Похожая на бамбуковую палочку резвая официантка стремительно подлетела к их столу, постояла над ним, высматривая какой-нибудь непорядок — вроде освободившейся, ставшей ненужной тарелки, — чтобы немедленно его устранить, непорядка не обнаружилось, и она, крутанувшись на каблучке, так же стремительно полетела обратно. Майкл-Майк, глядя ей вслед, вожделенно горел взглядом. Официантка и в самом деле была удивительно хорошенькая.
— А что, можно договориться с ней? — когда официантка исчезла, спросил Майкл-Майк, устремляя взгляд на Тони.
— Исключено. У нее другая работа. — Тони имел вид сдерживаемой победности. — Она не будет за деньги. Она согласится так. Но только если у нее никого нет, а вы будете за ней ухаживать и понравитесь ей. Правда, она будет считать, что вы собираетесь на ней жениться. Все тайские девушки глядят на мужчину, с которым спят, как на потенциального мужа.
— Еще не хватало! — Майкл-Майк посмотрел в направлении, в котором исчезла официантка, и возмущенно покрутил головой — словно бамбуковая палочка уже заявила на него свои права.
Тони безжалостно пожал плечами.
— Тогда, увы, у вас никаких шансов. Тайская девушка должна видеть, что вы готовы для нее на все. Вы, кстати, женаты, Майкл?
— Какое это имеет значение? — Майкл-Майк насторожился. Коньяк, готовый перелиться из рюмки в рот, замер недонесенным до губ.
— Да просто так, — небрежно отозвался Тони. — Вот я, например, свободен. И пока намерен оставаться свободным.
Рад вспомнил о четырех сестрах Тони, трое из которых были замужем за иностранцами, а одна, что была замужем за тайцем, недавно овдовела.
— В России холодно, Тони, — сказал он. — Зима пять месяцев, тридцать градусов ниже нуля, а все лето — три месяца.
Тони смотрел на него, словно на духовидца. Дрон с Нелли рассказывали Раду о сестрах Тони по-русски, и он не знал, что Рад посвящен в его семейные обстоятельства.
— Почему вы мне говорите о России? — спросил он.
— Да просто так, — ответил ему Рад его же словами. — У нас в России есть поговорка, у кого что болит, тот о том иговорит.
Тень, набежавшая было на лицо Тони, исчезла.
— Да, Дрон поминал, у вас в России проблемы, — кивнул он.
— Проблемы? — взглянул на Рада Майкл-Майк. — В России у всех проблемы. Покажите мне в России человека, у которого нет проблем!
— Проблемы — это мы сами. — Тони, положив ложку, потыкал себя в грудь пальцем. — Я не люблю проблем. Я их избегаю.
Майкл-Майк отправил в себя приторможенный было по пути ко рту коньяк.
— Просветите, Тони, а как вы устраиваетесь с женщинами? — спросил он. — Ходите по борделям?
— В Таиланде нет борделей. — В голосе Тони прозвучало нечто похожее на гордость. — В Таиланде никого нельзя принудить спать за деньги.
— Но ведь спят?
— По своей воле. А я, раз вы спрашиваете, — интонация горделивости в голосе Тони усилилась, — никогда в жизни ни с одной за деньги не спал.
Рука Майкла-Майка с рюмкой так и застыла у рта.
— А как же вы? Если каждая девушка смотрит на вас как на потенциального мужа?
Тони вздохнул.
— Приходится притворяться. Хотя это и нехорошо. Наверное, мое поведение отразится на моей следующей жизни. — По лицу его пробежала улыбка лукавства. — Ну и потом совсем не обязательно только с тайскими девушками.
Он вовсе не краснел, говоря на подобные темы, как показалось Раду в машине по дороге из аэропорта, наоборот, ему, кажется, доставляло удовольствие говорить на них. Возможно, тогда в машине ему мешало то, что, кроме них с Дроном, рядом сидела еще и Нелли.
— И где же вы их берете, не тайских? — заинтересованно спросил Майкл-Майк.
— О! — с той же улыбкой лукавства проговорил Тони. — Я же работаю в спортивном клубе большого отеля. Там тайских почти и нет.
Рука Майкла-Майка с рюмкой ожила и, наклонив рюмку, влила жидкий огонь бренди в рот.
— Тони, — произнес Майкл-Майк, выдохнув воздух, — вы лихой мужик. Я понимаю, почему вы у Дрона.
— Да, мы с Дроном друзья, — бесстрастно отозвался Тони. Не понять — то ли гордясь этим, то ли просто констатируя факт.
Когда спустя минут сорок они поднялись из-за стола, Рад плыл. Это было то дивное состояние, когда и не трезв, но и не скажешь, что пьян, все слегка покачивается, предметы вокруг утратили резкость — словно находишься под водой. И будто действительно находишься под водой, медленно движутся руки, медленно переступают ноги, медленно фокусируется взгляд, и голова тоже думает медленно, с запозданием, как если приходится преодолевать сопротивление воды и мыслям.
Момент пересечения свисающей с притолоки двери черно-резиновой границы, отделяющей улицу от чрева сияющего ярким электрическим светом Эдема, в памяти не остался. Рад обнаружил себя уже внутри, за круглым массивным столом между Тони и Майклом-Майком, перед каждым из них — по мягкому картонному кружку, и двигающийся подобно тени, какой-то неуловимый взглядом, бесплотный официант в белом переднике — который и делает его видимым — ставит на картонные кружки перед ними по высокому поллитровому стакану пива, перед Тони — безалкогольного. По поводу чего они с Майклом-Майком вовсю прохаживаются по Тони, топя в зубоскальстве позорное неофитство. Тони это прекрасно понимает и не обращает на их шпильки внимания, только похмыкивает и посмеивается в ответ.
— Оглядитесь, друзья, оглядитесь — говорит он потом. — Если вам девочки здесь не понравятся — пойдем в другое место.
— А в других местах лучше? — спрашивает Майкл-Майк.
— Дело вкуса, — мудро отзывается Тони.
— А это вот, то, что «пинг-понг» называется, это здесь будет? — задает следующий вопрос Майкл-Майк.
— Что за «пинг-понг»? — слышит свой заинтересованный голос Рад. — Здесь еще инастольный теннис подают? Вместо бильярда?
Теперь Тони с Майклом-Майком объединяются в зубоскальстве против него.
— Вульвой они стреляют, — насытясь зубоскальством, объясняет наконец Тони. — Бьют почище всякой ракетки. Как дадут по лбу!
— Так будет здесь «пинг-понг»? — повторяет свой вопрос Майкл-Майк.
— Нет, здесь нет, — отвечает наконец и ему Тони. — Далеко не везде есть, это надо было специально искать место. «Пинг-понг» — шоу, билеты на него покупаешь, там актрисы, не просто девочки. Но можно попробовать — походить поискать, где дают.
— Да уж хотелось бы, — говорит Майкл-Майк, с жадностью окуная верхнюю губу в пенящийся стакан и хищно глядя на цветущий яблоневый сад на помосте, словно бы колышимый легким ветерком звучащей из динамиков музыки.
— Любопытно, конечно, — поддерживает его Рад. Но никуда они отсюда уже не уходят, так и остаются здесь. Почти все пустовавшие, когда они вошли сюда, столы вокруг неожиданно оказываются занятыми, девушки с помоста одна за другой спускаются в зал, яблоневый сад начинает стремительно редеть, и Майкл-Майк вскидывается:
— Вот ни хрена себе! Разберут сейчас лучшеньких! — Это вырывается у него по-русски, и по-русски же, обращаясь к Раду, он вопрошает: — Ты выбрал?
Вопрос заставляет Рада признаться самому себе, что выбрал. Чего он до вопроса не осознавал. Однако же да, выбрал: в смысле, если бы , то вот эту .
Майкл-Майк, естественно, уже облюбовал для себя. Вот если , то он вот эту .
— Тони, как это делается, организуйте, — распоряжается Майкл-Майк.
Тони взмахивает рукой, подзывая от бара распорядителя (метрдотелем того никак не назовешь), произносит несколько слов по-тайски, тыча пальцем в направлении помоста, полминуты проходит в молчаливом ожидании — и яблоневый цвет осыпается им на головы. То есть, конечно, не совсем на головы, — девушки опускаются на стулья рядом. «Черт побери, какого хрена?!» — обдает Рада волной трезвой мысли. Ведь, отправляясь в Пат-понг, он намеревался лишь прикоснуться к этой жизни, втянуть в себя ноздрями ее запах… Однако благая мысль, мелькнув, исчезает, и вот он, следуя подсказке Тони и повелительному пожеланию своей, заказывает ей полный стол еды, и о чем-то расспрашивает ее — тут же забывая полученный ответ, — и рассказывает о себе: русский бизнесмен, владелец спортивного клуба, уважаемый человек. Майкл-Майк в рассказе о себе тоже предстает предпринимателем, специалистом по особым проектам, элита, не элита, а сливки общества — точно. Обитательницы Эдема изъясняются по-английски едва-едва, так, отдельные, нужные, видимо, в их жизненном обиходе слова, Тони, с поощряюще-благожелательной улыбкой наблюдающий за Радом с Майклом-Майком из-за безалкогольной кружки, сообщает, что по-английски между собой можно трепаться о чем угодно — связную речь обитательницы Эдема не поймут. «Это деревенские девочки, высшего образования они не получили», — посмеиваясь, замечает он. «Все равно как в московском клубе, — обращаясь к Раду, снисходительно бросает по-русски Майкл-Майк. — Разница — что не из-под полы и девочки тебе — сразу наружу телом».
Сколько они так сидят? Непонятно. Время растворяется в небытии. Девочки едят, запивают манговым соком, щебечут по-тайски между собой, перебрасываются время от времени, подмешивая в тайскую речь английские слова, фразой-другой с Тони и не обращают на них с Майклом-Майком особого внимания. «Разжигают, суки», — говорит Майкл-Майк Раду по-русски. Он обнимает свою за плечи и кладет похожую на совковую лопату большую руку ей на живот. «No, no, no. — Нет, нет, нет», — стрекочет девушка, умело выворачиваясь из его рук. — «Don\'t do it. I am not yours yet. — Не делайте этого. Я еще не ваша». «Вы с нею еще не договорились, — объясняет Тони. — У вас на нее пока никаких прав. Может быть, вы только хотите ее покормить?» Дальше он объясняет: тысячи бат за ночь ей будет достаточно. Но за то, что заведение дало возможность познакомиться, нужно будет дать еще двести бат распорядителю. Никаких номеров при заведении нет, а если девушка дала согласие, следует отправляться с нею в гостиницу. «Что, может еще и не согласиться?» — изумленно перебивает его Майкл-Майк. «Ну, если вы ей совсем противны», — отвечает Тони. И продолжает свой инструктаж: в гостиницу можно поехать к себе, если хотите, а можете в какую-нибудь из тех, что поблизости. В них всегда можно снять номер на ночь. Это будет примерно еще тысячу бат.