Он был прав в своем нечаянном утверждении, что все рокеры друзья. Две минуты спустя чемодан Жени-Джени был натуго пришпандорен прочными резиновыми шнурами к багажнику, итальяночки ссажены томиться ожиданием возвращения своих френдов, а Рад с Женей-Джени восседали на их местах.
У арки «Национальный парк» мотоциклы остановили. Мытари выполняли свою работу с честью и рвением.
Впрочем, квитанциями рокеров, намозоливших им глаза, они не интресовались. Их интересовали Рад с Женей-Джени.
Теперь квитанция у Рада была. Достав из кошелька, он предъявил ее, полез в отделение с деньгами заплатить за Женю-Джени — у него было только сто пятьдесят бат. Полотнище с драконом, повторная оплата въезда на остров, прокат мотоцикла — все были неожиданные траты, и он остался без денег.
С чувством, будто на виду у всех с него свалились штаны, Рад подошел к Жене-Джени и попросил у нее недостающие пятьдесят бат. Женя-Джени с готовностью извлекла из сумочки на плече кошелек и распахнула его перед Радом:
— Сколько нужно!
Кошелек был толсто набит купюрами. Рад покопался в них. Пятидесяти бат не было. Только одна двадцатка, а все остальные тысячные. Он взял тысячную, отдал сборщикам подати, получил квитанцию, сдачу и, присовокупив к сдаче сто пятьдесят бат, что остались у него, пошел обратно к Жене-Джени. Она со своего места за спиной у рокера замахала руками:
— Ой, я уже все убрала, неохота лезть. Оставь у себя. У Рада было чувство, будто штаны, которые он изо всех сил держал руками, не давая им заново свалиться, непостижимым образом опять оказались у щиколоток.
— Держи, — тряхнул он пачкой купюр у себя в руке, и она, повременив, взяла сумку себе на колени, открыла молнию, полезла за кошельком.
— Напрасно ты так. Зачем, — произнесла она, принимая у Рада деньги. Как если б он обидел ее, но она стоически прощает ему обиду.
Рад не ответил ей.
Он устроился за спиной своего возницы и, наклонясь, крикнул рокеру в ухо:
— Давай!
Через несколько минут они были на месте. Рокеры, втайне от Жени-Джени согласно указав Раду на нее и подняв вверх большой палец, укатили обратно к своим итальянкам, и Рад с Женей-Джени остались на дороге над ее чемоданом «Rangchang» вдвоем.
— Что дальше? — вопросила Женя-Джени, словно это Рад звал ее сюда, зазвал, и вот она здесь, а он не обеспечил их встречу программой.
— Дальше, я полагаю, пока в мое бунгало, — сказал Рад. — Устроит тебя?
— Вполне, — согласилась Женя-Джени с первым пунктом предстоящей программы.
Он поднял ее чемодан и, повторяя изгибы дорожки, пошел наверх. Женя-Джени, слышал он по шагам, шла прямо за ним.
— Его можно катить, — сказала она, когда он на очередном повороте перебросил чемодан из руки в руку.
— Мне не тяжело, — отозвался Рад.
— Ты сильный, — проговорила Женя-Джени через паузу.
Рад оглянулся на нее.
— Чемодан у тебя легкий, — сказал он.
Под аккомпанемент этого содержательного разговора они поднялись к бунгало, взошли на веранаду, и он, открывая дверь, предупредил ее, что внутрь нужно входить, сняв обувь.
— Демократично, — оценила правило Женя-Джени. Это же она произнесла, войдя в комнату и оглядев ее.
— «Демократично», я надеюсь, — это не ругательство? — спросил Рад.
— О нет-нет, это констатация, — быстро ответила Женя-Джени.
Рад прошел к регулятору кондиционера и щелкнул им. Лопасти вентилятора остались неподвижны, а кондиционер загудел, в комнату потекла струя прохладного воздуха. Работающий кондиционер свидетельствовал, что на острове официально наступило вечернее время и до темноты осталось совсем немного.
— Я думаю… — начал он, поворачиваясь к Жене-Джени, и осекся. Он хотел сказать ей о Нелли и Дроне — раз скоро темнота, то следует скоро ждать и их, но Женя-Джени стояла посередине комнаты с таким лицом, что он понял: не нужно ей сейчас говорить ничего.
— Рад, — произнесла Женя-Джени, — почему ты меня бросил?
Не отвечая, он прошел мимо нее к входной двери и захлопнул ее.
— Ты приехала задать мне этот вопрос? — повернувшись, спросил он от двери.
— В известной мере, для того.
Выяснять отношения с женщинами — ему всегда недоставало на это таланта.
— Женечка, — сказал он, — милая ты моя, ты знаешь ли, почему я здесь?
— Знаю, — неожиданно для него ответила она. Откуда она могла знать? Как? Но тут же ему стало понятно: от Нелли. Что ж, это было ему на руку.
— А знаешь, так что тебе объяснять. Все должна понимать сама. Мне не до романов было.
— «Романов»! — эхом отозвалась она. Скорее язвительно, чем оскорбленно. — Но почему же ты мне ничего не сказал? Почему я должна была узнавать все от Нелли?
— Да зачем тебе, Женечка, нужно было все это узнавать? — проговорил он. — Совсем тебе не нужно было это все знать. Жаль, что узнала.
— Очень плохо, что ты так решил! — Перевернутое лицо Жени-Джени было исполнено негодующего упрека. — Не имел права. Не смел!
Она вдруг оказалась около него — руки на его шее, глаза около его глаз, и его овеяло ее дыханием. Еще она неловко наступила босой ногой ему на ступню — кажется, не заметив того, — и он тоже не стал отнимать ноги.
— Рад, почему ты мне ничего не сказал? Почему? Почему?!
Лучшим ответом было заставить ее замолчать — это Рад и сделал. Губы его вобрали в себя ее губы, он узнал их вкус, их крепость, а мгновение спустя одна его рука крепко держала ее за узкую спину, другая была на ее затылке, и он втискивал ее в себя, стоящую на нем уже обеими ногами, так, чтобы она впаялась в него.
— Мне надо в душ, — хрипло сказал он, отрываясь от нее.
— И мне. — Она стояла у него на ступнях и, чтобы видеть его, выгибалась назад, цепко держась за его шею. — Дашь полотенце?
Слушая звуки душа за дверью, Рад понял, для чего он купил у настырного тайца с испуганными глазами этого дракона. И когда Женя-Джени в переброшенном наискось через грудь полотенце, придерживая его рукой, вышла в комнату, он стоял с вишневым полотнищем в руках, словно тореро, встречающий на арене быка.
— Торо! — передернул он перед ней полотнищем. — Не откажешься принять в подарок?
— Какая прелесть! — Она освободила одну руку, взяла полотнище из рук Рада и попросила: — Отвернись на секунду. Можешь повернуться, — объявила она через полминуты.
Рад повернулся — полотенце было у нее теперь лишь на груди, а полотнище с драконом обвилось вокруг бедер юбкой. И замечательная получилась юбка — может быть, юбкой полотнище и должно было служить по замыслу?
— Великолепно, — сказал он. — Нравится?
— Очень, — сказала она. — Только мне неприятно, что ты купил это для кого-то, а подарил мне.
— Не так. — Раду стоило усилий сдерживать себя, чтобы не размотать на ней эту юбку прямо сейчас же. — Я купил вообще. Но получилось — тебе.
— Иди. Я тебя жду, — блеснула она на него глазами. Он мылся, как метеор. Он не помнил, когда он мылся с такой скоростью. Возможно, он уложился в две минуты. Ну три.
В комнате, когда он вышел из душа, стоял запах духов. Хотя, наверно, про этот запах следовало сказать «витал». Это были такие тонкие духи, несмотря на их силу, что они, скорее, напоминали тихую, непонятно откуда звучащую музыку: ее практически и не слышно, а убери ее — и тишина оглушит. На улице было еще светло, но в комнате подступающие сумерки уже дали себя знать, и, уходя в душ, он включил свет, — теперь свет не горел. Женя-Джени лежала на спине, укрытая простыней, со сложенными поверх простыни руками.
Рад наклонился и одним быстрым движением взвил с нее простыню в воздух. Руки ее дернулись поймать взлетевший покров, но пальцы, чтобы схватить, не сжались. Ноги у нее были скрещены, а волосы лобка выдали в ней шатенку. Они были подбриты уходящей в междуножие узкой полоской. Это было открытием. В прошлый раз, на даче бывшего сокурсника, он совершенно не разглядел ее. Перед глазами у Рада на мгновение мелькнула Нелли в его номере в Чиангмае, сбросившая с себя халат. У Нелли там не было тронуто ничего: могучие тропические заросли — как создала природа.
— У меня с резиновыми изделиями полный ноль, — сказал Рад, стоя перед Женей-Джени на коленях и нагибаясь к ее груди. — У тебя есть?
— Есть, — ответила она через паузу. Серые ее глаза смотрели на него снизу с напряжением ожидания. — Под подушкой. — И через новую, мгновенную паузу спросила с запинкой: — А нам… нужно? У тебя кто-то был. — она снова запнулась, — после нас?
— Нет, — ответил Рад. Для чего ему не потребовалось задуматься даже и на мгновение.
— Тогда мы можем без этой штуки, — произнесла Женя-Джени.
Что означали эти ее слова: что она ни с кем после него не была, что была, но с защитой, — Рад уже не думал. Он всегда в таких случаях полагался на женщин. Женщина беззащитней, и выбор за ней. Да он уже и не способен был думать. «А-ах!», исторгшееся из них, вышло таким одновременным, словно у них была одна гортань на двоих.
В комнате, когда они отпустили друг друга, стояла полная темнота, на улице зажглись фонари. Чувство блаженной опустошенности владело Радом. Та ночь в доме бывшего сокурсника была удивительно заурядна, то, что произошло сейчас, было счастьем. Правда, к чувству счастья примешивалось и чувство смущения: временами ему казалось, он не с Женей-Джени, а с Нелли. Чувство смущения было тем сильнее, что Женя-Джени повторяла и повторяла ему: «Я тебя люблю! Люблю!» «Ты любишь меня? Ты любишь меня? — вопрошала она минуту спустя. — Ответь, любишь?!» — «Люблю», — отвечал он, и это не было обманом, но кому он отвечал: ей или Нелли?
— Ты от меня больше никуда не убежишь, — проговорила Женя-Джени через несколько минут, как они отпустили друг друга. Она перевернулась со спины на живот, забросила на него ногу и легла головой ему на плечо. — Я тебе больше не позволю! Ни за что!
На последних ее словах зазвонил телефон. Оба они дернулись — но это был не телефон Рада, это был мобильный Жени-Джени. Чертыхнувшись, она вскочила, пробежала к стулу, на котором лежала ее одежда, прикрытая сверху его подарком с драконом, извлекла из кармана джинсов трубку и ответила: