ьства. Они использовались в качестве денег, потому что так сказал император. И каждая бумажка стоила столько, сколько решило правительство. Плюсом таких денег было то, что государство могло выпускать их сколько угодно и когда угодно.
Но был и минус: после того как печатные деньги поступали в обращение, правительство уже не могло контролировать их покупательную способность. Одна и та же купюра в одном месте стоила меньше указанного на ней номинала, а в другом еще меньше. Даже в такой командной экономике, как Китай эпохи Мин, печатаемые государством бумажные деньги начали подрывать внутреннюю торговлю. В конце концов правительство сдалось и начало чеканить медные монеты, но даже они не вызывали всеобщего доверия. Постепенно самым популярным средством обмена стало старое доброе серебро – это произошло само собой, без указа императора, просто потому, что люди предпочитали использовать серебро, когда и где могли.
Признав это обстоятельство, правительство воспользовалось им и потребовало, чтобы налоги отныне платились серебром. Но у Китая было не так много собственного серебра. Его рудники истощились, а внутренний кризис в Японии прервал поток серебра, поступавшего с островов. Единственным способом получить необходимый драгоценный металл было продавать что-то европейским торговцам, которые к тому времени проложили путь к берегам Китая. Эти чужестранцы с набитыми серебром карманами жаждали китайских товаров. И больше всего они хотели покупать чай, шелк и фарфор. Но с чаем и шелком возникла проблема, потому что в Китае было не так много пригодных для сельского хозяйства территорий. Землевладельцы могли либо отдать свою землю под чайные плантации и разведение шелкопрядов, либо продолжать выращивать на ней рис, но не то и другое одновременно. Между тем население росло, и Китай не мог позволить себе уменьшить производство риса. Что было делать?
В XVI в. эта проблема загадочным образом разрешилась сама собой. В Китае откуда-то появились и начали распространяться новые сельскохозяйственные культуры: батат, кабачки и кукуруза. В отличие от риса, они хорошо росли на песчаной почве и довольно крутых склонах. Прежде бесполезные земли теперь можно было превратить в продуктивные сельскохозяйственные угодья. Китаю не приходилось выбирать: теперь он мог производить больше продовольствия и выращивать больше товарных культур, идущих на экспорт. Население и экспорт продолжали расти.
Между тем на юге страны поток серебра из Европы стимулировал производственный бум. Сельские жители начали мигрировать в города, где в процветающих фарфоровых мастерских требовалось все больше рабочих рук. Торговцы и ремесленники богатели, что усиливало напряжение в социальной структуре неоконфуцианского общества.
Вряд ли кто-то из китайцев знал, что экспортным бумом и улучшением ситуации с продовольствием они обязаны Колумбу: кабачки, кукуруза и многие другие культуры попали в Старый Свет из Америки после его экспедиций. Первыми эти новые сельскохозяйственные растения стали культивировать европейцы, затем постепенно те расползлись по всему Восточному полушарию и в конце концов попали в Китай. Бóльшая часть серебра также была добыта в американских шахтах, но кого в Китае волновало, откуда взялись новые культуры и серебро, питающие их экономический рост?
Все изменилось довольно внезапно. В начале 1600-х гг. планета вступила в так называемый Малый ледниковый период. В среднем на земном шаре температура понизилась на один-два градуса, что, однако, не означало, что на всей планете стало холоднее. В некоторых местах это привело к непредсказуемым колебаниям климата. В Китае начались засухи и неурожаи. В предыдущие столетия население Поднебесной пережило взрывной рост, и теперь – в то время как в Европе зарождались банки, корпорации и национальные государства – китайцы столкнулись с острой нехваткой продовольствия. Больше людей, меньше еды – проверенный рецепт социальных волнений.
Разорившиеся крестьяне, лишившиеся земли, устремились в города, но спрос на рабочие руки тоже резко упал из-за еще одного небольшого сбоя в глобальной системе. Какие-то неурядицы в далекой Европе, экономический кризис в малоизвестной на Востоке стране под названием Испания сократил текущий в Китай поток серебра. Как мог кто-то в Китае повлиять на происходящее в Испании? Никак. Людям оставалось лишь испытывать на себе волновые эффекты тех событий, которые происходили на далеком Западе.
Итак, толпы безземельных крестьян бродили по стране в поисках способов выжить. Неминуемо некоторые из них отказывались от конфуцианских добродетелей и начинали грабить слабых. Сажать этих мелких преступников за решетку не имело смысла: там они становились еще хуже, чем были. Государство попыталось частично решить проблему, зачисляя нарушителей спокойствия в армию в надежде на то, что их агрессивность послужит на общее благо, но тут тоже не вышло ничего хорошего. Самые отъявленные головорезы плевали на дисциплину, так что армия выбрасывала их из своих рядов, но теперь это были вооруженные головорезы, обученные причинять насилие и жаждавшие его. Такие люди быстро находили себе подобных и объединялись в банды.
Китайское общество всегда изобиловало всевозможными клубами по интересам, тайными организациями и религиозными сектами. В хорошие времена эти объединения помогали облегчить давление, налагаемое требовательными семейными структурами, и предоставляли людям дополнительные способы самоопределения. Мужчины были не просто отцами, дядьями, братьями или сыновьями. Они также могли стать мастерами боевых искусств, экспертами игры в го, целителями, владеющими древними практиками. Но тайные общества имеют тенденцию в смутные времена трансформироваться в апокалиптические культы, вдохновленные картиной конца света. Когда такие культы смыкались с бандами головорезов, возникала взрывоопасная смесь. В свое время династия Мин началась именно с такого тайного братства, ставшего костяком движения «Красных повязок». И вот теперь, в последние дни эпохи Мин, воинственные культы и преступные банды вновь разрастались по всей стране как грибы, а правительственные войска не могли быть одновременно повсюду. Постепенно банды превращались в настоящие армии. Один особенно свирепый предводитель такой «повстанческой» армии численностью в 100 000 человек захватил долину Хуанхэ и, сея вокруг себя разрушения, дошел до Пекина. Последний император династии Мин повесился в саду. Пока предводитель головорезов праздновал победу в Запретном городе, его люди грабили, убивали и насиловали, заливая улицы Пекина кровью.
Именно тогда маньчжуры нанесли удар. Это был народ, который жил к северу от Великой Китайской стены и вел происхождение от степных скотоводов-кочевников, но к тому времени уже давно перешел к оседлому – даже городскому – образу жизни. Когда в Пекине начался кровавый хаос, маньчжуры двинули армии на юг, разгромили бандитов-повстанцев и, наводнив улицы солдатами, объявили, что пришли навести порядок. Да, они действительно явились на помощь Поднебесной – но не на помощь императорской династии Мин. Маньчжуры основали здесь собственную империю, которую назвали Великая Цин (что значит «чистая»).
Их завоевание кажется весьма странным. Маньчжуры не были ханьцами (так называется основная народность в Китае), но не были и явными чужаками, как монголы. Они говорили на собственном языке, но также понимали и по-китайски. У них имелась своя письменность, но они использовали и китайское идеографическое письмо. Некоторые их обычаи восходили к исконной культуре скотоводов-кочевников, но к тому времени маньчжуры уже стали городскими жителями, впитав китайские интеллектуальные традиции и ассимилировав неоконфуцианский нарратив.
Маньчжуры расположили резиденцию своего императора в Запретном городе и сохранили нетронутым управленческий аппарат империи Мин. Они возродили все прежние министерства, в том числе важнейшее Министерство ритуалов; продолжили экономическую политику своих предшественников, отремонтировали построенные ими школы и восстановили систему государственных экзаменов. Разумеется, это не превращало маньчжуров в настоящих китайцев в глазах самих китайцев, но правители новой империи Цин делали все, чтобы избавиться от клейма чужаков. Они соблюдали инструкции конфуцианских экспертов по ритуалам и следили за тем, чтобы ханьцы были представлены в бюрократическом аппарате наравне с маньчжурами. Если восстановление прежнего было основной миссией династии Мин, то для правителей Цин оно оказалось еще более важной задачей: они стремились стать «больше китайцами, чем сами китайцы».
В ранние дни империи Цин ничто не свидетельствовало о том, что Китай идет к упадку. В следующие 40 лет маньчжурские правители распространили свою власть на всю страну и значительно расширили ее границы в Центральной Азии. Цинский Китай имел самую большую территорию за всю историю этого государства. Великая Китайская стена больше не обозначала его северную границу; теперь она превратилась в туристическую достопримечательность в глубине империи. Китай значительно усилил свой контроль над Кореей и соседними государствами Юго-Восточной Азии.
Только Япония упрямо не желала склонять голову перед Великой Цин. На своих изолированных от большого мира островах японцы выстроили жестко организованное феодальное общество, основными источниками продовольствия для которого были рис (имевший здесь священный статус) и рыболовство. Официально островами правила императорская династия возрастом более 1500 лет. Непосредственная власть находилось в руках сегунов – военных феодалов, каждый из которых содержал собственную армию. Костяк этих армий составляли самураи – воины со сложной культурной традицией, имевшей черты квазирелигии и во многом аналогичной традиции мистических братств воинов-гази в Османской империи и католических духовно-рыцарских орденов, существовавших в Европе во времена Крестовых походов.
Японцы не только не испугались империи Цин, но и вторглись на ее территорию – смехотворная потуга в глазах китайцев. Крошечное государство, разместившееся на нескольких небольших островах, покусилось на самую могущественную империю на свете! Немыслимая дерзость! К тому времени империя Цин расширила свою сферу влияния на весь регион от Монголии до Малаккского пролива. В 1700 г. у Китая все еще были все основания считать себя центром мира.