— Спасибо.
Но, к сожалению, мама не звонит даже в девять. И в девять пятнадцать тишина. Мне так страшно становится, аж до слез, не услышать ее в этот день — катастрофа, не меньше. Мало того, что она будет сильно переживать, если мы не поговорим, хотя в принципе и нет ничего страшного, если мы поговорим завтра, но…
«Встречать Новый год без мамы? Это же…так ужасно…» — слезы скатываются с глаз, когда на часах отражается время: 21.22, и я слышу где-то со стороны шумный выдох Макса.
Наверно, если бы он мог оставить мне телефон, он бы так и сделал, но, к сожалению, это невозможно. Его семья и без того сильно дергается и дергает его по моей вине, а если они узнают, что он пошел у меня на поводу, и вовсе взбунтуют.
«Неизвестно, чем это все может кончиться…они итак на нервах…»
И я хочу что-то ему сказать, но не успеваю. Наконец телефон оживает.
— Мама! Мамочка!
Буквально воплю, хватая сотовый так, будто это последний кусок хлеба в период страшного голода, и невольно всхлипываю, когда слышу ее мягкий смех.
— Здравствуй, моя родная, маленькая звездочка…
Я всегда знаю, что мама позвонит. С тех пор, как я в Москве — она делает это в восемь вечера каждый год, оттуда такая твердая уверенность. Сегодня не вышло, потому что Камилла объелась креветками, и ей было плохо, но даже это сыграло на руку — мама не спрашивала почему я так взволнована и плачу. Можно было избежать тягостного объяснения и сразу приступить к обсуждению последних новостей. С ее стороны был длинный рассказ, как круто им на островах, где они спрятались.
«Тут и океан, Мили, и солнышко, свежие фрукты, а еще такой колорит, которого ты в жизни не видела!»
С моей же…по факту, я мало что могла ей рассказать, чтобы не подставить Макса, разве что о своем решении изменить профессию.
«Выгорание, мам, это называется так…»
Бросив взгляд на Макса, я слегка улыбаюсь и отворачиваюсь. К сожалению да, мне надо говорить с ней на громкой связи, чтобы он все слышал — условия его семьи, — но я не сильно переживаю. Мне нечего скрывать, да и тайных сообщений о спасении я передавать не собираюсь. Я просто хотела услышать ее голос…
Наконец, когда трубки повешены, и я могу дышать свободно, я поворачиваюсь к нему лицом, сияя.
— Спасибо большое!
Макс мягко улыбается в ответ, слегка мотает головой и тихо, почти шепотом отвечает:
— Не за что.
Я было хочу подойти, чтобы поцеловать его, обнять — мне это нужно самой в первую очередь, — но тут взгляд сам собой, видимо по привычке, цепляется за часы. 22:23. И я расширяю глаза…
— Макс, время!
Он неохотно и сам смотрит, потом возвращается ко мне, сжимающей руки внизу живота от неловкости.
— Почему ты не сказал?
— Не хотел тебе мешать.
— Но ты же опоздаешь?…
— Плевать, выкручусь. Иди ко мне, малыш.
Конечно, времени у нас совсем нет, но поцелуй он успевает мне оставить, и когда я его провожаю, думаю, что снова умру. Так не хочется его отпускать…и я знаю, что ему тоже не хочется уходить. Макс прижимается ко мне лбом, тяжело дышит и шепчет, подтверждая:
— Не хочу уезжать.
— Знаю. Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал…
Вздыхает, нежно поглаживая мою щеку.
— Завтра, как проснусь, сразу к тебе. Не ешь всю утку!
— Там целая тушка! — хихикаю, — Думаешь осилю?
— Мне жаль, что ты будешь одна.
Отстраняюсь от неожиданного признания, и вижу в глазах знакомое мне сожаление, поэтому хочу его успокоить. Глажу по щеке, привстаю на полупальчики и оставляю последний в этом году поцелуй на горячо любимых губах.
— Я буду не одна. Со мной же Лýна, — Макс слегка подкатывает глаза, улыбается в ответ, и я шепотом добавляю, — Не переживай, я все понимаю. И что это не твой выбор тоже. Встретимся в следующем году?
— Еще бы.
— Я буду в белом.
Есть в Максе одна забавная «ненависть». Так, ничего серьезного, но его дико бесят «Сумерки» и все, что с ними связано. Как только я об этом узнала, начала подкалывать его то тут, то там, и наблюдать, как он фыркает и отплёвывается, а еще не забывает закатить глаза, «чтобы мозг свой увидеть». Так происходит и сейчас. Стоит мне произнести знаменитое окончание знаменитой фразы, как он тут же отстраняется и громко цыкает, а потом идет к лифту, не оборачиваясь.
— Эй, так просто уйдешь?!
— Ты делаешь это специально.
Смакует мое маленькое поражение и свою столь же незначительную победу, и оборачивается на меня только когда заходит в раскрытые створки. На лице его триумф, и прежде чем скрыться из поля зрения, наглый Чешир добавляет.
— Так что да, я просто так уйду.
Топаю ножкой, вызывая смех, который слышу до тех пор, пока могу, но и сама улыбаюсь. Тепло все таки, как ни крути…
22.50
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь, и пусть я не суеверна, но в это как раз очень даже верю. Накрываю красивый стол, плевать, что на одну персону, зажигаю свечи, украшаю. Я решила сделать это не в столовой, я вообще там особо не бываю, если честно, мой выбор падает на гостиную. Здесь и елка, и телевизор, а еще великолепный вид из окна.
«Скорее всего увижу каждый выпущенный салют…» — а еще, как Москва полыхает в искрах.
К тому же по моим представлениям, после боя курантов и получасовой возни с теликом и поеданием салатов, необходимо включить «Гринча». Это наша семейная традиция, которую я собираюсь исполнить, как исполняю каждый год. Также я решаю, что переодеваться нет смысла. На мне комфортная, мягкая пижама-комбинезон с оленем — все, как надо, и этого мне вполне достаточно. У меня, естественно, подготовлено и платье, но его я решаю оставить на завтра, когда здесь будет он. Стыдно признаться, но покупала я его именно для Макса, чтобы быть для него красивой.
«Боже, фу…» — кривлюсь своей глупости, а потом плюхаюсь на диван. Осталось всего двадцать минут.
Девятнадцать. Восемнадцать.
По телеку какие-то дикие танцы и поздравления. Всем весело. Я стараюсь улыбаться тоже, но то и дело поглядываю в окно, потирая ладони друг о друга. Стыдно признаться и в другом: быть здесь одной мне не нравится. Это одиноко.
Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать.
Все.
Шоу обрывается кадрами с Красной площади, и я ерзаю на месте от нетерпения, а потом слышу взрывы за окном и усмехаюсь: кто-то начал праздновать гораздо раньше, чем следует, но это лишь значит, что мне везет! Подскакиваю и прилипаю носом к окну, глядя на шикарный салют откуда-то из центра. Благодаря ему настроение подпрыгивает выше, и мне хочется проделать еще одну традицию, в которую, правда, я совсем не верю.
«Писать желание на листочке, а потом его есть — глупость, мама!» — всегда брюзжала, глядя на то, как старательно она выводит буквы, а теперь сама делаю тоже самое.
Усмехаюсь.
И чего же я хочу?
«Чтобы все было хорошо» — это относится ко всему: к Максу с его планом, к нам с ним, как к чему-то отдельному, и много чего еще по списку.
Я хочу, чтобы все было так, как планируется, но при этом мне известно, что никогда ничего не идет так, как мы планируем. Вроде даже поговорка есть: хочешь насмешить судьбу? Расскажи ей свои планы. Да и писать долго, а время то уходит…сжигать надо во время боя курантов, тогда же и выпивать шампанское, а то не сбудется — так мама говорила. Поэтому я пишу всего одно, короткое предложение:
«Я хочу чуда»
Поджигаю и выпиваю залпом, кое как успевая до последнего удара.
«Кажется справилась…» — теперь можно и поесть.
1 Января; 00.59
Теория подтвердилась: хочешь рассмешить судьбу? Расскажи ей свои планы. Я даже в простом планировании ночи облажалась, так как по идеи уже должна смотреть Гринча. Я же пью еще один бокал шампанского и взгляда не могу оторвать от шикарного салюта со стороны Красной площади, только чуть левее.
«Боже…представляю, сколько он стоил…» — долбит уже минут двадцать, не иначе как, и такой шикарный! Весь разноцветный, искрящийся, сразу видно, кто и где отмечает Новый год! Это вам не спальный район…
— Привет, малыш…
Так неожиданно это звучит, что в подпрыгиваю и роняю вазу с фруктами, а когда оборачиваюсь, не вижу ничего из-за ярких кругов перед глазами. В себя меня приводит тихий смех, и только благодаря нему я могу концентрироваться. Макс стоит передо мной в шикарном костюме, весь из себя, волосы уложены назад, на запястье золотые, яркие часы.
— Что ты здесь делаешь? — бормочу, краснея.
«Рядом с ним я точно курица общипанная…»
— Не мог допустить, что не съем твою утку.
Выгибает брови, явно ожидая реакции на шутку, но подмечает мое состояние абсолютного шока и неверия, улыбается и идет дальше. Тормозит напротив. Его парфюм, как обычно, просто шикарен. Ударяет меня и мою выдержку под дых так сильно и внезапно, что я готова упасть на колени тут же, но вместо того продолжаю хлопать глазами.
— Понял, что не могу не увидеть тебя сегодня, — шепчет, а у меня на глазах наворачиваются слезы от умиления, и я выдыхаю, держась на грани.
— Тебе не влетит?
— Я выкручусь. С Новым годом.
Макс достает из кармана маленькую веточку омелы, а потом поднимает над нами и самодовольно лыбится. Черт, нет, я просто не верю в то, что это происходит!
«Вдруг я перепила шампанского и упала, а потом стукнулась головой и сейчас истекаю кровью?!» — щипаю себя за руку. Естественно не тайно, кто бы вообще сомневался? — «Вряд ли я в состоянии сейчас сделать что-то тайно…»
Макс тихо цыкает и коротко смотрит на веточку, потом снова на меня.
— Амелия, ты разве не знала, что под ней надо целоваться, а не щипать себя за…
Не даю ему договорить. Так счастлива его видеть и наконец могу это показать! Шок от его саркастичного замечание окончательно исчезает, а я висну у него на шее и целую-целую-целую. Как я хочу. Страстно, нежно, с любовью…