Цугцванг — страница 42 из 87

Мне огромным усилием воли удается отодвинуть воспоминания, чтобы слушать реальность…

— Кота надо отдать обратно, — неловко жмется, на что получает этот дебильный, саркастичный смешок.

— Это кошка.

— И все же.

— Кто это сказал?

— Максимилиан Петрович… — после короткой паузы говорит, она вдруг усмехается.

— Я так понимаю, что на телефоне его святейшество? — молчание, через миг еще смешок, — Понятно. Могу я взять трубку?

— Нет, — отрезаю, раньше чем мне зададут вопрос, после ядовито и саркастично добавляю, — Передай ей, чтобы шла на хер.

Паренек громко проглатываю слюну. Мне его почти жалко, оказаться в такой непростой ситуации между двух огней неприятное обстоятельство, но плевать. Я смотрю в одну точку с усмешкой на губах, которая полностью отражает всю злость, что сейчас испытываю.

«Сравнила меня с ним?! Сука. И после мне будут говорить, что она делает что-то не специально?!»

— Максим Петрович…эм…он не хочет разговаривать.

— Я сказал не так, — цежу сквозь зубы, — Передай дословно!

Снова пауза. Еще один панический «глоток», а потом я слышу заикания.

— Я…мне…он…эээ…Извини-те з-за грубо-сть, н-но…

— Давай быстрее соображай!

— Он просил передать, чтобы вы шли на хер, — выпаливает, как на духу, не дышит. Ждет.

Естественно он ждет реакции, понимает, как рискует. Она явно значит для меня много, и я могу послать ее куда угодно, но откуда ему взять гарантии, что если он пошлет ее туда же, пусть и от моего имени, за это не будет уволен? Как говорится, в разборки влюбленных лучше никогда не влезать, чтобы крайним не оказаться.

«Ты сказал влюбленных?!»

— Что ж, ясно, — изрекает холодно моя маленькая пленница, после и сама не отстает, — Тогда передайте Петру Геннадьевичу…

«Сука…»

— …Ой, простите, ошиблась. Они ведь так похожи…

«Какая же ты сука…»

— …Максимилиану Петровичу, что если он хочет что-то или кого-то забрать, пусть приходит лично. До этого момента, он может встать на колени и отсосать мой огромный член!

В конце своего зажигательного спича[15] Амелия повышает голос до максимума, за чем следует оглушительный хлопок дверью. Я же еле дышу, сильно, до боли в пальцах сжимаю телефон, который больше всего сейчас хочу разбить о стену. Мне кое как удается этого избежать, сбросить звонок, как только паренек открывает рот, чтобы как-то объясниться. Телефон я спасаю, конечно, но злость снова накатывает, стоит только вспомнить ее мерзкий голос и не менее мерзкие, колкие слова, сказанные этим самым чертовым голосом. Да, накрывает так сильно, что я уже себя не контролирую. Со всех сил швыряю стакан в стену над камином, осколки взрываются салютом, вызывая негодования у моих сестры и братьев, но я их не слышу вовсе. Кровь шумит в ушах, я упираюсь руками в стол и отгибаю корпус чуть назад. Стараюсь дышать. Жмурюсь.

«Как она это делает, твою мать?! Ее нет рядом, а все равно умудрилась вывести меня из себя, сука!» — «Ну нет! Сколько это будет продолжаться?! Возьми себя в руки, твою мать, как щенок! Сколько ты будешь позволять ей крутить тобой, а?!»

Резко выпрямляюсь и смотрю на Лекса, который в свою очередь еле сдерживает смех.

— Собирайся, поедем в клуб.

— Охо-хо… — встревает Марина, приподняв брови, — Ты же говорил, что секс не помогает?

— Я ошибался, твою мать.

— Вера как раз…

— Знаю я все! — огрызаюсь и разворачиваюсь в сторону лестницы, — Буду через пятнадцать минут!

* * *

Я иду медленно, засунув руки в карманы черного пальто, и так хорошо знаю эту дорогу, что даже с закрытыми глазами нашел бы ее, пусть это не очень то и сложно. Дом на Мосфильмовской, конечно, выделяется из городского ансамбля низких на его фоне построек не только своей высотой, но и стилем. Честно? Как бельмо на глазу, и будь у меня возможность, я бы выбрал не его, разумеется, но возможности не было. Всего в десяти минутах ходьбы находится квартира Кристина, а для поддержания имиджа и «лица» перед отцом, на случай, если он спалит меня за пределами университета раньше моего официального окончания, нужно было прикрытие. Да и отдых был нужен. Как ни крути, но постоянное притворство на протяжении стольких месяцев, высасывало все соки.

Поднимаю голову к небу, с которого сыпятся крупные, взбитые снежинки, и наблюдаю за их полетом.

«Красиво…»

Помню, как в первую нашу с Амелией ночь они тоже так вот медленно кружились, когда я точно знал, что она придет именно сегодня. Это как знать, что снежинки непременно упадут на землю — я видел в ее глазах уже принятое решение.

«Это был отличный подарок на день рождение…» — усмехаюсь про себя, выдыхая полупрозрачное облако пара изо рта, игнорируя настойчивый голос, поправляющий, — «Это был лучший подарок на день рождение. Не ври хотя бы себе!»

Алкоголь делает свое дело, расслабляет, и я могу отпустить себя хотя бы на короткое время, поддаться действительности, которую я так упорно не хочу признавать. Та ночь стала одной из самых лучших, а все изменилось задолго до того, как все произошло. Плавно, медленно, непонятно как, но изменилось…

— Если ты хотел подглядывать в окна, купил бы квартиру на первом этаже.

Кошусь в сторону и сразу подмечаю знакомую фигуру Лекса, отделившегося от своего черного Астона Мартина. Он усмехается — я закатываю глаза и возвращаю их к фасаду.

— Ты за мной следил?

— Несложно догадаться, куда ты направишься, так что скорее я просто прибыл на место встречи.

Лекс встает рядом, тоже смотрит в сторону дома, на меня нет. Не хочет нервировать, потому что знает, как это будет нервировать. Ни он, ни я не любим быть в уязвимом положении, а как назвать мое теперешнее, если не так? Я же здесь…

— Думал, что ты решил держаться от нее подальше?

— Я же не зашел, — улыбаюсь притворно, но сам не вижу ничего смешного в том, что сейчас происходит, поэтому, выдохнув на этот раз облако сигаретного дыма, прикрываю глаза, — Не понимаю почему меня к ней так тянет.

— Могу выдвинуть теорию?

«Нет, я знаю, что ты скажешь, так что лучше просто, твою мать, молчи!» — но он меня удивляет.

— Может быть потому что она — ее сестра?

Резко перевожу взгляд на брата, который свое внимание дарит мне медленно, плавно повернув голову. Щурюсь.

«Это что какая-то глупая игра или он серьезно?!»

— Ты серьезно?

— Лилиана твой чертов Эверест, ты сам так говорил, но она сука, признаем правду.

— На что ты намекаешь?!

— На то, что Амелия более мягкая, приятная ее версия. Скажем так, прошедшая тестирование и с устроением очевидных багов.

— Что за наклон в программирование и с каких пор тебе это интересно?

— Просто метафора для наглядного демонстрирования, но я имею ввиду, что Амелия более безопасный вариант. Ты знаешь, что эта девчонка так с тобой не поступит. Амелия тебя любит, Лилиана — нет.

Хватаю его за ворот пальто, злюсь, и сам не понимаю почему.

«Что меня так задевает?! Правда?! Что Лилиана — это чертова черная дыра?! Так я давно это знаю! Или меня задевает, что Лекс в слух озвучил о ее ко мне отношении?!»

Вопрос остается без ответа. Брат кладет мне руку на запястье и с силой отцепляет ее от себя. Я отпускаю без попыток противостоять, он хмыкает.

— Это лишь предположение, брат, но я думаю, ты сам поймешь в один прекрасный момент, что происходит на самом деле. Ты найдешь ответ на этот вопрос.

Снова смотрю на фасад, но заходить не собираюсь. Я даже не уверен, что вообще собирался это делать, как и зачем в принципе сюда притащился. Это просто какой-то бред, а может слишком много виски? Без понятия, да и думать я об этом совсем не хочу. Лекс помогает и в этом.

— Верочка сильно расстроилась, — я тихо усмехаюсь, он поддерживает, продолжая смещать векторы внимания — Не могу поверить, что ты ее бортанул. Я думал, что ты хотел секса?

— Хотел, но не с ней. Она мне надоела.

«К тому же от нее воняло сигаретами и бухлом — не моя это история. Я люблю заниматься сексом с теми, кто понимает, что происходит, а не пребывает в любом, допинговом трипе!»

— Окей. Можем тогда сгонять в другой клуб. Более направленный…

— Ты меня достал. Сколько раз я говорил, что меня не интересует твоя «Тема» и твое чертово «БДСМ»! — усмехаюсь вновь, Лекс вторит.

— Ну вдруг у тебя появился вкус?

— Не мое это. Мне нужна полная свобода хотя бы в постели.

— Забавно, как так получается, да? Отец наградил тебя презрением ко всем рамкам, меня манией к жесткому, тотальному контролю.

— Он многим нас наградил, Лекс. Скоро все кончится.

— А ты уверен, что новые обстоятельства позволят этому случится?

Лекс отвечает прямо и четко, не таясь. Знаю, что его все еще волнует наличие Амелии в этой истории, и понимаю даже — будь я на его месте, тоже бы дергался. На кону то стоит слишком многое, каждый из нас сильно рискует. Отец всегда воздает за проступки на все миллион процентов, и, как правило, мстит и наказывает не напрямую, а через кого-то. У каждого есть, что терять. Та же Настя — она под угрозой поболее всех остальных, потому что обладает тем, чего нет ни у кого другого: нашим уважением и любовью. Это даже грустно, если честно, потому что отец то в чем-то и был прав в перерывах между телесным воспитанием. Любовь — это самая большая, ветвистая слабость, прорастающая внутри каждой твоей клеточки и ставящая на колени похлеще хорошо знакомых ежовых рукавиц.

— Я знаю, что ты волнуешься…

— Нет, Макс, я просто в панике, — перебивает, делая глубокую затяжку, — Потому что многое идет не так, как мы планировали. Амелия серьезная угроза, и Адель психует не просто так. Она ее хорошо знает.

— Я тоже достаточно, чтобы понимать — она не станет мешать нам.

— Она нас ненавидит, ты сам слышал. Каждого из нас.

— Ее мать вынуждена скрываться из-за него, Лекс. Ты думаешь, что она поставит под угрозу ее ради мести? Ты бы поставил?