ются пустыми.
В 1336 г. цистерцианский аббат монастыря Вейл-Роял в Чешире при помощи Священного писания внушал своим крестьянам, что и «они были вилланами, и дети их пребудут вилланами во веки веков». Тексты повторяли с вызовом, что крестьянин подобен дикому зверю. Он звероподобен, безобразно уродлив, едва ли имеет человеческое обличие. Он был «средневековым Калибаном», по меткому выражению Култона. Ад — его естественное предназначение. Ему нужна исключительная ловкость, какой-нибудь обман, чтобы попасть в рай. Таков сюжет фаблио «О виллане, рая добившегося тяжбой».
Вот описание Риго из жест Гарена Лотарингского: «Он видел, как к нему приближается Риго, сын виллана Эрве. Это был парень крепкого сложения, со здоровенными руками, мощными бедрами и широкими плечами. Глаза его отстояли друг от друга на длину ладони. В шести десятках стран нельзя было подыскать рожи страшнее и угрюмее. Его волосы торчали в разные стороны, щеки были в угрях и весьма черны, за последние полгода их омывала лишь небесная влага».
В лесу, где скакал Окассен, появился молодой крестьянин: «Он зарос длинной щетиной чернее угля, меж глаз могло поместиться большое яблоко, у него были толстые щеки и огромный приплюснутый нос, большие широкие ноздри и толстые губы краснее копченого мяса, а также уродливые желтые зубы».
Та же враждебность проявлялась и по отношению к нравственным качествам крестьян. От слова «виллан» в феодальную эпоху был образован термин «виллания», обозначавший подлость, моральное уродство. Особенно непримиримы по отношению к крестьянам были голиарды, деклассированные клирики, чьи кастовые предрассудки были поэтому обострены.
Вот пример из голиардической поэмы «Склонение крестьянское»:
Именит, единств. числа: hie vilanus — этот виллан
Родит.: huius rustici — этой деревенщины
Дат.: huic tferfero — этому дьяволу
Винит.: hunc furem — эго вора
Звательн.: о latro ! — о, разбойник!
Творит. ab hoc depredatore — этим грабителем
Именит, множ. числа: hi maledicti — эти проклятые
Родит.: horum tristium — этих презренных
Дат.: his mendacious — этим лжецам
Винит.: hos nequissimus этих негодяев
Звательн.: О pessimi ! — о, подлейшие!
Творит.: ab his infidelibus — этими нечестивцами
«Крестьяне, что работают на всех, — писал Жоффруа де Труа, — что в любой час, в любое время года надрываются, полностью отдаваясь рабскому труду, столь презираемому их хозяевами, постоянно унижаемые, чтобы другим хватало на одежду, на жизнь, на забавы… И их преследуют огнем, полоном, мечом; их бросают в темницы и в кандалы, затем заставляют выкупаться, или убивают их голодом, или предают всевозможным пыткам».
По словам Фруассара, во время Великого восстания 1381 г. английские крестьяне кричали: «Мы — люди, созданные по подобию Христа, а нами помыкают, как скотиной».
Ценнейшая поэма первой половины XIII в. «Сказание о версонских вилланах» описывает бунт крестьян деревни Версон-сюр-Одон против их сеньора, аббата монастыря Мон-Сен-Мишель. Жалобы вилланов заканчиваются репликой:
Пора пришла заставить их платить.
А чтоб свой долг из них никто не позабыл,
Придите и возьмите их кобыл.
Сгодятся и волы их, и коровы -
Ведь все вилланы плутовать здоровы.
Как справедливо отметил Ф. Граус, крестьяне «не только эксплуатировались феодальным обществом, но еще и высмеивались литературой и искусством». Францисканец Бертольд Регенсбургский обратил еще в XIII в. внимание на то, что из крестьян не было ни одного святого (тогда, как, например, в 1197 г. Иннокентий III канонизировал купца, Гомебона Кремонского).
В этих условиях не должны удивлять ни нетерпение, ни вечное недовольство, преобладавшее в сознании крестьян. «Крестьянин всегда злобен, — говорится в чешской голиардической поэме, — их сердца никогда не бывают довольны». Ничего не было удивительного и в том, что гнев этот прорывался порой в виде эксцессов. Монах, описывающий конфликт между аббатом Вейл-Рояла и крестьянами Дарнелла и Овера в 1336 г., с негодованием уподобляет последних «псам бешеным».
Гильом Жумежский и Вас в «Романе о Ру» («Романе о Роллоне») рассказывают нам о восстании нормандских крестьян в 997 г.:
Вилланы и крестьяне
Сходились на поляне
По двадцать, тридцать, по сто,
Держали речи просто,
Шел ропот в том совете:
«Сеньор за все в ответе».
Хранили все в секрете,
И многие решили,
Что больше в этом мире
Сеньоров им не нужно,
О чем твердили дружно.
Иные в ослепленье
В знак своего решенья
Друзей призвали клясться,
Чтоб вместе всем держаться
И скопом защищаться.
И вскоре тех избрали,
Кто громче всех кричали,
В округу их послали,
Чтоб клятвы собирали…
«Как только герцог узнал об этом, он отправил в поход графа Рауля с большим числом рыцарей, чтобы жестоко наказать деревни…»
И вот — картины сеньориальных кар:
Рауль так вспылил,
Что без суда много душ погубил.
Он обошелся с крестьянами грубо,
Выбил глаза, не оставил и зубы,
Многих вилланов он на кол сажал,
Жилы тянул, кисти рук отсекал.
Прочие были живьем сожжены,
Иль раскаленным свинцом крещены.
В успокоенье сумел преуспеть -
Без содроганья нельзя посмотреть.
И не осталось деревни одной,
Где б не запомнили мести такой.
Но без следа та коммуна пропала
И соблазнять мужиков перестала:
Благоразумно они отказались
От предприятий, что здесь затевались.
В иконографии довольно часто борьба крестьянина против рыцаря изображалась как борьба Давида и Голиафа. Костюмы персонажей подтверждали это намерение.
Все же привычной формой борьбы крестьян с сеньорами была глухая партизанская война: воровство с господских полей, браконьерство в лесах сеньора, поджоги его урожаев. Это было пассивное сопротивление в виде саботажа на барщине, отказа платить натуральные оброки, денежные сборы. И иногда — бегство.
В 1117 г. аббат монастыря Мармутье в Эльзасе отменил для своих сервов барщину и заменил ее денежным оброком «из-за нерадения, непригодности, вялости и лени барщинников».
В трактате о домашнем хозяйстве («Housebondrie»), написанном в середине XIII в., Уолтер Хенли заботился о повышении доек509ходности сельских владений, для чего давал множество рекомендаций по надзору за работой крестьян. (Иконография доносит до нас изображения сеньориальных приказчиков, вооруженных палками и надзирающих за работой крестьян.) ^Признавая, что лошадь превосходит быка в работе, Уолтер Хенли считал, что сеньору нет смысла тратиться на покупку лошади, «ибо конь тащит плуг не быстрее быков из-за козней пахаря».
Враждебность крестьян техническому прогрессу была вопиющей. Она объяснялась не страхом безработицы, лежавшим в основе бунта против машин на заре промышленного переворота, но тем, что средневековая механизация сопровождалась сеньориальной монополией на машины, делавшей их использование обязательным и весьма обременительным. Многочисленны были крестьянские бунты против сеньориальных «баналитетных» мельниц. Часто сеньоры, в особенности аббаты, распоряжались разрушить ручные мельницы крестьян, чтобы обязать их нести зерно на сеньориальные мельницы и платить мельничный сбор. В 1207 г. монахи Жюмьежа велели разбить последние ручные мельницы в своих землях. Широкую известность получила борьба английских монахов Сент-Олбанса со своими крестьянами из-за водяных мельниц. В 1331 г. победивший наконец аббат Ричард II вымостил конфискованными жерновами свою приемную.
Среди скрытых форм борьбы классов особое место занимали бесчисленные конфликты вокруг мер и весов. Право устанавливать и хранить эталоны, фиксирующие количество труда и размер натуральных платежей, являлось важнейшим средством экономического господства. В. Кула проложил путь к изучению социальной истории мер и весов. Присвоенные одними и оспариваемые другими, эти меры хранились в замке, в аббатстве, в бюргерском городском доме и были объектом постоянной борьбы. К этой форме классовой борьбы наше внимание привлекают многочисленные документы, повествующие о наказаниях крестьян и ремесленников за использование фальшивых мер (это преступление приравнивалось к переносу межевых знаков своих владений). Точно так же как множественность юрисдикции способствовала сеньориальному произволу, многочисленность и разнообразие зависимых от воли сеньора мер и весов были инструментами сеньориального угнетения. Когда английские короли в XIV в. пытались ввести королевский эталон для основных мер, они не распространяли свои указы на ренты и на арендную плату, чье измерение было оставлено на усмотрение сеньоров.
Чтение фаблио, юридических трактатов, судебных актов создает впечатление, что Средневековье было раем для мошенников, великой эпохой обмана. И объяснением тому было владение господствующими классами эталонами мер и весов.
Столкновение классов, столь глубокое в деревне, вскоре проявилось и в городах, но уже не как борьба победоносных горожан против сеньоров, а как борьба мелкого люда против богатых
бюргеров. С конца XII до XIV в. новая линия социального разлома проходит в городах, противопоставляя бедных богатым, слабых сильным, чернь бюргерству, тощий люд (popolo minuto) жирному люду (popolo grosso).
Формирование патрициата как господствующей городской категории населения, состоящей из нескольких семей, объединивших в своих руках владение городской недвижимостью, богатство, господство в экономической жизни города, а через присвоение городских должностей — и контроль над его политической жизнью, противопоставило верхам многочисленную угнетенную массу. С конца XII в. появляются «лучшие» или «большие» горожане (meliores burgensis, maiores oppidani), быстро установившие свое господство. С 1165 г. в вестфальском Зосте упоминаются «лучшие, под властью коих процветает г