После этого Фердинанд и Изабелла стали именовать себя католическими монархами, как бы подразумевая, что они были вторыми после папы римского лидерами христианского мира. И кто бы им мог возразить? Они одержали самую значительную победу из всех Крестовых походов. Неудивительно, что именно в их королевстве стремление очистить христианский мир от любой инаковости достигло точки кипения. Объединив силы с монашеским орденом доминиканцев, королевская чета учредила собственный филиал святой инквизиции. Поначалу испанская инквизиция занималась выявлением мусульман, которые выдавали себя за католиков, а также следила за тем, насколько правильно соблюдают религиозные предписания новообращенные. Но, поскольку большинство мусульман бежало в Африку, вскоре блюстители веры переключили внимание на других оставшихся в Европе чужаков – на евреев.
Прежде всего испанская инквизиция обязала евреев носить на одежде специальные знаки, чтобы их можно было легко отличить от христиан. Затем она начала заставлять евреев обращаться в христианство, и многие так и поступали: таких людей называли «конверсо». Но и этого оказалось мало. Чтобы стать «наконечником копья», ведущим за собой христианский мир, испанское католическое созвездие должно было консолидировать свое единство и идентичность, а для этого ему требовалось постоянное присутствие «иного». Нельзя было позволить евреям избавиться от клейма инаковости путем простого обращения в христианство. Поэтому инквизиция разработала концепцию еврейства, которая не имела ничего общего с племенной принадлежностью или верой. Отныне еврейство признавалось врожденным качеством, от которого люди не могли просто так избавиться, меняя свои убеждения, – аналогично тому, как человек не уменьшит свой рост, если станет называть себя карликом. Если от смешанного еврейско-христианского брака рождался ребенок, еврейская «нечистая кровь» разбавлялась наполовину. Если этот ребенок-полуеврей также вступал в брак с христианином или христианкой, их дети считались евреями на четверть и т. д., в математически вычисляемой пропорции. Испанская инквизиция четко прописала, какая доля еврейской крови делала человека евреем. Как ни странно, самым беспощадным поборником этого расизма был Томас де Торквемада, ставший в 1482 г. первым Великим инквизитором Испании; в его роду имелись крещеные евреи, но достаточно далеко, чтобы он как «чистокровный» христианин мог бороться с иной кровью.
15.Нарратив восстановления(1300–1600 гг.)
Монголы разрушили множество городов и убили массу людей, но не сумели заменить ключевые нарративы покоренных народов собственным. Удивительно, но по прошествии буквально 50 лет после своих величайших триумфов монголы сами исчезли из истории как значимый культурный фактор. В землях, которые захлестнула волна нашествия, люди упорно не желали забывать свое прерванное прошлое, и, как только монголы ослабили хватку, местные домонгольские нарративы не только пережили стремительное возрождение, но и начали набирать силу и становиться сложнее.
Историки часто с восхищением отмечают веротерпимость монголов, указывая на то, что они позволяли завоеванным народам поклоняться кому и как угодно. Более того, монголы даже приглашали к своим дворам видных представителей различных религий и внимательно выслушивали, что те рассказывали о своей вере.
Но, на мой взгляд, «веротерпимость» – не совсем подходящее слово. Монголам было любопытно узнать о вере других народов, потому что их собственные системы идей в ходе экспансии потеряли актуальность. До начала завоеваний монголы придерживались стандартного набора анимистических верований, присущих кочевым скотоводческим культурам Северной Азии. Проще говоря, они верили в то, что все природные явления и объекты обладают некоей духовной сущностью, то есть вся природа в некотором роде является одушевленной, живой. Их религиозные практики были больше связаны со здоровьем, чем с этикой. Если у человека что-то нарушалось в отношениях с окружающим миром, его начинали преследовать несчастья, и духовные ритуалы были призваны восстановить нарушенную гармонию с природой. Насколько нам известно, очень похожие верования существовали и у охотников-собирателей Северной Америки. Такой взгляд на мир был распространен среди кочевых социальных общностей, потому что он хорошо сочетался с непосредственным опытом людей, чья жизнь проходила в тесном повседневном контакте с силами природы. Оседлые городские жители, напротив, взаимодействовали в основном с другими городскими жителями, поэтому их системы убеждений принимали во внимание трения, неизбежно возникавшие в скученных группах людей.
Так или иначе, но система верований монголов не сохранилась и не распространилась на завоеванную ими часть мира. Когда монголы из скотоводов-кочевников превратились в правителей обширной сети городских цивилизаций, их мировоззренческая система перестала наполнять их созвездие смыслом. Более того, по мере ослабления Монгольской империи местное население укрепляло свою идентичность, сплачивая свои ряды против агрессивного «иного».
Монголы, завоевавшие Русь, именовали себя Золотой Ордой. Русские же называли их татарами. Татарская элита относилась к местному населению по принципу «живи сам и давай жить другим» – при условии, что последние исправно платили возложенную на них дань. Более того, не желая утруждать себя непростым делом по сбору дани, татары делегировали эту работу русским коллаборационистам, в основном князьям. Сам покоренный народ как таковой татар не интересовал, и они не считали нужным как-то им заниматься. В результате вместо того, чтобы пропитываться монгольскими культурными темами, русское общество все глубже впитывало заимствованный ранее нарратив византийского мира.
На момент монгольского нашествия русское созвездие только начинало формировать свою идентичность великой славянской державы. К тому времени русские уже присоединились к Греческой православной церкви, но все еще рассматривали себя как деревенских родственников великолепных византийцев. Однако под татарским игом ощущение славянами своего родства с православной церковью углубилось, и та в конце концов превратилась в их Церковь. Монголы невольно способствовали этому, жестко подавляя русских политических правителей, в которых они видели угрозу, и, наоборот, предоставляя полную свободу действий православной церкви, которую они считали безвредным опиумом, помогавшим успокаивать покоренный народ. В результате православная христианская идентичность сформировалась на Руси раньше, чем русская национальная политическая идентичность.
Между тем русские князья, занимавшиеся сбором дани для монголов, стали оставлять часть денег себе – сначала немного, потом больше, потом еще больше, а потом и всю собранную дань. Когда хан вызывал их к себе для объяснений, они не спешили являться. В конце концов Орда попыталась восстановить прежний порядок военной силой, но татары XIV в. были уже не те, что раньше. Русские свергли их иго и снова стали хозяевами своей судьбы. К тому времени московские князья сосредоточили в своих руках достаточно богатств и политической мощи, чтобы Москва превратилась в столицу зарождающегося Русского царства (впоследствии Российской империи), чья экспансия подпитывалась нативистской культурой, вдохновляемой религиозной страстью.
Русские начали называть свою столицу Третьим Римом. Первый Рим находился в Италии, вторым был Константинополь, резиденция Греческой православной церкви, а третьим стала Москва. В 1453 г. мусульманские армии захватили Константинополь – Второй Рим пал. Отныне для русских их столица будет единственной преемницей Рима, а Русь – единственным христианским царством. Под властью монголов она стала русской, и, как только с обретением политической независимости эта новая старая идентичность оперилась и созрела, Русь начала экспансию и не прекращала ее до тех пор, пока не расширила свое владычество от рубежей Европы до берегов Тихого океана.
Когда монголы завоевали Китай, там уже существовал сформированный, зрелый ключевой нарратив с более чем двухтысячелетней историей. И именно здесь, в Китае, восстановление стало главным проектом цивилизационного социального созвездия, несмотря на то что китайцев за время монгольского правления нисколько не затронула монголизация. Как раз наоборот, монголы старались вписать себя в традиционную культуру китайского мира. Их правители взяли себе китайское династическое имя – Юань. И как и все китайские императоры, они заявили, что обладают Небесным мандатом. Короче говоря, они попытались стать китайцами.
Это не сработало. Прежде всего, монголы не смогли удержаться от того, чтобы не превратить огромные пространства плодородных земель в пастбища. Для такого глубоко аграрного социального созвездия, как Китай, это было вопиющим кощунством. Монгольская степная культура, возникшая в условиях дефицита воды, неодобрительно относилась к купаниям. Можно только представить, как морщились в присутствии монголов чистоплотные китайцы! Монголы возродили китайскую систему экзаменов как механизм подбора бюрократических кадров, но, поскольку они не доверяли покоренным народам, результаты экзаменов подтасовывались так, чтобы чиновничьи должности получали в основном монголы и их приспешники, а китайцы оставались не у дел. Они также вернули прежнюю китайскую налоговую систему, но, поскольку сборщики носили монгольскую одежду и говорили по-монгольски, китайцы перестали воспринимать уплату налогов как способ поддержания порядка во вселенной. Напротив, это было болезненным напоминанием о том, что Срединное государство покорено варварами.
В течение одного поколения огонь негодования все жарче разгорался под пятами «династии Юань». В сельской местности начали активно формироваться разношерстные отряды повстанцев. Самым мощным из них стало тайное движение «красных повязок», одним из предводителей которого был малограмотный головорез по имени Чжу Юаньчжан. Он появился на свет в крестьянской семье, но его родители рано умерли, и мальчика приютили в буддийском монастыре, который также вскоре закрылся. Чжу оказался на улице, где жил попрошайничеством, чтобы не умереть с голоду. Затем он примкнул к разбойничьей шайке и стал ее главарем – короче говоря, этот был не тот человек, с которым вам бы захотелось встретиться ночью в темном переулке.