пример, ротационную печатную машину, созданную в 1830 г.: по сути, она была усовершенствованной версией плоскостного печатного пресса, который изобрел Гутенберг четырьмя столетиями ранее (и который в те времена еще использовали). Плоскостной пресс мог печатать около 125 листов в час. Ротационная машина – 18 000. Поначалу это улучшение казалось бесполезным. Зачем производить такое количество печатной продукции? Кто будет ее покупать? Самое популярное американское периодическое издание на тот момент насчитывало около 4300 подписчиков.
На самом же деле массовый рынок для печатной продукции существовал, но оставался незамеченным. Америка была полна иммигрантов, которые хотели бы попрактиковаться в чтении на английском и жаждали новостей о своих родных странах. Существующие периодические издания продавались по подписке, которую приходилось оплачивать на год вперед, что большинству рабочего люда было не по карману. И вот наконец-то нашелся предприниматель, который посмотрел на новые технологии и на трудящиеся массы и увидел возможность для бизнеса. В 1833 г. Бенджамин Дэй начал издавать ежедневную массовую газету The New York Sun, которая продавалась всего по центу за номер и которую мог позволить себе почти каждый. Вскоре Дэй продавал 15 000 экземпляров газеты в день, делая деньги на тираже.
Увидев, как богатство течет в карманы Дэя, другие предпринимали последовали по его стопам. Дешевые газеты начали появляться всюду, как грибы после дождя. Поскольку основную читательскую аудиторию составляли не интеллектуалы из праздного сословия, а простые работяги, издатели заполняли страницы своих газет новостями об убийствах, самоубийствах, пожарах и других сенсационных событиях. И тут возникла неожиданная проблема: перестало хватать убийств, самоубийств, пожаров и прочих «новостей»! Издатель ежедневника из Нового Орлеана однажды посетовал на то, что катастрофы, достойные освещения в печати, случаются реже раза в неделю. Отчаянно нуждаясь в контенте, издатели стали нанимать специальных людей, чтобы искать такие новости. Например, они отправляли их в порты, чтобы беседовать с прибывшими из Европы пассажирами. Так родилась еще одна новая профессия – репортер.
Телеграфная связь давала возможность узнавать о далеких событиях буквально в тот же день, когда они произошли. После того как через Атлантический океан был протянут подводный кабель, новости могли поступать даже из Европы. Но трансатлантическая пересылка телеграфных сообщений обходилась очень дорого и была не по карману ни одной газете. Чтобы решить проблему, в 1848 г. шесть газет объединились, чтобы разделить расходы на регулярную доставку новостей «по проводам». Вскоре этот консорциум выделился в независимое агентство Associated Press, вслед за которым появились и другие подобные. Такого рода агентства получали телеграфные сообщения от своих корреспондентов и продавали информацию всем желающим. Так сами новости превратились в товар. Как и любое коммерческое предприятие, телеграфные агентства хотели продавать свой товар наибольшему числу клиентов. Но разные издания имели разные взгляды, вкусы, намерения, интересы и повестки дня. Какую информацию можно было успешно продавать республиканцам, конституционным юнионистам, членам «Партии свободной земли», приверженцам «Партии незнаек», а также массе издателей других разношерстных газет и информационных листков?
Ответ был такой: факты. Движимые деловыми соображениями, телеграфные информационные агентства пришли к осознанию того, что каждое новостное событие имеет под собой фактологическую основу, отделимую от суждений о нем. Это ядро отвечало на вопросы «кто?», «что?», «где?», «когда?» и «почему?». Вот что можно продать всем и каждому! Как только факты стали товаром, газеты принялись ссылаться на их точность и объективность как на коммерческий аргумент для привлечения читателей. Таким образом, можно сказать, что изобретение ротационной печатной машины породило феномен объективных новостей. А это уже сфера коммуникации, нарратива, языка. Технологии и язык всегда были тесно переплетены. Однако рождение идеи объективных новостей (которую несколько столетий спустя уничтожит другая новая технология под названием «интернет») не могло произойти без влияния других аспектов западного нарратива. Орудия всегда вписаны в какую-либо мировоззренческую систему. И именно комбинация этих двух факторов определяет то, что происходит в истории.
По мере того как машины проникали в социальную реальность, они меняли человеческую жизнь как внешне, так и внутренне. Вместе с техническими устройствами, которые мы называем станками, появились и фабрики. В этом способе производства машины играли центральную роль; люди просто обслуживали их работу. Чтобы эффективно выполнять новую подсобную роль, людям приходилось приспосабливать свой образ и ритм жизни под потребности машин.
Первыми ласточками зарождения системы промышленного производства стали плантации. В прошлом землевладельцы пытались найти наилучшее применение земле, руководствуясь множеством разных соображений, таких как предпочитаемый ими образ жизни, сложившиеся традиции и обычаи, религиозные нарративы и прочие факторы, связанные с личностью и идентичностью.
В отличие от них, у владельцев плантаций была одна цель: выращивать конкретный коммерческий товар, такой как сахарный тростник, табак или хлопок, в максимальных объемах. Чтобы обрабатывать огромные площади, требовалось большое количество работников, организованно и слаженно выполняющих определенные операции, из которых состоял процесс сельскохозяйственного производства. Другими словами, люди на плантациях были не просто рабами или наемными работниками – они стали частями машины.
На плантациях функции отдельных людей все еще оставались относительно универсальными. Одна и та же рабочая единица (человек) могла выполнять разные операции: пахать землю, сеять, а затем собирать хлопок. Но как только машинная логика взяла верх и на смену ремесленным мастерским пришло фабричное промышленное производство, специализация труда рабочих единиц стала жестко очерченной и закрепленной, как у деталей любой хорошей машины. Каждый работник хоть и являлся человеческой личностью со своими потребностями, эмоциями, целями и желаниями, на время участия в процессе промышленного производства становился элементом машиноподобной социальной группы. Все, что находилось за рамками его производственной функции, не имело значения. Как и в случае с машинами, стоимость каждой детали рассчитывалась математически: в виде почасовой или фиксированной заработной платы.
Без механических часов организовать фабричное производство было бы очень сложно, а то и вовсе невозможно. Как сделать так, чтобы все рабочие приходили на фабрику в одинаковое время, разом запускали машины и координировали свои действия? В доиндустриальные времена люди делали перерыв на обед, когда чувствовали голод, хотели сделать передышку или когда солнце достигало определенной точки на небосводе. Большинство из них обедало дома, где к их приходу другие члены семьи готовили еду. В соответствии с принципами разделения труда, коренившимися в социальных нормах, которые, в свою очередь, проистекали из биологических факторов, приготовлением пищи и другими бытовыми делами занимались женщины: именно они традиционно сидели дома, потому что уход за детьми был их основной функцией.
Но на фабриках людям следовало делать все одновременно: начинать, останавливаться на перерыв, вновь браться за дело. Отпускать рабочих обедать домой казалось нерациональным решением: один жил ближе, другой дальше, поэтому все бы возвращались в разное время и весь производственный процесс пошел бы наперекосяк. Машина может работать только при условии, что все ее части идеально синхронизированы. Таким образом, людям на механизированном промышленном производстве пришлось подчинить свою биологическую сущность логике машины.
Фабричное производство часто требовало посменной работы: дневная смена, вечерняя смена, ночная смена – такого деления времени не существовало до прихода машины, но в промышленно развитых обществах эти искусственные смены заменили для рабочих естественное следование дня и ночи. Я по личному опыту могу сказать, что, если достаточно долго работать ночами напролет, ваши биологические часы перестроятся в соответствии с этим графиком.
Аналогичным образом только после появления самолетов человечество столкнулось с феноменом джетлага: раньше у людей попросту не было физической возможности испытать нечто подобное. Все животные имеют встроенные биологические механизмы, которые регулируют функции их организма, такие как бодрствование, сон, голод и др. Люди не исключение: у нас также есть циркадные ритмы, подстраивающиеся под естественную смену дня и ночи, которая, в свою очередь, регулируется небесной механикой Вселенной. До появления машины люди были биологически синхронизированы со своей естественной средой обитания, условия которой варьировались от места к месту: в тропиках день и ночь были круглый год почти равны друг другу; на дальнем севере и юге их длительность претерпевала резкие сезонные колебания. Электричество освободило людей от привязки к этим естественным циклам и от зависимости от среды обитания, но поставило в зависимость от ритмов и требований обслуживаемых машин. Теперь люди могли жить где угодно и делать в этих местах что угодно, используя технологии для создания искусственных условий – температуры, освещенности и даже влажности, которые не зависели от окружающей природной среды. В Дубае никогда не бывает холодно, средняя температура летом достигает почти 40 градусов, но сегодня здесь действует круглогодичный горнолыжный курорт. В Антарктиде с ее крайне суровым климатом в настоящее время постоянно живет несколько сотен человек, и в год ее посещает почти 40 000 туристов.
Машины могут даже менять наше ощущение того, как течет время. Ученые утверждают, что у нас нет специального биологического органа, который отвечал бы за восприятие времени подобно тому, как наши глаза воспринимают свет или наши уши улавливают звуковые волны. На внутреннее ощущение времени каким-то образом влияет химическая регуляция нейронных связей в головном мозге. Если внешняя среда бомбардирует наши органы чувств множеством раздражителей, мозг приспосабливается к этому, настраивая соответствующим образом выработку химических веществ. Поступление хаотичных, повторяющихся или непредсказуемых входящих сигналов также предположительно влияет на настройку мозга. В идеале мы всегда должны находиться в состоянии готовности ко всему, что с нами может случиться. В некоторых случаях это означает готовность бежать что есть мочи, если из зарослей вдруг выпрыгнет тигр; в других случаях – способность сохранять концентрацию внимания на протяжении бесконечно долгого времени, присматривая за монотонной работой машины, которая, стоит на мгновение отвлечься, готова откусить вам руку. По мере того как жизненная среда становилась все более механизированной, наш