Участь «Ицукусимы», похоже, решена – окончательно потеряв управление, тот беспомощно катится вдоль надвигающегося фронта, приближаясь с каждой минутой: почти каждый русский выстрел достигает цели. Орудия видимого борта отвечают все реже – больше половины из них замолчали.
Палуба под ногами начинает крениться, вражеский крейсер перемещается левее…
– Поворачиваем… – Данчич сплевывает, доставая портсигар. Лицо в крови – похоже, зацепило осколком, где-то выше лба. – Дальше не пойдем, будем добивать всеми бортами… – Чиркает зажигалкой, закуривая. – А жаль: жить «Чиоде» осталось совсем немного…
До умирающего подранка не больше пятнадцати кабельтовых. Враг представляет собой жалкое зрелище: дымовая труба сбита, отсутствует мачта – переломленная пополам, она лежит на корпусе. Отчетливо видна лишь носовая часть – и то лишь потому, что ветер раздувает вырывающееся пламя вдоль бортов…
Синхронно, будто носы гончих псов, башни «Суворова» поворачивают вслед за целью.
– Затыкайте уши, Вячеслав Викторович… – Голос Данчича.
Шутит?.. Я недоверчиво оборачиваюсь. Не похоже – слова звучат на полном серьезе.
– Сейчас будет беглый огонь всем бортом, – абсолютно спокойно произносит окровавленный лейтенант.
Уважительно кошусь на него: морда в крови, в голове осколок, а ему – хоть бы хны… Тот, не дожидаясь ответа, подносит руки к голове.
В следующую секунду корабль сотрясает от множества выстрелов. Пара десятков орудий самых разных калибров рождает акустическую волну такой силы, что я ощущаю ее телом. Слуха больше нет, внутри меня наступает звенящая тишина. Будто фильм в кинотеатре, в котором механик по забывчивости забыл включить фонограмму. Или немое кино, но это изображение – в цвете…
Борт «Ицукусимы» окутывает серия взрывов. Попало далеко не все – несколько больших фонтанов взмывают перед кораблем. Оглядываюсь назад: «Александр» почти лег нам в кильватер, как раз сейчас из его орудий вылетают отблески пламени. Русские броненосцы, проходя мимо погибающего противника, по очереди посылают в его сторону град смертоносного, разящего железа… Дальше цель принимают «Орел» с «Ослябей», но это уже излишне – очередной порыв ветра сбивает дымовую завесу с быстро ложащегося набок корабля. Выстрелы смолкают – ощущаю это не слухом, а скорее интуитивно.
Наверное, я должен сейчас скакать от радости, крича и безумствуя от переполняющего счастья? Почему-то совсем нет… В груди неожиданно появляется щемящее чувство: в облаках пара перед собой я вижу не поверженного противника, а сотни человек, отчаянно борющихся за свои жизни. Вон они – маленькие, копошащиеся точки. Их, будто пыль, сдувает с палубы в море, накрывая все еще горящим, огромным корпусом…
Отряд Энквиста поворачивает «все вдруг», ложась в кильватер броненосцам. От него отделяются два крейсера – кажется, это «Светлана» с «Алмазом». Направляются к месту гибели противника. Колонна поворачивает вслед за «Суворовым», следуя вдогонку второму отряду – их уходящие дымки виднеются на горизонте. Убегающие враги теряются где-то вдали и, похоже, окончательно отогнаны. Путь открыт?..
Торопливо поворачиваюсь к Данчичу:
– Сколько времени?.. – Слух понемногу возвращается – во всяком случае, свой голос я уже различаю. Чугунный шар в голове вырос в размерах, боль немного притупилась.
Тот неспешно достает из нагрудного кармана часы – различаю на циферблате пять минут пятого…
Ноги неожиданно подкашиваются – колоссальное напряжение будто падает с плеч долой. Устало опираюсь плечом о переборку. Итак: счет два-ноль в нашу пользу. Разведчики отогнаны, два из них – на дне… До темноты остается три часа, и если… И если судьба даст нам еще пару часов, то…
Почти ровный строй кораблей, оставляя позади двоих собратьев, уверенно следует за своим лидером.
Протяжный звук горна разносится по кораблю – боевая тревога закончена. Тяжелая дверь носовой башни с грохотом откатывается, являя на свет чумазого Прохорова – вид у того довольный до невозможности. Углядев Данчича, он машет ему рукой:
– Видели? Как мы им… – Вглядевшись внимательней, добавляет через секунду, не меняя интонации: – Вам в лазарет бы, Борис Арсеньевич…
– Ерунда какая… – Лейтенант проводит по лицу рукавом. – Почти засохло…
– Бинокль мне верните… – грозным шепотом увещеваю я. – Аполлоний Михайлович не простит!..
Тот лишь отмахивается, вновь поднимая его к глазам.
Из просвета боевой рубки по одному появляются офицеры, оживленно переговариваясь. Долетает даже смех – похоже, всех окончательно отпустило… Не рановато?
– Интересно, господин Катаока остался в живых? Спасут, думаете?..
– У самураев подобное не принято, Евгений Владимирович… Говорят, существует такой обряд: сеппуку… – Голос говорящего становится тише.
Есть такой обычай, да. Харакири… И еще существует поговорка – нельзя делить шкуру неубитого медведя, господа штабные офицеры… Не рановато расслабились? Я скептически опираюсь руками на ограждение.
Топот ног по палубе. Бежит унтер, в руках бумага. Добежав до боевой рубки, вытягивается по швам. Несколько тихих слов – улыбки будто сдувает с лиц. Клапье де Колонг озабоченно, разворачивая по дороге подзорную трубу, торопливо взбегает на мостик. Мы с Данчичем немедленно вытягиваемся. Не обращая на нас никакого внимания, Колонг наводит оптику назад, в сторону горизонта. Некоторое время не отнимает ее, беззвучно шевеля губами. Оборачивается к подошедшему Филипповскому:
– Похоже, «Алмаз» не врет, Владимир Иванович… Сигнальщики верно разобрали? Множественные дымы?
– Я уточню… Необходимо доложить его превосходительству!..
– Вот вы и доложите…
Оба быстро спускаются, оставляя меня одного. Несмотря на присутствие Данчича – наедине с самим собой и невеселыми мыслями… Шестнадцать сорок пять…
Жизнь… Ты проделывала со мной много самых разнообразных гадостей: влюбляла, заставляя расставаться с любимыми и не очень… Успешно, хоть и не всегда, искушала изменами их и меня. Бросала в автомобильные аварии, засовывала в жестокие драки, а один раз – даже уложила в хирургическое отделение больницы с приступом аппендицита… Но в то же время кормила, поила, дала неплохую работу и уверенность в завтрашнем дне. Доведя до возраста Христа, за руку перетащила еще через год, и… Зачем? Что я делаю здесь, в прошлом? Среди лиц, давно забытых и затертых временными ступенями? В центре имен, чьи буквенные сочетания если и встречаются изредка в моем мире, то лишь на страницах учебников… Да и то – с обязательной пометкой даты смерти… Для чего все это?..
Не в силах сдвинуться с места, я смотрю на горизонт обреченным взглядом: будто демоны ада, один за другим… Из прошлого, с пожелтевших страниц новиковской «Цусимы» и черно-белых, затертых в старых альбомах фотографий… С северо-запада, выдерживая четкий кильватерный строй… Вторую Тихоокеанскую эскадру неотвратимо настигает ее судьба – броненосцы Страны восходящего солнца.
Впереди, ожидаемо, знаменитый «Микаса»… Или «Миказа», как принято называть его здесь, – широкую надстройку с мостиком можно рассмотреть уже невооруженным глазом. Именно на нем сейчас гордо стоит человек, чье имя даже спустя столетие принято произносить на моем языке с уважением… Но отнюдь не с восторгом. Строй флота Японии словно скопирован из прошлого, за своим флагманом следует цвет неприятельских сил: вторым идет трехтрубный «Сикисима», затем – палач «Бородина» «Фудзи»… Дальше дымит брат-близнец лидера «Асахи», вслед за ним – приземистый уродец, «Касуга»… Данчич еще не разобрал остальных и усиленно листает страницы с силуэтами… Но я мог бы легко помочь ему, продолжив за него список названий. К его, видимо, немалому изумлению и шоку: замыкает строй первой колонны крейсер «Ниссин». Следом движется второй отряд, скрываясь пока в дали. Но и тут я смог бы выручить лейтенанта – вероятнее всего, там отряд Камимуры, во главе с «Идзумо». В нем – шесть броненосных крейсеров первого класса… Вторая, легкая часть объединенного флота совсем недавно обрисовала свое присутствие – позади появились крейсерские отряды адмиралов Дева и Уриу. К ним же наверняка присоединились оставшиеся корабли Катаоки – все вместе они обходят нас с правой стороны. И еще… Я точно знаю, что за сигнал поднят сейчас на мачте их флагмана. То-то удивился бы лейтенант, скажи я вслух об этом… Знаменитое: «Судьба Империи зависит от этого сражения…» – реет сейчас над «Микасой»…
Мы же… За час, что прошел с обнаружения «Алмазом» главных сил неприятеля, первый отряд только-только догнал Небогатова: замыкающий колонну «Адмирал Нахимов» отчаянно дымит в двух кабельтовых перед носом «Суворова». «Светлана» с «Алмазом», прекратив спасать японцев, вскоре нагнали уходящую эскадру, встав в общий крейсерский строй с правой стороны. И… И тринадцати узлов нашей скорости больше нет!.. Злополучный «Нахимов» тормозит всю эскадру, просигналив о поломке машины… Наш ход составляет сейчас одиннадцать, и корабли японцев быстро, слишком быстро нагоняют… Уже опознан Данчичем и последний в отряде Того – «Ниссин»… Только что на мостике громко прозвучало имя Камимуры, несущего флаг на «Идзумо»… Вновь пробита боевая тревога, после которой русский флагман настороженно притих, словно в предчувствии чего-то страшного и неотвратимого…
Японский флот настигает жертву, быстро приближаясь. Главная вражеская линия почти параллельна, под небольшим углом к нашей. Все еще далеко позади, но с каждой минутой делая очертания единиц, из которых состоит, резче и четче… Похоже, Рожественский решил оставить первый отряд в хвосте? По крайней мере, пока – это точно… Чего он ждет? Повторения «Цусимы»? Теперь ведь и название предстоящего сражения, пожалуй, изменится… Пролив давно остался позади!..
«Восемьдесят кабельтовых!..» – вздрагиваю от выкрика. С этой дистанции, кажется, начался бой в Желтом море? Звонкий голос принадлежит молодому мичману, чьей фамилии не помню. Парень, вытянувшись, замер у входа в боевую рубку, получая сокращающуюся дистанцию из рук… Либо глаз… Дальномерщика. Сухие цифры расстояний не выражают ничего, кроме морской меры исчислений, но в каждой из них заключены десятки, а может, и сотни русских жизней!..