Тут крылся разумный смысл. Но была одна загвоздка: не все светящиеся точки двигались точно по прямым линиям. Платон объяснял это тем, что блуждающие звезды прикреплены к своим небольшим (и столь же невидимым) дискам, которые в свою очередь закреплены на одной большой хрустальной сфере. Каждый маленький диск не только вращается вместе с большой сферой, но и крутится вокруг своей оси. В результате людям на Земле кажется, что прикрепленные к краям этих дисков звезды движутся хаотично. Но для ученого, способного учесть и соизмерить вращения всех многочисленных невидимых дисков, эти движения отнюдь не случайны: вся небесная механика подчиняется идеальному математическому порядку. Да и как иначе? Бог не мог создать несовершенную вселенную.
Опираясь на теорию Платона, Птолемей и другие ранние астрономы не только рассчитывали траектории звезд, но и рисовали невидимые сферы, определявшие эти траектории. Проблема была в том, что все время обнаруживались новые блуждающие звезды, движение которых не вписывалось в существующую систему. Поэтому приходилось добавлять все больше и больше новых сфер. Некоторые звезды двигались по таким замысловатым траекториям, что астрономы были вынуждены помещать их на крошечные вращающиеся диски, которые крепились к большим вращающимся дискам, а те – к еще бóльшим, и вся эта конструкция монтировалась на одной гигантской вращающейся сфере. В конце концов птолемеевское объяснение звездного неба превратилось в сложнейший и громоздкий часовой механизм, состоящий из множества невидимых дисков и сфер. Но никто не ставил под сомнение его существование, потому что этот небесный механизм работал почти идеально. Ключевое слово здесь было «почти».
В ту эпоху ничто в феодально-католическом нарративе не мешало европейцам признать математическую гармонию как один из важнейших атрибутов Бога. Она стала предметом схоластической веры. Человеческие чувства не всегда были в состоянии распознать скрытый порядок в сотворенном Богом мире, но это мог сделать человеческий разум. Стремление понять фундаментальные принципы, объясняющие кажущуюся хаотичность природы, было равносильно стремлению познать замысел Бога. Никто не думал, что это плохо. Но вряд ли кто-то тогда мог предвидеть, к каким революционным последствиям приведут поиски.
Поскольку большинство участников первых Крестовых походов были уроженцами Франции, левантийские мусульмане называли всех крестоносцев франками. Крестоносцы также называли своих мусульманских противников собирательно сарацинами. Поглощенные собственной значимостью, мусульмане таким образом выражали свое презрение к европейским оккупантам: зачем отличать одного надоедливого комара от другого? Но для европейцев наименование мусульман одним общим словом несло совершенно иной смысл: это помогало им создать монолитное «другое».
В эпоху феодальной раздробленности каждая маленькая область была настолько сосредоточена на себе и своих локальных интересах, что никто в Европе не называл себя европейцем, точно так же, как сегодня никто из жителей Земли, находящейся в галактике Млечный Путь, не называет себя «млечнопутейцем». Но с началом Крестовых походов европейские христиане стали осознавать себя частицами единого социального целого, обладающего общей уникальной идентичностью. По пути в Святую землю европейцы сталкивались со множеством других европейцев из множества других мест и понимали: все они направляются в один пункт назначения с одной целью, то есть находятся на одной стороне! Но, если есть одна сторона, обязательно должна быть и другая. И чем более непохожей она окажется, тем сильнее станет разделяемое европейцами чувство общности. Не нужно было самому участвовать в Крестовых походах, чтобы испытать гордость за это героическое предприятие, – аналогично тому, как сегодня нам не обязательно самим играть в футбол, чтобы праздновать победу своей домашней команды. Хотя лишь небольшое число европейцев отправлялись воевать на Восток, все остальные знали, что он существует – этот Восток, чуждый мир, с которым идет война. Именно Крестовые походы способствовали рождению идеи Европы. Осознав, что существует некое чуждое целое, к которому они не принадлежат, европейские народы резко ощутили себя единой общностью. С этого момента новое социальное созвездие занялось определением самого себя.
Идентичность, сформированная инаковостью другой стороны, укрепляется путем искоренения любых следов инаковости у себя внутри. Когда мусульмане не оставили христианам надежды на отвоевание Леванта, Крестовые походы не прекратились: они переместились в Европу и обратились против внутреннего врага. В 1231 г. католическая церковь учредила судебный орган под названием «святая инквизиция» (от лат. inquisitio – «розыск»), чтобы очищать от ереси христианский мир. Внимание инквизиции немедленно привлекли два еретических очага во Франции: альбигойцы и вальденсы, два движения за возрождение чистой религии, сторонники которых утверждали, что бедность и самоотречение есть неотъемлемые требования христианской жизни. Любому купавшемуся в роскоши епископу было очевидно, насколько богохульственны (и опасны) такие идеи. Поощряемый инквизицией, французский король начал Крестовые походы против этих еретических учений, уничтожив значительную часть вальденсов и полностью истребив альбигойцев.
Затем инквизиция обратила взор на еще один серьезный источник инаковости – колдовство. За несколько веков на кострах были сожжены десятки тысяч ведьм, главным образом пожилые незамужние женщины. Поскольку инквизиторы заставляли обвиняемых в колдовстве и ереси называть имена своих «подельников», поток новых жертв никогда не прекращался. Это было важно, потому что зарождающееся созвездие нуждалось в охоте на ведьм, чтобы выстраивать само себя. На севере тевтонские рыцари предприняли серию Крестовых походов против языческих племен, населявших территорию у Балтийского моря. Очистив Европу от иноверцев, они создали на их землях собственное государство – Пруссию.
Еще одним рассадником инаковости в европейском обществе были евреи, небольшие общины которых существовали по всей Европе со времен Римской империи. Когда в Рим пришло христианство, правовой статус христиан вырос, а правовой статус евреев, соответственно, упал. Помимо множества прочих ограничений им было запрещено владеть землей, что исключило их из процесса формирования феодальной экономики. Чтобы заработать на жизнь, многим евреям пришлось стать бродячими торговцами.
В период Крестовых походов политические лидеры христианского мира нашли евреям еще одно полезное применение. Католическая доктрина запрещала христианам ссужать под процент деньги другим христианам; еврейский закон налагал аналогичные ограничения на процентные ссуды между евреями. Однако тем и другим разрешалось вступать в такие отношения с людьми иной веры. Поскольку подавляющее большинство европейцев принадлежали к христианам, им трудно было найти потенциальных заемщиков из числа иноверцев. Для евреев же, напротив, открывались широкие возможности для занятия ростовщичеством, потому что почти все вокруг них были потенциальными клиентами.
Английские монархи использовали это обстоятельство, чтобы фактически целенаправленно взращивать еврейских ростовщиков. Набирающей силу экономике требовались кредиты, и, переложив это грязное дело на евреев, можно было освободить от него христиан. Кроме того, когда у монархов возникала потребность в деньгах, они всегда могли выжать их из еврейских ростовщиков в виде штрафов. Чтобы выплачивать штрафы, ростовщикам приходилось повышать процентные ставки по кредитам. По сути, английские монархи использовали еврейских ростовщиков для опосредованного взимания налогов с подданных, который позволял перенаправить неизбежное недовольство, сопряженное с налогообложением, с короля на меньшинство, и без того выделяющееся своей инаковостью.
На фоне растущего в Европе общего стремления очистить христианский мир от всего «иного» евреи оказались в шатком положении. В 1290 г., когда в народе распространились слухи, что те едят на Песах христианских младенцев, евреи под страхом смертной казни были изгнаны из Англии. Многие эмигрировали в Испанию и во Францию, где столкнулись с еще более суровыми гонениями.
К концу XV в. жители Западной Европы все еще придерживались картины мира, которая сформировалась в эпоху Крестовых походов: существовал христианский мир – и «другой» мир на Востоке. Самым богоугодным деянием для любого христианского короля была борьба с нехристями. И с этой точки зрения ситуация на Востоке становилась все более удручающей. Сарацины отвоевали не только Иерусалим, но и весь Левант, а в 1453 г. во главе с турками-османами захватили Константинополь. Это, мягко говоря, была катастрофа.
Но затем христианский мир одержал долгожданную победу, хотя и не на Востоке. Решающий триумф состоялся в Европе – на Пиренейском полуострове, если говорить точнее. Христианские короли Испании на протяжении веков безуспешно пытались выгнать со своего полуострова обосновавшихся там мусульман, и вот наконец знаменитая королевская чета Фердинанд и Изабелла завершили этот многовековой Крестовый поход.
В молодости принц Фердинанд Арагонский был одним из самых завидных женихов Европы. Семья пыталась сосватать ему множество политически полезных невест, но Фердинанд отвергал все кандидатуры. Принцесса Изабелла Кастильская также считалась одним из самых желанных призов на ярмарке королевских браков. Ее семья пыталась устроить ей политически выгодные партии со всевозможными принцами, но девушка только воротила нос. В конце концов Фердинанд и Изабелла сорвали все планы родных, сбежав и заключив брак. Брак по любви! Невероятно!
Но он оказался самым плодотворным в политическом отношении браком той эпохи. Вскоре после свадьбы оба унаследовали свои престолы и заключили между Арагоном и Кастилией союз, который стал грозной силой. Королевская чета (супруги правили на равных) продолжила Реконкисту – борьбу за освобождение испанских земель от мусульман. Испанцы взяли Кордову, затем Севилью, а в 1492 г. наконец-то отвоевали Гранаду, последний оплот мавританских мусульман в Европе.