Эти рынки на перекрестках процветали, и вскоре многие из них стали постоянными. В последующие века какие-то из них превратились в узловые торговые центры, вокруг которых в конце концов выросли города. Некоторые такие города начали проводить сезонные ярмарки, привлекавшие множество торговцев. Большинство из них были местными жителями, но постепенно на ярмарки начали съезжаться и купцы из более отдаленных мест. Благодаря тому что в одно время в одном месте собиралось большое количество торговцев с разными товарами, за несколько ярмарочных недель заключалось огромное количество все более сложных сделок. Торговец мог привезти повозку льняной ткани, обменять часть ее на соль, затем часть соли на несколько мечей и мешков ячменя, причем в ходе этого процесса физические товары не перемещались от одного владельца к другому. Поскольку все участники находились здесь же, им нужно было только вести учет своих договоренностей. По окончании ярмарки торговцы сверяли свои записи и производили итоговые расчеты по своим сделкам, наконец-то обмениваясь товарами. Человек, привезший на ярмарку телегу одежды, мог уехать с нее с телегой зерна, хотя в ходе ярмарки он менял одежду на обувь, обувь на шапки и бог знает на что еще.
В конце концов ярмарки стали таким местом, куда торговцы приезжали не с реальными товарами, а с обещаниями: если вы сегодня поставите мне телегу удобрений, я поставлю вам десять телег ячменя через шесть месяцев. Такие договоренности, когда одна сторона обещала другой продать или приобрести определенное количество еще не существующего товара по заранее согласованной цене в определенное время, позволяли обеим сторонам обеспечить финансово предсказуемое будущее для своего бизнеса, что, в свою очередь, стимулировало развитие предпринимательства, потому что оно всегда больше ориентировано на завтра, чем на сегодня.
К XI в. викинги почти прекратили набеги и начали смешиваться с европейским миром. Огромные запасы золота и серебра, накопленные ими за годы разграбления монастырей и замков, стали возвращаться в европейскую систему денежного обращения. Между тем их русские кузены на востоке перенаправляли в Европу потоки серебра из исламского мира. Твердая валюта была лучшей смазкой для торгового механизма. Коммерция способствовала росту производства. Европейская экономика набирала обороты.
В прежние времена, когда практически все европейцы находились в крепостной зависимости от феодалов, их жизнь была трудной, но, по крайней мере, все они имели крышу над головой, работу и место в своей социальной группе, в своем маленьком мире – это придавало их жизни структуру и смысл. С ростом производительности труда, когда для создания еды, необходимой, чтобы прокормить все общество, требовалось все меньше рук, часть людей неизбежно стала лишней рабочей силой; проще говоря, они лишились работы. Более того, некоторые феодалы обнаружили, что гораздо дешевле нанимать рабочих в начале каждого сезона и увольнять в конце, когда вся работа выполнена, чем содержать бесплатных крепостных круглый год.
Таким образом, по мере роста производительности труда в Европе увеличивалось количество так называемых перемещенных лиц. Бездомные нищие бродили по дорогам, спали под открытым небом и умирали там же, никому не известные и ненужные. Некоторые объединялись в банды, охотились в принадлежащих феодалам лесах и грабили путников на дорогах. Вспомните истории о Робин Гуде и его шайке «веселых молодцев», только не заблуждайтесь насчет слова «веселые». Даже оседлые люди не были застрахованы от нищеты и от нищенской сумы.
В ответ на это католическое созвездие средневековой Европы породило новый религиозный институт: нищенствующие монашеские ордены. Они не владели никакой собственностью, и их члены – монахи – жили не в монастырях, а странствовали по городам и деревням, проповедуя и выживая на ту милостыню, которую им подавали люди. Этот институт впитывал в себя часть массы нищих и одновременно помогал европейскому обществу все глубже пропитываться католическим нарративом. Если папа римский был сердцем католической Европы, а церкви и монастыри – ее артериями, то нищенствующие монахи функционировали как капилляры, по которым спасение души пусть в самом примитивном виде, но достигало нижних слоев населения.
К 1000 г. европейцы, жившие между Балтикой и Атлантикой, начали осознавать себя как некое единое целое: термин «христианский мир» все шире входил в обиход, однако он обозначал отнюдь не всех христиан на планете, а четко определенное сообщество. В мире было множество других христиан, таких как персидские христиане-несториане, коптские христиане в Египте и т. д., которые оставались за пределами этого круга.
Если на то пошло, даже византийские православные не были частью христианского мира. Западные христиане все больше рассматривали своих восточных собратьев как… других. Конечно, те тоже были христианами, но… Между ними возникало все больше разногласий в богословских и организационно-иерархических вопросах: например, как следует служить литургию, использовать ли религиозные образы, какие фразы произносить во время важнейшего обряда, известного как евхаристия, что именно должно происходить во время этого обряда, а также, самое главное, какой язык использовать: византийская Церковь вела богослужения на греческом, а западноевропейская предпочитала латынь.
Все эти небольшие расхождения, складываясь, в итоге образовали пропасть. В 1054 г. спор между двумя церквями достиг кульминации, и епископы Рима и Константинополя (известные соответственно как папа и патриарх) отлучили друг друга от Церкви. Такое выяснение отношений наглядно показало кое-что принципиально важное: эти два человека не могли одновременно обладать правом отлучения – у Церкви должен быть только один глава. Церкви разделились, после чего западные и восточные христиане стали рассматривать друг друга как братьев по вере, однако запятнанных инаковостью. Противопоставление себя восточным христианам еще больше подтолкнуло жителей Западной Европы к осознанию себя как единого социального созвездия, связанного прочной нитью правильной веры.
Странствующие монахи, нищие, мелкие и крупные торговцы всех мастей разносили новости и рассказы о дальних странах по европейскому миру. Постепенно идея путешествий перестала казаться чем-то абсурдным. И паломничество прекрасно вписывалось в доминирующий религиозный нарратив: посещение святых мест было подобно посещению церкви, но как более масштабное предприятие даровало больше Божьей благодати. Подогревали любопытство и привезенные из далеких мест христианские реликвии, хранившиеся в некоторых монастырях, такие как кусок плаща святого, прядь волос мученика, обломок креста, на котором был распят Иисус.
Самые важные места для паломничества, конечно же, находились на Святой земле, по которой ходил сам Христос. Но путь туда для жителей Западной Европы был долгим (иногда дорога занимала несколько месяцев), очень трудным и полным опасностей. И когда ревностные христиане в конце концов оказывались на Святой земле, что они там обнаруживали? Все святые места находились в руках иноверцев, которые шокировали своим образом жизни! Именно тогда драма, набиравшая силу в Европе, пересеклась с другой драмой, которая уже несколько столетий разворачивалась в Средневосточном мире. К тому времени тюрки-мусульмане вышли за пределы Центральной Азии и захватили регион, в который хлынул растущий поток западноевропейских христиан. Тюрки-мусульмане относились к христианам не столько враждебно, сколько высокомерно. Для них европейцы были всего лишь темными дикарями, которые цепляются за устаревшую веру, потому что не знают веры истинной. Когда-нибудь они прозреют и присоединятся к мусульманской общине, но, пока этого не произошло, почему бы не выдоить из них все золото и серебро, которыми полны их карманы? Христианские паломники столкнулись с тем, что им приходилось платить непомерные сборы за все и вся, стоять в утомительных очередях, терпеть презрение, а иногда и подвергаться откровенному насилию – и со стороны кого?! Со стороны нехристей, которых ждал ад, но которым хватало наглости кичиться своим превосходством! Паломники отправлялись домой с пустыми карманами, с грузом обид и множеством леденящих кровь историй.
А дома тем временем назревали перемены. В соответствии с европейской традицией первородства все земли в аристократических родах переходили по наследству старшим сыновьям, а младшим не доставалось ничего. Это создавало в Европе избыток безземельных молодых аристократов, не имевших выхода для своих амбиций. В ту эпоху у мужчин благородного происхождения было всего два достойных занятия: владение землей и ведение войн. Когда Европу осаждали со всех сторон, войн хватало на всех, и безземельные младшие сыновья были все время заняты и довольны. Именно тогда европейская культура породила особый тип воина – рыцаря в тяжелых доспехах. Но затем вторжения пошли на убыль, на границах установился мир, и европейские рыцари, снаряженные по самым передовым технологиям того времени, остались не у дел. Между тем, подобно тому как крупная рыба глотает мелкую, небольшие феодальные поместья сливались в герцогства и королевства, порождая в процессе еще больше неприкаянных молодых аристократов.
Короче говоря, западноевропейский христианский мир представлял собой бурлящее варево из толп нищенствующих религиозных фанатиков, жаждущих войны безземельных рыцарей, все более честолюбивых герцогов и королей, мощной монолитной Церкви и растущего объема денежных средств, которые можно было использовать для финансирования крупных предприятий. Христианскому миру оставалось лишь найти такое крупное предприятие, чтобы выпустить пар.
Осенью 1095 г. папа Урбан II созвал ключевых представителей основных секторов европейского христианского мира на уникальное мероприятие в городке Клермон на территории современной Франции. Там, в одном из важнейших католических монастырей средневековой Европы, собрались высшее духовенство и самые блистательные члены военной аристократии – французские рыцари. После решения насущных вопросов церковной жизни папа выступил перед собравшейся аудиторией со страстной речью. Он сообщил, что получил от константинопольского императора Алексея I письмо, в котором тот извещал, что Византийская империя подверглась нападению мусульман; тюркские армии двигаются на Константинополь, и, если они возьмут город, их следующей целью станет Рим. Нужно было срочно что-то предпринимать. Папа призвал рыцарей христианского мира отправиться на восток в качестве крестоносцев – воинов Креста – и отвоевать святой Иерусалим у нехристей.