Вскоре после шести часов с «Адмирала Ушакова» передали, что «Александр III» терпит бедствие, крен его увеличивается, но броненосец, хоть и отстает, продолжает идти по курсу и отстреливаться. В это время миноносец «Безупречный» нагнал флагманский корабль адмирала Небогатова и сообщил ему, что адмирал Рожественский передает ему командование эскадрой. Броненосцы 3-го отряда увеличили ход и постепенно обошли отстававший «Александр III».
В 6 часов 30 минут на «Александре III» в результате новых попаданий показалось пламя между дымовыми трубами, корабль потерял способность управляться, но продолжал стрелять. Его бросило влево наперерез курса остальных броненосцев. Сильно накренившись и оставляя полосу густого дыма, «Александр III» перерезал строй впереди «Сисоя Великого» и «Адмирала Нахимова», и в 6 часов 48 минут броненосец, не прекращая стрельбу из уцелевших орудий, опрокинулся, вероятно, в результате острого поворота при слишком большом крене. Вода, разливаясь по внутренним палубам, хлынула к накренившемуся борту и, подобно тому, как падает сраженный топором ствол дерева, броненосец, увеличивая крен, перевернулся на глазах пораженных ужасом экипажей русских концевых броненосцев.
Было видно, как герои-гвардейцы бросаются в воду, но, увидев, что их опрокинувшийся корабль не тонет, они начали вылезать на его днище, цепляться за водоросли и ракушки, которыми за долгое плавание в тропических морях покрылась подводная часть броненосца, и, в последней надежде сохранить жизнь, махать руками по направлению к уходящим от них броненосцам. Слезы стояли в глазах команд этих броненосцев при расставании с ними, но бой шел дальше, их корабли уже обстреливались не только японскими броненосцами, но и японскими броненосными крейсерами, которые в это время приближались с юга в строе пеленга к месту боя. Нашим концевым броненосцам пришлось отстреливаться на два борта: правым против ушедших вперед броненосцев адмирала Того, а левым против нагонявших их броненосных крейсеров Камимуры. В это время «Сисой Великий» и «Адмирал Нахимов» получили много новых попаданий. На место гибели «Александра III» спешил полным ходом легкий крейсер «Изумруд», готовясь спустить свои шлюпки. Но огонь кораблей Камимуры был чрезвычайно губителен и бессмысленно жесток, недолеты без пощады убивали тонущих, русский крейсер смог только сбросить на воду пояса, круги и койки и спешить за своей эскадрой, которая уже удалилась кабельтовых на 20, а японские крейсера приблизились на ту же дистанцию к «Изумруду».
Скоро днище «Александра III» скрылось в набежавших волнах. Еще долго плавали люди, обломки дерева, пояса и койки. В сгустившихся сумерках проскользнули черные тени японских крейсеров. Ни один из них не остановился. Ночь спустилась. Никто не спасся из девятисот чинов Гвардейского Экипажа, составлявших команду этого героического корабля. Никто не расскажет об индивидуальном геройстве их командира – капитана 1-го ранга Бухвостова, его офицеров, кондукторов и матросов. Некому поведать, какую драму они пережили и каким страданиям они были подвергнуты в течение пятичасового боя с неприятелем и с огнем и еще более долгого боя с ледяной водой. Их геройство осталось безымянным. Их совместный подвиг связан навеки с именем их корабля – «Император Александр III».
Теперешние хозяева России никогда не посмеют этим именем назвать новый корабль, на котором будут плавать и так же геройски сражаться потомки доблестно погибших в Цусимском сражении. Но придет время, когда одним из первых кораблей, на котором снова взовьется славный Андреевский флаг, будет опять «Император Александр III». И это славное имя никогда не переведется, пока будут плавать корабли под флагом синего креста на белом фоне.
Согласно донесению адмирала Того, в последней фазе сражения на склоне дня 14 мая участвовало с каждой стороны по шесть кораблей. С японской стороны это были четыре броненосца и два броненосных крейсера, составлявшие первый боевой отряд, находившийся под командованием самого Того. С русской стороны в начале этой фазы боя принимали участие пять броненосцев и один броненосный крейсер, оставшиеся от 8 кораблей, составлявших первые два броненосных отряда адмиралов Рожественского и Фелькерзама. Отряд адмирала Небогатова в это время поддерживал своим огнем русские легкие крейсера в перестрелке последних с японскими легкими крейсерами.
Но после того, как «Александр III» был подбит и отстал, вместе с ним задержались «Наварин», «Сисой Великий» и «Адмирал Нахимов». Только через некоторое время на их место вступили в линию четыре корабля, подчиненные Небогатову, и количество русских кораблей, сражавшихся против шести кораблей адмирала Того, осталось все тем же. Тем временем отставшие русские корабли завязали бой с подоспевшими броненосными крейсерами адмирала Камимуры; бой этот был вскоре из-за темноты прекращен.
Все эти перестроения русской эскадры остались незамеченными со стороны адмирала Того. При возобновлении боя японская эскадра находилась в более светлой части горизонта, а русская – в более темной, что и помогло утаить русские перестроения. Но по мере того, как японские корабли, пользуясь преимуществом в ходе, постепенно нагоняли русскую эскадру, они оказались на восток от нее, и роли переменились. Теперь японские корабли было очень трудно различить на потускневшем восточном горизонте, тогда как русские корабли отчетливо выделялись на освещенном заходящим солнцем западном горизонте. Это обстоятельство помогло японским броненосцам нанести последние решительные удары уже измученным русским кораблям, а самих себя уберечь от тяжелых повреждений русскими снарядами.
Главными участниками этой фазы сражения с русской стороны были по-прежнему три наших лучших броненосца, которые несли на себе всю тяжесть сражения с того времени, как «Князь Суворов» вышел из строя, то есть в течение более чем четырех часов. Ими были «Император Александр III», «Бородино» и «Орел». Остальные броненосцы участвовали или в начальной стадии этой фазы сражения, или только в заключительной. После того как «Александр III» был окончательно подбит, огонь японских броненосцев был сосредоточен на остальных двух русских броненосцах, шедших головными, и в первую очередь на «Бородино».
До тех пор «Бородино», имея большие потери в личном составе, не получил значительных материальных повреждений. Броненосец энергично отвечал на неприятельский огонь из своей кормовой башни с 12-дюймовыми орудиями и из трех башен правого борта с 6-дюймовой артиллерией. Но теперь под сосредоточенным огнем японцев его сила быстро истощалась. Выходили из строя орудия, падали убитыми или истекали кровью чины экипажа, количество пробоин росло, все больше и больше воды вливалось в корабль, и крен броненосца увеличивался. Но «Бородино» по-прежнему держал курс на Владивосток, лишь немного уклонившись влево, и не сделал попытки уйти со своего места, когда губительный огонь японских кораблей достиг апогея.
Кто в это время командовал «Бородино», осталось неизвестным. Капитан 2-го ранга Макаров был уже давно ранен. Его заместители оказались такими же доблестными и настойчивыми офицерами, каким себя показал Макаров. Командир, капитан 1-го ранга Серебренников, потеряв много крови, лежал, но, согласно рассказу Ющина, все время интересовался боевой обстановкой и, очевидно, своими советами поддерживал дух офицеров, исполнявших обязанности командира броненосца, за которым послушно следовала вся эскадра.
Наконец, под ураганным огнем японских броненосцев, «Бородино» запылал. Высокие языки пламени и клубы густого дыма повалили из середины броненосца ближе к корме. Японцы, заметив пожар, еще усилили стрельбу по обреченному кораблю. В это время солнце, слепившее глаза японских комендоров, скрылось за горизонтом, и «Бородино» проектировался на светлой части неба, как на ладони. Попадания японских снарядов участились. Но «Бородино» по-прежнему отвечал из своих орудий, хотя его огонь заметно слабел. Черные тени японских броненосцев уже слились с темным небосклоном. Набегающие волны стали тяжелыми, как свинец. Серая пелена окутала соседние корабли. Но ночь все еще не хотела спуститься и прикрыть своим покровом израненный корабль.
Носовой каземат, где находился Ющин, наполнился дымом и удушливыми газами. Стало тяжело дышать. Тяжело раненный поручик Беннингсен вернулся после перевязки снова в батарею. Вскоре сюда прибежал сигнальщик с верхней палубы, чтобы позвать Беннингсена принять командование броненосцем, но Беннингсен уже недвижно лежал на палубе, сраженный наповал новым осколком. Сигнальщик побежал дальше, на корму, надеясь отыскать там кого-либо из офицеров. В командование орудиями в каземате вступил кондуктор Иван Чупахин.
Новый крупный снаряд разорвался перед казематом. Из всей прислуги орудий остались в живых только Чупахин и Ющин. Пламя после разрыва быстро распространилось в сторону поднятых из погреба патронов. Рядом валялась чья-то голова. Ющин инстинктивно поднял руки, чтобы убедиться, что его голова находится на месте. Тем временем Чупахин не растерялся и начал выбрасывать патроны за борт, чтобы они не начали от пламени взрываться, а Ющину он приказал: «Беги на корму, зови людей, нам вдвоем с огнем не справиться».
Но Чупахин не знал, что творится на корме. Поднявшемуся наверх Ющину представилась ужасная картина. Мачты были увешаны странными обрывками снастей, которые наподобие бесчисленных вымпелов и флюгарок крутились на ветру. Трубы были в дырах и покосились, хотя и продолжали стоять. Не было ни мостиков, ни надстроек, ни ростр, а только груды руин. Из кормы подымался огромный огненный факел, перемешанный с черным дымом. И из этого кратера ярким фейерверком вылетали рвущиеся патроны, сопровождаемые непрерывным треском, наподобие дроби, отбиваемой на гигантских барабанах. Палуба зияла дырами и проломами. Всюду лежали трупы команды.
Подходили последние минуты корабля, но броненосец по-прежнему вел нашу эскадру вперед к заветному русскому берегу, до которого осталось всего два дня пути. Андреевские флаги трепетали на клотиках. Из башен раздавались орудийные выстрелы навстречу врагу.