Его звали Бобби. А тайское ваше имя, слюбопытничал Рад, когда сосед представился. О, для моих англоязычных друзей я Бобби, отозвался сосед.
Разговор тек, катился, скакал по камушкам набирающей силу горной речкой — словно бы сам по себе, естественным ходом, движимый взаимным интересом друг к другу. Бобби рассказывал, что едет в Чиангмай к родителям, вернее, не в сам Чиангмай, а под него, родительский дом в восьми километрах от города, у матери день рождения, и он везет ей подарки, три дня отпуска на работе, мать в его детстве хотела, чтобы он стал монахом, если из семьи вышел монах — добродетель, обретенная им в монашестве, распространится и на остальных членов семьи, но он не захотел в монахи и сейчас вымаливает у матери прощение — посылает родителям каждый месяц по двести пятьдесят долларов, они копят деньги — и покупают рисовые поля, рисовые поля — это надежная инвестиция, это, можно сказать, его будущая пенсия.
Рад с восхищением смотрел на Дрона — как лихо у него получилось придать разговору самодвижение, заставить Бобби так обнажаться. Дрон был талант.
Бобби говорил и говорил, рассказывал о своей жизни, вынутая им из чемодана книга лежала у него на коленях нераскрытой. Ясно было, что разговору с Дроном о том сегодня уже не быть.
Рад посмотрел на Нелли. Она сидела, откинувшись на спинку сиденья и общалась с собеседником из «Рэндом-хауз».
Рад встал и направился в туалет. Туалетов было два — один напротив другого. Внутри все сверкало и блестело чистотой, свешивался со стены толстенный рулон широких бумажных полотенец, висел около унитаза рулон белейшей двуслойной туалетной бумаги, флакон с жидким мылом над умывальником был заполнен до отказа, а около унитаза с массивным стульчаком из сверкающей белой пласмассы на блестящем никелированном держателе висел резиновый шланг с блестящим никелированным наконечником-краном — приспособление, позволявшее использовать унитаз как биде.
Когда он вернулся из туалета, в купе Дрона с Нелли как раз зашел проводник. Ни слова не говоря, проводник быстрыми, автоматическими движениями приподнял стол, вытащил из отверстия в полу крепежную стойку, подогнул ее, отнял стол от металлического выступа у стены и, соступив в проход, убрал стол обратно под пол купе. Следом он снова поднялся в купе, и теперь объектом его молчаливых автоматических действий стала верхняя полка, зализанно, так что, не зная, и не понять, что полка, прижатая к вагонной стене. Что-то у него под руками щелкнуло, полка отделилась от стены, перевернулась на сто восемьдесят градусов, громыхнула и оказалась висящей на мощных металлических кронштейнах в готовности принять на себя человеческое тело.
— Красиво! — сказал Нелли Рад по-русски.
— Да, всякий раз не успеваю понять, как они это делают, — отозвалась Нелли.
Проводник между тем, соступив в проход, снова наклонился и все из той же подпольной темноты вытащил на белый свет лестницу. Такими же автоматическими движениями разложил ее, сделав вдвое длиннее, приставил вертикально к верхней полке, короткий металлический хруст — и лестница оказалась сцеплена с ограждающим поручнем полки.
— Очень вам благодарна! — по-английски произнесла Нелли.
Проводник не ответил ей. Он уже был в купе Рада. Дрон с Бобби все сидели там, и сейчас Бобби что-то записывал для Дрона на листке бумаги.
Проводник, обращаясь к Бобби, буркнул по-тайски и, взявшись за край стола, изготовился убирать его. Бобби так же по-тайски ответил ему, сделал жест, из которого ясно было, что он просит проводника уйти, обещая все сделать сам, но проводник упрямо помотал головой и быстро-быстро запел по-тайски — быстро и сердито.
Бобби взял со стола листок, на котором писал.
— Он говорит, — сказал Бобби по-английски, — что должен исполнять свои обязанности. Он безусловно прав, это я был не прав, останавливая его.
Проводник уже отнимал стол от металлического выступа под окном.
Бобби на весу дописал на листке несколько слов и передал листок Дрону.
— Это вот, в дополнение к визитке, мой адрес в Бангкоке.
— Нас что, подталкивают укладываться спать? — спросил Рад у Бобби.
— Да, уже девятый час. Уже время. Можно лечь, — ответил Бобби.
— В Таиланде зимой рано ложатся спать, — по-русски сказал Дрон. — Это утебя еще не было возможности заметить. И то: темень же. А электричество, между прочим, дорогое.
— Кстати, в Чиангмай прибываем в семь утра с минутами, — крикнула услышавшая их Нелли. — Так что совсем даже не грех лечь.
Через полчаса Рад, задернув серовато-голубую синтетическую занавеску, свисавшую на крючках с верхней полки, лежал у себя на нижней, укрытый большой вафельной простыней, выданной проводником как одеяло, и пытался заснуть. Сна, несмотря на тяжелую предыдущую ночь, не было ни в одном глазу. Все в нем внутри стояло торчком. Быть здесь уже три дня — и не суметь сделать того, из-за чего сюда прилетел!
Глава десятая
Воздух был свеж и даже знобок. Никто из них троих — ни Дрон, ни Нелли, ни тем более Рад — не был готов к такому, не надели ничего теплого и, оказавшись на улице, невольно отметили это удивленными восклицаниями. «Горы», — с тщеславным удовольствием местного уроженца проговорил Бобби.
Привокзальная площадь была просторна и пустынна, производя впечатление пустыря. Лишь в нескольких местах этого пустыря его оживляли пожарной окраски, полугрузового облика машины с крытыми низкими кузовами, по бокам которых, в виде прорези, тянулось сплошное окно, и около этих машин, напоминающих жуков-пожарников, подобно пчелам, вьющимся вокруг летки улья, толклось по небольшой группе людей.
— Такси, — повел рукой Бобби, указывая на разбросанных по пустырю площади жуков-пожарников.
Впрочем, люди большей частью не задерживались возле машин, а подходили к одной, стояли там некоторое время, создавая эффект толпы, и шли к другой. Некоторые, однако, оставались, забрасывали в кузов с отсутствующим задним бортом свои вещи и забирались по ступенькам внутрь.
— Это что, водитель выбирает, с кем ехать, с кем нет? — спросил Рад, мгновенно вспоминая родные вокзалы.
— Нет, какое у него право? — Удивление, с которым Бобби посмотрел на Рада, отдавало сомнением: всерьез ли задан вопрос. — Он поедет туда, куда нужно первому пассажиру. Всех остальных он может взять только если им по пути.
Все вчетвером они подошли к ближайшему такси, Бобби перекинулся с водителем, стоявшим рядом, несколькими фразами на тайском и замахал руками, перейдя на английский:
— Садитесь! Повезло. Давайте. Вам по пути!
— Прошу, — кивнул Дрон, указывая Нелли на ступеньки, ведущие в кузов.
Внутри кузова вдоль бортов шли скамейки, на каждой из которых могло уместиться человек пять-шесть, а посередине между ними был довольно просторный проход. Внутри уже сидели трое, в проходе стояли чемоданы, были нагромождены друг на друга картонные коробки, обмотанные скотчем.
Бобби с довольной улыбкой — что так хорошо все устроилось — стоял внизу и показывал большой палец.
— Счастливо вам! Удачи! Пойду искать другое такси. В моем направлении.
— Счастливо, Бобби, спасибо за все! И вам удачи, будьте здоровы! — помахали ему руками Рад с Нелли.
— Я вам позвоню, Бобби! — крикнул вместо прощания Дрон.
Водитель, стоя на земле напротив прохода, оглядывал внутренность кузова с миной огорчения на лице.
Ему явно хотелось взять еще пару попутчиков, но столь же явно из-за наваленного в проходе багажа садиться было уже некуда.
Машина рванула с места так, что Раду с Дроном, сидевшим на самом краю скамеек, чтобы не вывалиться наружу, пришлось судорожно схватиться за сиденье под собой.
— Такси-скамейка, — сказал Раду Дрон, когда машина набрала скорость и пошла ровно.
— Две скамейки, — уточнил Рад.
Вот, наверное, все, что в нем осталось от профессии, которая оказалась ему не нужна: любовь к точности.
— Нет, так это такси называется: такси-скамейка, — объяснил Дрон. — Официальное название. Taxi-bench.
— Все же тайцы доброжелательный народ, — ни к кому не обращаясь, проговорила Нелли. — Вот тот же Бобби. Совершенно обворожительный человек. Просто прелесть.
— Да?! — вопросил Дрон. — Деньги он чует, Бобби. Деньги. Вот и вся прелесть.
— Ас чего ему вдруг так показалось? — Рад счел себя должным принять участие в разговоре.
Ответила вместо Дрона Нелли:
— А с чего нам вообще что-то кажется? Потому что мы этого хотим.
Дрон не опротестовал ее утверждения. Такси летело по пустынной утренней дороге, притормаживало на поворотах и снова летело, ветер, врывавшийся в прорези окон, не давал забывать о горах, Нелли сжалась, обхватила себя руками крест-накрест за плечи.
Слева от дороги, разметав ряды низкорослых строений и зелень, в которой они утопали, словно гигантский белый парус в океанском небесном просторе, выросло впечатляющее здание, на крыше которого крупными буквами было означено: «Sheraton». Вокруг еще были горы земли, щебня, верхние этажи не застеклены, но надпись уже гордо реяла в небе, столбя в нем права бренда. Такси взлетело на мост через реку, промахнуло его, повернуло направо, пронеслось метров сто и, резко затормозив, встало.
— «River Ping Palace», — обернувшись, крикнул в окошечко между кабиной и кузовом водитель.
«River Ping Palace» — так называлась гостиница, которую удалось заказать вместо той, что ждала их через несколько дней.
Рад с Дроном только успели спрыгнуть на землю, водитель уже был тут как тут и, оттеснив их от кузова, принялся сгружать багаж. Проход расчистился, Нелли, поднявшись, проследовала к ступенькам. Рад, по усвоенной с детства привычке, подал ей для помощи руку.
— Премного благодарна, — сказала Нелли, спустившись и отнимая руку.
Дрон, рассчитываясь с водителем, насмешливо взглянул на Рада:
— Ты еще и галантен!
— Я еще и галантен, — согласился Рад.
— Девушкам приятно, — как вступаясь за него, произнесла Нелли.