Я напрягаюсь, а когда слышу приятный, глубокий голос, у меня внутри все исходит на вибрацию.
— Привет, малышка…Я тоже рада тебя видеть.
— Тебя так долго не было!
— Всего месяц, — устало отмахивается Марина, — Не такой большой срок.
— И все равно, я скучала. Как ты долетела?
— Нормально, правда в с нами летел ребенок, и это просто кошмар. Он всю поездку то смеялся, то рыдал.
Адель начинает хохотать, и я невольно хмурюсь, ведь смех ее настолько наигранный, что хочется номинировать ее на "Золотую малину"[6].
«Я одна это слышу?!» — нет, не одна.
Почти все в зале, включая Алексея и Рому, невербально, но выражают мои мысли, а когда я перевожу глаза на Настю, та свои закатывает. Ей все это совсем не нравится, но, камон, подруга, вставай в очередь, потому что мне это не нравится еще больше.
Тонкий звук шпилек о плитку снова действует повсеместно: каждый вытягивается по струнке, напрягается и гипнотизирует взглядом арку, где через миг появляется прекрасная, молодая женщина.
«Че-е-е-рт…какая же она красивая, твою мать…» — возможно, мне бы и хотелось сказать что-то другое, но Мира просто великолепна.
Стройная, высокая, с длинными волосами примерно по лопатки, идеальной осанкой и невероятно притягательной улыбкой. Она совершенно точно умеет держать себя и правильно подать, потому что не смотря на все, что мне тут о ней наговорили, я не могу отвести от нее взгляда.
— Ну и? Так и будете стоять или поздороваетесь с сестрой? Не виделись же…
Обращаясь к братьям, она пока не видела меня, но наконец ее взгляд цепляется за мою персону и тут же меняется. Он холодеет моментально, словно отгораживает за собой огонь, который я вижу все равно: правду сказала Женя, эта женщина меня ненавидит до кончиков волос. Я вижу это, как и чувствую мощную, неконтролируемую волну черной, дикой ярости, направленный точно в мою сторону.
— Вы, кажется, знакомы, но освежу твою память… — говорит наконец Максимилиан, вежливо улыбаясь, — Это…
— О, я прекрасно знаю, кто это такая. Что она здесь делает?!
Ну вот и все. Маски пали. Марина по щелчку пальцев скидывает всё притворство, делает шаг на брата, гневно раздувая ноздри, а Адель только подкидывает дров, шепча ей в спину.
— Макс хочет, чтобы она присутствовала везде.
— Что?!
— Адель, твою мать! — рычит Алексей, на что она тут же взбрыкивает, дергая плечами.
— А что?! Марина должна знать! Я считаю…
— Не лезь!
— Но…
— Я сказал — не лезь!
Пока громко пререкаются один брат с сестрой, другие долбят друг друга ментально. Марина и Максимилиан не говорят ни слова, и все равно ведут не шуточную войну, даже, скорее всего, пострашнее той, что мы слышим. Только вот в отличии от первых, они не собираются нас посвящать в детали, потому что они слишком разные. Я это вижу: Адель и Алексей отличаются от них, пусть в каждом и течет кровь, что их роднит, они — разные.
— Я жду тебя в кабинете. Вас обоих!
Все, что говорит Марина перед тем, как развернуться и направиться вглубь дома, куда приглашены, как я понимаю, только Максимилиан и Михаил. Они то и отделяются от группы, переглянувшись друг с другом, уходят, и это лишь подчеркивает их различия со сводными родственниками.
— Не волнуйся… — шепчет на ухо Евгения, усаживая меня обратно на диван, — Они поговорят, Миша ее убедит сбавить обороты. Он у них в паре разум, у него получится…
«Кажется, она и сама не верит в то, что говорит…»
Макс
Вот уже пятнадцать минут я наблюдаю за тем, как Марина ходит из стороны в сторону и орет. В ход идет не только русский, но и французский, немецкий и, конечно же, итальянский. Ей все это не нравится, а мне не нравится знать, что Амелия сейчас где-то там. Без меня. Но с Лексом.
«Черт, да прекрати ты уже, твою мать!»
— Ты меня слушаешь вообще?!
Пару раз моргаю, перевожу взгляд на сестру. Она останавливается прямо передо мной, и пусть я выше ее ростом, но сейчас из-за того, что сижу на столе, сложа руки на груди, она на одном со мной уровне.
— У тебя громкий голос, Марина, а когда ты орешь тем более, так что да. Я тебя слышу.
— Обойдемся без твоего сарказма сейчас! Я против, чтобы эта…
— Ее зовут Амелия.
— Да насрать мне, как ее зовут! Она не будет присутствовать, ей нельзя верить! Или ты забыл, кто ее сестра?!
— Помню.
— Раз ты помнишь, какого хера притащил ее в дом нашей матери?! Она оскверняет…
— Это и мой дом тоже, — чеканю, еле сдерживаясь.
Мне совсем не нравится, что она говорит о ней, как говорит и на что намекает. Я, если честно, еле держусь, чтобы не начать орать в ответ. Это вообще поразительно, чего мне стоит просто сидеть — так сложно не было никогда даже с отцом…
«Твою мать, что с тобой?!»
— Я решил ее привести, значит так и будет.
— Ты охренел?!
— Она не представляет угрозы! Она. У. Меня. Под. Контролем. Сколько раз мне это повторить?!
— Под контролем?! Эта сука тебя подстрелила и…
— Марина, — предупреждающе шепчу, раздув ноздри, — Полегче.
Зря. Очень зря. Марина замирает и смотрит на меня так, будто никогда раньше не видела, что-то ищет в моих глазах и, кажется, находит.
— Нет…
Сестра тихо выдыхает, мотая головой, отступает на шаг, но сразу же срывается с места и буквально подскакивает ко мне. Ее горячие руки ложатся мне на щеки, и как бы я не хотел не встречаться с ней взглядом, она отсекает все возможные лазейки…
— Не может быть…
— Что ты делаешь? Отпу…
— Ты что…влюблен в эту девчонку?!
Миша издает смешок откуда-то сбоку, я было и кошусь на него, даже хочу показать ему средний палец, но Марина пресекает и это. Она требовательно подходит еще ближе и повышает голос, слегка сдавив мое лицо.
— Ну?!
— Нет! С чего ты это взяла?!
— А я что слепая?! — орет уже в голос, и так бесит, что я вырываюсь, цыкая, — Ты совсем спятил?! Ты в нее влюбился?! В ее сестру?!
— Я в нее не влюблен!
— Ты смеешь мне врать?!
— Я НЕ ВРУ!
Ору уже сам, тяжело дышу, и снова мы схлестываемся, как на шпагах, только вместо них наши острые взгляды. Молчим. Долго молчим. Я не хочу нарушать эту тишину, потому что не хочу слушать ее треп, но Марина хочет трепаться, поэтому делает это сама.
— Эта девчонка опасна…
— Пф…
Пытаюсь отвернуться, и Марина это предугадывает, снова перехватывая мое лицо в свои ладони. Не дает терять зрительный контакт…
— Послушай меня сейчас очень внимательно, Макс. Она не Лиля.
— Я знаю это и без тебя. Отпусти.
— И это по-твоему хорошо?!
— А плохо?!
— Да! Лилиана — дура. Ее легко просчитать! Ты всегда знаешь, о чем она думает, что подумает дальше, что скажет, а вот ее сестра…Эта девчонка — бомба замедленного действия.
— Ты ее совсем не знаешь.
— И ты, судя по всему, тоже! Ты же не рассчитывал, что она тебя подстрелит!
«И то верно…этого я никак не ожидал…»
— Мне хватило того краткого знакомства, чтобы понять, кто она на самом деле.
— И кто же она? — усмехаюсь, а у самого сердце так и долбит в груди от волнения.
Потому что я знаю, что она скажет. Я сам это часто верчу в мыслях, а слышать от кого-то другого не желаю. Меня это пугает…
— Серый кардинал[7].
Но это звучит, и мне приходиться столкнуться с правдой, которую я так упорно стараюсь не замечать. Амелия сплошное «непредсказуемое», слишком умная для своего возраста, слишком расчётливая. Она — манипулятор, который скрывает в своих недрах слишком многое, и даже мне сложно представить, что именно.
Это вижу не только я.
— Она умная, хитрая и расчётливая. Наблюдает за всем исподтишка, подмечает. То, что она молчит, не значит, что она ангел, Макс, — продолжает Марина, серьезно глядя в глаза, — Если Лилиану легко раскусить, эту — нет. Она…
— Прекратите.
Миша перебивает, но я продолжаю мысль сестры у себя в голове: она — «слишком», и меня это цепляет, влечет, тянет. Мне это нравится…Амелия мне слишком нравится. Настолько, что при одной мысли о ней, по телу прокатывает дрожь. Я снова ее хочу.
От похотливых образов, благо, отвлекают. Миша становится рядом, мягко убирает руки Марины и занимает место точно посередине, как делал всегда, когда мы ссорились. Он то нас и мирил, как самый старший, спокойный и разумный…вон улыбается даже, сам, наверно, думает об этом, и я слегка закатываю глаза, но отвечаю.
— Марина, не драматизируй. Амелия неплохая девчонка и…
— То, что…
— Я не закончил, — прибавляет голосу стали, и пусть Мара фыркает, но замолкает.
Да, она всегда была более эмоциональная, взрывоопасна и далее по списку, включая ее непокорность и тяжелый характер, все равно Мишу слушала. Не всегда, конечно, но он единственный был максимально близок к тому, чтобы ее затормозить. В груди теплеет от воспоминаний детства, когда происходило тоже самое: приходил более мудрый брат, раскладывал по полочкам и раскручивал конфликт. Примерно так, как сейчас…
— Да, она непростая, я с этим полностью согласен, как, думаю, и Макс?
— Да.
— Но он говорит, что она у него под контролем.
Марина открывает рот, чтобы парировать, но замолкает сразу, как Миша поднимает руку, давая ему продолжить.
— Вопрос в доверии. Мы верим Максу?
— Естественно, но…твою мать, слишком многое на кону! Если она расскажет…
— Она никому не расскажет.
— Ты не можешь этого знать, Макс!
— Она не выходит из моей квартиры, так что могу.
— В смысле?! Ты что ее похитил?!
— Считай так.
— А если она сбежит?
— Не сбежит.
— Да ну?!
— У меня есть козырь, я не дурак, Марина. Я крепко ее держу, а ты должна мне доверять.
Молчит. Взвешивает. Разглядывает мое лицо, но наконец тихо переспрашивает: