— Буду перед вами откровенен. Коллектив, с которым я советовался, хочет видеть вас в своем составе. Я напомнил им, что, когда у нас были крупные неприятности с нашим тогдашним издателем, вы нам сильно помогли. Наш коллектив вас уважает и хочет видеть у себя. Вы человек опытный, знаете оргработу, знаете связи, знаете людей. Поэтому мы подобрали вам необычную должность.
И он рассказал, что это за должность.
— У нас есть ставка ответственного секретаря. Только вы об этом никому не говорите. А то сразу станут совать своих людей. Знайте, что никого, кроме вас, со Старой площади коллектив не примет. Сейчас все решает коллектив. Вот меня избрали главным редактором. А насчет вас я даже советовался со своим первым замом, он сейчас в Сочи отдыхает. Каждое мнение учитываем.
Я слушал не перебивая.
— Так вот, — продолжал главный редактор, — мы оформим вас на ставку ответственного секретаря.
Я насторожился: что значит оформим? А функции, наверное, будут другие? Подснежник, что ли?
Так и есть.
— Оклад у вас будет 830 рублей, на десятку меньше, чем было раньше. Но зато писать будете, сколько пожелаете. Чем заниматься? О, заниматься будете многими делами. Конечно, они несколько рутинные. Вот, скажем, сегодня в нашем министерстве проходит семинар. А у нас об этом никто не знает. Надо бы пойти и дать хорошую рекламу нашего журнала. Значит, так: реклама журнала, связь с издательством, поиск спонсоров. Потом будет приложение к журналу. Мы должны преодолеть убыточность. Убыток у нас 600 тысяч рублей. Подписка— вот где есть возможность развернуться всем.
У меня, наверное, погрустнели глаза. И это от него не укрылось. Голос стал еще более энергичным:
— В будущем году, если все у вас хорошо пойдет, преобразуем вашу должность в должность заместителя главного редактора!
Я молчал.
— Вас что-то смущает?
По сути, он предлагал мне должность массовика-затейника. Бегать на посылках. Стараясь не показать обиды, я сказал:
— Признателен вам за доброе отношение ко мне. Но я подумаю. Надеюсь, это не горит?
— Горит.
Вот те на. Почти год не было ответсекретаря, а тут вдруг загорелось.
— Вы что, обиделись? Я готов извиниться перед вами. Клянусь, что это по моей инициативе. Никто меня не уполномачивал на разговор. Мы не хотели вас обидеть...
И еще что-то в этом роде.
Смешно слушать. В свое время я не согласился на должность главного редактора более крупного журнала, издателем которого выступал ЦК КПСС. А тут вдруг мальчиком на побегушках.
Отметил пропуск и вышел.
Придя домой, позвонил Львову в аппарат президента.
— Заморожены кадры. Ревенко только четверых своих секретарей утвердил, и все. Остальные кадры не двигаются. Может, у вас есть выход на Ревенко?
До Валентина Сергеева, заведующего отделом информации российского Совмина, не дозвониться. По городскому телефону секретарша упорно не соединяет. Занят. Совещание. Сейчас его нет. Упорно допытывается, кто я такой. Видно, уволенные аппаратчики домогаются начальника. Представился — из журнала «Журналист». Был же совсем недавно членом его редколлегии. Сейчас вместо меня Полторанин.
13 сентября. Вчера целый день безрезультатно пытался связаться с Сергеевым. Поздно вечером снова набрал его номер. Ответил кто-то в приемной, видно, работник отдела:
— А кто его спрашивает?
— Скажите, журналист Зенькович. Он меня знает.
Не буду же я говорить, что из ЦК КПСС.
Услышал, как помощник сказал по внутренней связи, что на проводе журналист Зенькович. О чем они говорили, не знаю, но дежурный сказал:
— Вы ведь по личному вопросу хотели поговорить? Валентин Михайлович сказал, что вы можете передать свою просьбу мне...
Вот так. Господин Сергеев даже трубку взять не соизволил. А не далее как месяца полтора назад я говорил с ним по «вертушке», и он клялся в верности партии, выражал готовность выполнить любое партийное поручение.
Видно, прав Максимовских. Он сегодня подтвердил, что есть негласное распоряжение: в государственный аппарат бывших работников ЦК не брать. Об этом же говорил вчера и Ряшенцев. Он сунулся было в Научно-промышленный союз к Вольскому, там у него полно знакомых, но от Вольского пришло указание — ни одного партработника!
Вспомнилось: шестой подъезд, я сижу у заведующего секретариатом идеологического отдела Виктора Яшина. Он рассказывает о совещании у Лучинского, который возглавляет ликвидком. Присутствует заместитель управляющего делами аппарата президента. Кто-то поднимает вопрос о запрете брать партработников: Зам. управляющего отрицает. Тогда ему говорят: хорошо, чтобы развеять эти слухи, надо взять несколько человек из ЦК в аппараты президентов СССР и РСФСР. И слухи сами собой прекратятся. Реакция на это предложение не последовала.
Максимовских надоумил: «Поинтересуйся, — говорит, - в своем белорусском постпредстве». Позвонил. Постпред Даниленко в отпуске с 9 сентября. Набрал номер Масальского, его зама. Аркадия Яковлевича я знаю давно.
— Аркадий Яковлевич, знаете, что произошло с организацией, в которой я работал?
— Слышал немножко.
— Может, мне убежища у вас попросить? А если серьезно, вам пресс-атташе не нужен? Представительство, видно, будет расширяться в новых условиях? Может, пресс-центр создать следует?
— Только вчера получили из Совмина штатное расписание. Просили новый отдел, не дали. Утвердили прежние штаты. Правда, заложили новое подразделение — пресс-центр, но без новых работников, в пределах существующих штатов. Если что будет, я вам позвоню. Какой у вас телефон?
Записал. Все по-московски!
15 сентября. Вчера не делал никаких записей — ничего не произошло. Шел дождь, и только под вечер с дочкой прошлись по парку.
Разговаривал вчера вечером с Андриановым, он политобозреватель в «Рабочей трибуне». Сказал, что Черняк проговорился: он держит место в «Правде» для Зеньковича. Ты звони ему, звони, а то место займут. Пока не звонил.
Сегодня с дочкой ходил на рынок. Когда пришли домой, сын сказал, что звонил Слободянюк. Когда-то, в 1988 году, я сменил его в должности зам. зав. сектором печати. Ему оставалось два месяца до пенсии. Он был первым зам. зав. отделом национальной политики. Это лето жили вместе в Успенке.
Отзвонил. Не отвечает.
Сын уехал к Кравченко брать интервью к нему домой. Молодец, не забыл своего бывшего гендира. Леонид Петрович Кравченко до перехода на Гостеле-радио возглавлял ТАСС. Все его забыли, общаться опасаются.
В «Росийских вестях» опубликован список состава Комитета по оперативному управлению народным хозяйством страны. В списке значится некий Сергеев В. М. Его должность — полномочный представитель Председателя Совета Министров РСФСР. Неужели тот самый Валентин Сергеев? Так вот почему он не пожелал со мной разговаривать по телефону! А я-то, наивный, думаю, в чем дело?
Асиф чего-то молчит. У них партия самораспустилась. Прошел съезд, и все: не нужна больше. В Узбекистане партия поменяла название, стала народно-демократической. Все структуры остались.
Все больше и больше новых деталей о путче. Запутано до невозможности. Выясняется, что Горбачев, делая видеозапись в изолированном Форосе, называл Янаева уважительно — товарищ Янаев. Ставят резонный вопрос: кто мешал Горбачеву отдать распоряжение о немедленном аресте путчистов? Их всего-то было четверо, а у него 32 верных охранника. В конце концов, можно было оставить их в качестве заложников. Это же все просто.
Очень много несовпадений, противоречий, нестыковок. Пишут, что это одна из темных страниц истории конца века. Вряд ли когда-нибудь мы узнаем правду.
Возмущают публикации С. в еженедельнике «Союз». Ведь его мама работала в последнее время в идеологическом отделе. А всего она провела в ЦК около 20 лет. Носила мясо, пирожки и прочие деликатесы домой и кормила своего сыночка. Пользовалась дачей.
И вот ее сыночек, вскормленный на цековских харчах, злобно, с ненавистью пишет о партии, в которой работала его родная мать и от которой она будет требовать пенсию.
Осень все более заметна. Сегодня с дочкой собирали кленовые ветки, гроздья рябины. Хорошо!
16 сентября. Позвонил Зикс из «Сельской молодежи». Узнав о моих мытарствах, спросил:
— Сколько вам лет?
— Сорок семь.
— В более спокойные времена и то мгновенно отворачивались. А сейчас и подавно.
Действительно. Тем более, это Москва. Кто я для них? У них свои игры, свои отношения. А я — чужак, иногородний.
Глава 7. СКОЛЬКО Я ЗАПЛАТИЛ, ЧТОБЫ ПОПАСТЬ В ЦК
— Ни за что не поверю, что вас взяли в ЦК просто так, за красивые глаза. У нас, на Кавказе, место рядового инструктора райкома и то в кругленькую сумму обходилось. А уж чтобы в Москву, на Старую площадь попасть — представляю, сколько вам пришлось выложить...
У меня помутилось в глазах. Неимоверным усилием воли едва удержался, чтобы не плюнуть в холеное, сытое лицо очередного моего потенциального работодателя, с интересом рассматривавшего человека со Старой площади.
— Не знаю, как у вас на Кавказе, а у нас в Белоруссии все было несколько иначе, — подчеркнуто холодно ответил я, поднялся с мягкого кресла и твердо, по-военному чеканя шаг, направился к выходу, бросив на прощание пришедшую на ум фразу:
— Честь имею!
Остаток дня прошел как в тумане. Не находил места вечером. Не мог уснуть ночью. Так до утра и проворочался в постели. Несколько раз вставал, выходил в кухню, пил успокоительное, предусмотрительно приготовленное женой и поставленное на видном месте.
Обидно было не из-за того, что снова, — в который раз!— не удалось пристроиться на более-менее приличное место. Душила бессильная злость от подозрений, намеков, предположений, с ухмылкой произносимых людьми, обратиться к которым рекомендовали немногие оставшиеся к тому времени друзья. Спасибо им— они предпринимали порой героические усилия, чтобы трудоустроить меня. Каждый раз я с надеждой отправлялся по новому адресу, но исход был, увы, не в мою пользу.