Между тем новые правители Китая переняли, пожалуй, самую сомнительную политику династии Мин. Они стали оплачивать государственные расходы бумажными деньгами и собирать налоги серебром. Бумажная валюта худо-бедно поддерживала внутреннюю торговлю, но китайские налогоплательщики столкнулись с прежним вопросом: где брать серебро для уплаты налогов? И единственный ответ оставался прежним: продавать больше товаров западным торговцам.
Правительство поощряло это и прилагало все усилия для поддержки экспортных отраслей – ведь в конце концов все серебро, которое те зарабатывали, перетекало в казну. На юге поддерживаемые государством фарфоровые мастерские превратились в фабрики промышленного масштаба, где в огромных цехах наемные рабочие трудились в ужасающих условиях за сдельную оплату.
В прежние времена весь китайский чай производился в поместьях, принадлежавших землевладельческой аристократии. Помимо чая там выращивались и другие сельскохозяйственные культуры, и занимались этим крестьяне, которые на протяжении многих поколений жили и трудились на хозяйских землях. Отношения между землевладельцами и крестьянами определяли конфуцианские ценности: эти две группы были связаны между собой паутиной взаимных обязательств, смягченных скрупулезными правилами этикета и осознанием взаимного долга. Теперь же прежние поместья превратились в плантации – огромные участки земли, отданные под одну товарную культуру. Главной целью сельскохозяйственного производства стала продуктивность, призванная максимизировать экономическую отдачу с земли. На плантациях трудились наемные рабочие под надзором профессиональных управляющих, которых куда больше заботила чистая прибыль, нежели конфуцианские ценности. Это был новый мир.
Правителям Цин и их советникам он не очень нравился. Им нравились деньги европейцев, но не их тлетворное культурное влияние. Чтобы оградить от него население страны, они запретили иностранным торговцам доступ на территорию империи, ограничив их пребывание несколькими торговыми портами на побережье. Негоциантам предписывалось сидеть в этих портах и ждать, когда прибудут их китайские коллеги и примут у них заказы; затем европейцам надо было отдать деньги вперед и снова ждать, когда китайские торговцы вернутся с заказанными товарами. После этой затяжной процедуры им надлежало погрузить товары на корабли и убираться в свою Европу.
В ответ на эти унизительные условия европейские торговцы лишь пожимали плечами. Они приплывали сюда, чтобы делать бизнес, а не дружить. Что их глубоко огорчало, так это категорический отказ китайцев что-либо покупать. Китайцы никогда ничего не покупали. Они хотели только продавать, продавать, продавать. А в уплату принимали только золото, серебро и драгоценные камни, особенно бриллианты. Я думаю, вы уловили суть. Как сказал один из императоров династии Цин, «у Китая есть все – европейцам нечего нам предложить». Местные товары превосходили все то, что производилось в Европе. Так зачем же китайцам было покупать что-то у европейцев?
Тем не менее китайские товары приносили западным предпринимателям большие прибыли, поэтому те продолжали обивать пороги Поднебесной империи. Экспорт шелка вырос до беспрецедентных объемов, как и экспорт фарфора. В Европе слово china – Китай – стало синонимом элитной керамики. Но больше всего европейцы жаждали чая. У британцев пристрастие к этому напитку превратилось почти в зависимость. Я намеренно употребляю здесь слово «зависимость», потому что чай, по сути, наркотик. Сегодня его стимулирующий эффект кажется нам слишком слабым, чтобы относить его к той же категории, что и кокаин, но, если рассматривать чай как альтернативу другому распространенному в те времена напитку – алкоголю в любой форме, – становится понятно, почему чай покорил Европу. Все просто: от грога ты тупеешь и засыпаешь; от чая просыпаешься и мыслишь яснее. (В те времена кофе уже начал входить в моду, но еще не мог сравниться в популярности с чаем.)
В 1720 г. британцы импортировали из Китая 200 000 фунтов чая. В 1729 г. – 1 млн фунтов. К 1760 г. их чайный импорт вырос до 3 млн фунтов; к 1790 г. – до 9 млн. Позвольте мне повторить: до девяти миллионов фунтов[30]! Немало, да? Но это было только начало: к середине XIX в. британский импорт китайского чая поднялся до 36 млн фунтов[31] в год. Если раньше фарфоровые изделия упаковывали в чай, чтобы те не разбились в пути, то теперь фарфор возили в трюмах чайных кораблей как балласт.
Такая односторонность торговых отношений серьезно тревожила европейские правительства. Серебро, которое утекало из Европы, было вечным металлом и неизбежно делало Китай богаче. А покупаемый чай в итоге превращался в мочу. Западноевропейская культура во многом стала культурой торговцев, а торговцы имели довольно простое представление о богатстве. Богатством в их понимании были наличные деньги. Если вы продавали больше, чем покупали, – вы богатели. Если же вы, наоборот, больше покупали, чем продавали, – вы беднели. Под наличными деньгами понимались драгоценные металлы. Кто накапливал больше слитков золота и серебра, тот и становился победителем – так гласила теория, и она, безусловно, была верна для индивидуальных торговцев. Но европейские правительства рассматривали через эту призму и свои национальные экономики, и с такой точки зрения Китай вгонял Великобританию в нищету.
Британское правительство не могло просто взять и запретить ввоз чая, потому импортные пошлины на чай составляли почти 10 процентов этой статьи государственных доходов. Падение импорта чая привело бы к резкому сокращению поступлений в казну, а такого Британия позволить себе не могла: она только что потратила целое состояние, чтобы победить французов в глобальной Семилетней войне за колонии, и отчаянно нуждалась в деньгах. Поэтому Британия повысила ввозную пошлину на чай на 100 процентов, что снизило его продажи и сократило импорт, но не нанесло удара по карману государства.
Однако это нанесло удар по карману другого важного игрока. Сокращение торговли чаем поставило на грань выживания Почтенную Ост-Индскую компанию. Что было делать – смириться и умереть? Ни за что! EIC развернула мощнейшею лоббистскую кампанию, убедив британский парламент принять закон, который обязал американских колонистов покупать дорогой чай у EIC вместо более дешевого, ввозимого голландскими контрабандистами (которые, понятное дело, не платили никаких налогов британской короне). Этот закон так разозлил своевольных колонистов, что однажды ночью те устроили знаменитое «Бостонское чаепитие»: группа анонимных радикалов пробралась на корабль EIC и сбросила в воду груз чая стоимостью в миллион долларов. Британское правительство нанесло ответный удар в виде серии карательных законов, которые, как это обычно бывает, не погасили, а лишь подпитали нарождающуюся бурю недовольства, и она в конечном итоге разразилась в Американскую революцию. Так что – да, политика китайской империи Цин способствовала рождению Соединенных Штатов. Как вы уже догадались, это были два конца одной длинной цепочки событий, связанных между собой волновыми эффектами.
Тем временем Великобритания наконец-то придумала, как решить проблему торгового дисбаланса с Китаем, и ключ к этому решению, как ни странно, находился за пределами и Британии, и Китая. Чтобы понять, что произошло дальше, нам необходимо лучше разобраться с той сюжетной линией глобальной драмы, которая разворачивалась в Средневосточном исламском мире.
21.Исламский мир: из сетей в путы(1500–1900 гг.)
В XVI в., когда европейцы начали осваивать земной шар, Средневосточный мир был уверенно в себе замкнутой вселенной, чье величие (на ее собственный взгляд) не имело себе равных. Ведущие державы исламского мира были поглощены заботами и противоречиями в контексте своей цивилизации, но, как и в случае с Китаем, никто здесь не сознавал признаков новой реальности: Дар аль-ислам ступил на путь упадка. Европейские торговцы приплывали к берегам мусульманских стран, но, несмотря на периодические вооруженные стычки, местные правители не считали чужеземцев врагами или угрозой. В конце концов, европейцы прибывали не как завоеватели, а как купцы, желающие торговать.
Взаимодействия между лидерами исламского мира и этими европейцами, вероятно, неверно истолковывались обеими сторонами: слишком уж к разным социальным созвездиям они принадлежали, чтобы одинаково воспринимать одни и те же события. И дело не в том, что они расходились во взглядах. Скорее, их дискурсы были настолько далеки друг от друга, что между ними попросту не существовало точек пересечения, которые сделали бы это расхождение во взглядах очевидным.
Европейцы были частными предпринимателями, а частное предпринимательство у них на родине имело совершенно иной статус, чем в мусульманском мире. В Европе богатство позволяло приобрести политическое влияние. В мусульманском мире политическое влияние позволяло разбогатеть. В Дар аль-исламе богатство давало человеку всего лишь возможность потреблять, тогда как обладание политическим влиянием требовало, чтобы человек был связан с высшим ядром политической власти, военно-религиозной элитой, а эта связь носила чисто социальный характер. Религиозный компонент властной элиты состоял из улемов – исламских ученых. Они контролировали такие сферы, как образование, религия, язык, право – да и всё созвездие идей, формирующее исламскую культуру. Другой составляющей властной элиты был монарх, его клан и его соратники, которые контролировали армию и силовые структуры, собирали налоги, прокладывали дороги, вели войны и распределяли трофеи – короче говоря, держали в своих руках рычаги физического мира.
Знатные семьи из одной сферы власти, как правило, были связаны через браки со знатными семьями из другой сферы власти. Как вы помните, мусульманский мир – это мир патронатных сетей, где высшие сети концентрируются вокруг правящей семьи. В те времена правители придерживались традиционной практики отдавать сбор налогов на откуп своим самым доверенным клиентам. Откупщики не просто имели право, но были обязаны собирать налоги со своих откупных владений – обязаны, потому что им надлежало отдать определенную сумму своему патрону (заметьте, не процент, а сумму). Как откупщик добудет эти деньги – его дело. Все, что он собирал сверх положенной суммы, он мог оставить себе. Приближенные ко двору клиенты, которые получали на откуп большие территории, тоже использовали откупную систему: они передавали части своих территорий на откуп собственным доверенным клиентам, которые собирали с этих областей налоги, отдавали указанную сумму патрону, а излишки оставляли себе.