таким образом, китайский буддизм не мог не вобрать в себя некоторые черты даосизма и традиционной китайской культуры, тогда как некоторые тонкие нюансы оригинального учения были отброшены. Из этого «слидинения» родился чань-буддизм, уникальная китайская версия религиозно-философского созвездия, родившегося в Индии. Идея путешествия души к трансцендентной реальности, которой, как предполагается в ортодоксальном буддизме, можно достигнуть в неопределенном далеком будущем, в чань-буддизме уступила место идее медитации, направленной на достижение гармонии в настоящем, здесь и сейчас. По мнению чань-буддистов, просветления можно достичь посредством уединения на лоне природы и правильного созерцания. Впоследствии эта форма буддизма проникла в Японию (и в конце концов даже в Калифорнию), где стала известна как дзен-буддизм. В дзене вместо понятия нирваны – конечного состояния, к которому стремится человеческая душа, – на первое место вышло понятие сатори – пробуждения сознания в текущем моменте.
Династия Цинь просуществовала всего одно поколение. Династия Суй – полтора поколения. Первый император огнем и мечом выстроил структуру, которая сделала Китай управляемым. Императоры династии Суй добились почти того же самого. После Первого императора к власти пришла династия Хань, которая правила страной целых 400 лет и сформировала сущность китайской культуры. После двух императоров-реформаторов династии Суй власть перешла к династии Тан, три столетия правления которой считаются эпохой наивысшего расцвета средневекового Китая, золотым веком, закончившимся только при следующей династии Сун. Благодаря тому что их предшественники проделали основную грязную работу и оставили в наследство готовые структуры, императоры династий Хань и Тан могли руководить страной как более мягкие и просвещенные правители. Когда династия Тан пришла к власти, продуктивность сельского хозяйства в Китае достигла небывалых показателей, Великий канал функционировал на полную мощность, а разветвленные торговые сети сшивали империю в единое полотно.